Екатерина Смирнова - Богиня песков
Раньше был круг из повозок, до него – вкопанные в землю копья, у повозок – стрелки и стража, а в середине – шатры. Еще раньше, как освоились, даже обоза с собой не возили – у всадников по две птицы, одна – под седло, вторая – вьючная, на ней все припасы. А тепе-ерь… Теперь людей стало много, у них – повозки, панта, семьи, котлы… Тьфу. Честно – пропали бы верные без Кайса с его умными советами.
Лагерь получился смешной – палатки стоят квадратом, еду готовят и раздают – в одном углу, нужду справляют – в другом, ямы большие выкопали, а ездовых птиц, корм для них и форра держат – в третьем, а палатка самой Сэиланн в середине, и по бокам воины живут. Воины стоят по четырем сторонам квадрата. Белый блестящий флаг реет на длинном шесте, и у всех отрядов свои длинные флажки, как шелковые змеи – белые, черные, синие. И стража сменяется чаще, люди успевают отдыхать.
Прямо как город с большой улицей, который носишь с собой в кармане. Город пришел и раскинулся здесь, на склоне, а неподалеку деревня и мельница. Смешно смотреть на верных, которые торгуются с крестьянами, пряча оружие.
Если ты простой обитатель лагеря – делай что хочешь, хоть голым в пыли валяйся. Но если ты воин, хоть женщина, хоть мужчина – тебе нельзя курить трубку, пить вино – до победы над очередным врагом – и жечь курительные плошки и палочки, а золото, добытое в бою, ты не оставляешь себе, а несешь в палатку совета.
Правда, бои сейчас бывают редко, и не так уж легко достается это прославленное золото. Торговля и спрос на лекарства, на работу усердных учениц приносят больше денег. Но когда-то и золото будет.
И учись, учись, бей копьем в пук сухой травы, гоняй птицу до одури, стреляй из лука. И не смей грабить в побежденных городах больше, чем разрешит Кейма.
И мирных людей не трогай без нужды, чтоб тебя!
Она не совсем понимала, как получилось, что все теперь хотят быть воинами, если не мастерами. Ведь воин – старший брат любого необученного верного. Младших братьев и сестер у него до десяти. Он и отвечает, как старший, и набирает себе помощников для мирных дел, когда не сражается… Разумный человек бежит от ответа за чужие дела – но кто здесь видел разумных людей?
Везде солдаты, их забирают в солдаты по повинности, а у нас – почетное ремесло, воины. Кайс, уроженец здешних мест, всем рассказывает про древних айдисских воинов. Он на этом помешался. Как будто у таких воинов другая честь и другое время. И отчего его только не брали в императорское войско? Отчего он звал себя ученым, а теперь зовет всадником?
Она посмотрела на ряды палаток и подумала, что неплохо бы сделать их одинаковыми, из хорошей ткани. И не так, чтобы у каждого своя, а много и одинаково хороших… И раздавать всем… А то шьют из чего попало, как попало, а потом собираются в поход кучу времени. Эммале не успеет наткать на всех волшебного полотна, разве что учениц по-новому обучит. И пожитков должно стать поменьше… Ну зачем ее верным столько всякого скарба? За-чем?..
Кейма еще жалеет, что не поставил частокол. Из чего здесь ставить этот клятый частокол? Рвов достаточно. Мановение руки – и ров. Мы на самой границе Айда, здесь растут корявые, жилистые деревья, трава, разные колючки и кусты. И все.
Ученицы жили в восточном углу лагеря, поставив палатки полукругом. Стены трепал горячий ветер. Сэи подошла поближе и, не утруждая себя розыском, громко закричала, приставив ладони ко рту:
– Эммале-е! Ииииииииии! Эммале!
Началась какая-то возня, потом одна из дальних палаток зашевелилась, и на свет вышла Эммале, растрепанная, толстая, злая. Наверное, спала. Что еще делать в такую жару.
– Ты почему спишь? – накинулась на нее Сэиланн. – Почему не причесалась? Еще бы ты птицу на убой несла под мышкой! Вы тут совсем как в деревне, а не на войне! И-и-и-и!
– Да что это такое! Богиня, а людям спать не дает! – Эммале отряхнулась и поправила покрывала. – Бойцы вон в твоей стороне, их и пугай! Что за пожар посреди дождя?!
– К нам едут, и-эй!.. К нам едут, а ты спишь!
– Кто едет? Зачем? У тебя опять такие широкие глаза? Что это такое?
– Иди сюда, расскажу. У-у-у… дай тебя обнять. Расскажу прямо сейчас…
– Сейчас! – встряхнулась Левая рука богини. – Эн! Эн, иди сюда!..
– Да, санн?
– Проведи сегодня подготовку для новеньких, я буду занята.
– Да, санн. – Девушка кивнула, выпрямила спину и твердым шагом двинулась к девочкам в новеньких белых покрывалах, сидевшим под навесом.
До того, как попасть к веселым странникам, Эн была приживалкой-анут у какой-то дочери в знатном семействе. На границе с Айдом общепринятые правила несколько размывались, как следы после дождя, и на детей обращали какое-то непомерно большое внимание, особенно если это был единственный ребенок.
Судя по рассказам Эн, к ним с подругой, таким маленьким, даже ходили учителя, хотя это могли быть и враки. Но она единственная могла написать свое имя без ошибок и никогда не ела руками.
Когда высокородная девочка переехала с родителями в Марисхе, Эн оказалась на улице. К веселым странникам ее привел за руку какой-то подвыпивший горожанин, которому сказали, что здесь принимают всех, кого попало.
– Серьезное дитя, – сказала сэи, глядя на ученицу. – Что ты из нее сделаешь?
– Съем! – пожала плечами Эммале. – Слышишь, Эн? Остановись. Я тебя съем!
– Да, санн. Так я пойду?
– Оххх…
Подруги направились в сторону общей кухни, провожаемые взглядами любопытных учениц. Для пущей несуразицы, а еще – чтобы порадовать учениц, Эммале действительно прихватила по дороге какую-то толстую форра, отбившуюся от стаи, и теперь тащила ее под мышкой, намереваясь вернуть в птичник.
– Ну что там? – поинтересовалась Эммале, почесывая птицу за хохолком. Птица довольно курлыкала, закатив глаза.
Сэиланн дотронулась до висков:
– Много узнать не удастся. Но сразу войско посылать не стали. Сегодня придет посольство, и они нас будут… Будут… Ну…
– Умолять? Просить? Предупреждать?
– Да погоди ты… – вздохнула богиня, ругаясь про себя за недостаток взрослых слов. – Сюда едет один глупый старик с отрядом и свитой. Он собирается уговорить нас разойтись по домам… – она хихикнула и подпрыгнула на месте. – Или отвезет его священному величеству наш ответ, после чего нас будут… убивать. К нам придет тысяча воинов, чтобы нас победить и взять в плен-н-н! Но, смею надеяться, не прилетят эти… бурдюки.
– Что-о? К нам придут не десять тысяч воинов, а одна?
– Оххх! Эммале, что ты несешь! Кто бы ни пришел, нас мало! Хоть пришли они сюда десять тысяч бурдюков!
Некоторое время обе дружно хихикали. Опасности опасностями, а все равно смешно. Придет какой-то старик… Толстый старик… Со свитой… И только потом – войско…
Сэиланн прослезилась и чихнула.
– Да. Слушай, Эммале… Все идет, как и должно. Наше хорошее поведение не изменит ничего. Устрой-ка ему встречу. Пусть ему будет весело.
В полдень, вытирая лысину под шапкой платком, посланник во главе своего отряда, состоявшего из двух десятков солдат и семи гвардейцев, подъехал к лагерю по пыльной дороге. Его не встретило ни души, и стража на посту ударила в землю копьями. Он обратился к ним, потому что больше было не к кому, и заявил:
– Я пришел говорить с Сэиланн!
Стража молчала.
Посланник выпрямился в седле и повторил;
– Я пришел говорить с Сэиланн! Эй, вы, недостойные! Если у вас есть глава, отрядите кого-нибудь сообщить ему и передать Сэиланн, что прибыл посланец от Его священного Величества!
Стражники молчали и не двигались с места. Наконец один из них отвел копье в сторону, сплюнул в пыль жвачку из смолы и проворчал;
– А ты кто такой, чтобы с ней говорить?
Отряд медленно проследовал по широкому проходу – шириной в несколько длинных копий.
Хамство деревенщины несколько ошарашило старого упрямца, но он решил, что ниже его достоинства хоть как-нибудь отвечать.
У палаток сидели люди, занятые обычными повседневными делами; кто чистил упряжь для птиц или точил нож, кто зашивал одежду… Площадка для занятий с новобранцами была почти пуста, если не считать нескольких жилистых и тощих бойцов, обливавшихся потом и выполнявших какие-то невыносимо медленные движения. Посланника поразило количество чумазых детей, бегавших вокруг воинских палаток – неужели их матери живут вперемешку с воинами? Или сами – воины? А как же дисциплина? – и странного вида людей, водящих хороводы или кружащихся просто так, подставив лицо солнцу. Лохмотья их развевались, и некоторые бродили по вытоптанному кругу, повторяя непонятные слова. Солнце стояло в зените. Люди не выказывали ни малейшего желания бросить это бесполезное дело, забиться под навесы или прикрыть свои дурные головы.
Приблизившись к главному шатру, посланцы остановились. Их окружила плотная толпа любопытных – кто-то уже пытался содрать блестящую пряжку с рукава солдата, а кто-то – потянуть за копье, потрогать стремя посланника или чего-нибудь вытребовать в подарок. Вокруг прыгали и бесились отвратительные и буйные дети, протягивая к страже ладошки и распевая «медяков, медяков»! Шум нарастал, подобно шуму водопада, и даже птицы начали беспокойно подпрыгивать, рискуя сбросить всадников.
