Екатерина Смирнова - Богиня песков
Екатерина Смирнова - Богиня песков краткое содержание
Богиня песков
Екатерина Смирнова
© Екатерина Смирнова, 2015
© Марина Васильевна Сигунова, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
«Первый след на земле – отпечаток – не лапы или стопы,
а колеса, стальной гусеницы, выпавшей шестерни.
У деревьев были не стволы, а каменные столпы.
Посреди земли торчал рычаг – а ну, поверни.
Жизнь была металлической, механической, а потом
стала белковой, мыслящей, нам стареть-не ржаветь.
Жизнь покрыла землю черепками – культурным пластом,
и опять в ход пошли камень, железо, медь.
Первый взгляд на Землю не свыше, а из глубин —
жерла, скважины, шахты, кратера. Мы сохраним
эффект красного глаза. Тем более, глаз – один,
А эффект красного глаза – неустраним».
Борис Херсонский1
Сегодня я расскажу вам все, как было – старуха обвела взглядом подвал.
– Как было, так было! – подхватили все семеро внуков. – Бабушка, бабушка, расскажи, что ты сегодня видела во сне!
– Я видела во сне то, что несколько лет назад случилось в столице – сказала бабушка, и все притихли. – Давайте я вам покажу. Только будет страшновато.
Начиналось время вечерних сказок.
Это всегда было так интересно, что никто и не думал капризничать или просить чего-нибудь еще. Даже в самые голодные времена всех спасали бабушкины живые картины. Посмотришь – и отдыхаешь. И есть, бывает, не хочется… И прятаться было легче, и жизнь в подвале потом походила на увлекательную игру.
А чего бабушка только не видела когда-то! Все можно было показать внукам. Когда начинались живые картины, перед внуками пробегали пустынные птицы, сверкали крыши высоких домов, вставали неизвестные города… А теперь им покажут самую настоящую столицу!
Все немедленно уселись, дружно выдохнули и закрыли глаза – глядеть, как из ничего, одевая стены волшебным ковром, возникает живая картина; и бабушка начала плести новую историю.
Семья зачарованно смотрела, как некий старый ученый, бородатый, синеглазый, ходит, прихрамывая, и читает наизусть волшебные слова в подвале своей башни. Сверху была чаша со шпилем, а стены чаши были покрыты рисунками, изображавшими богов и героев, черным и синим, синим по черному и белым по синему, тонкими линиями.
– Ему нужны ученики – сказала бабушка. – Вот он и взял себе учеников. Помладше, поумнее…
Время шло, и ученый стал воспитывать троих из четверых детей, живших при нем, и троих из них он учил обращению с молниями. А четвертому передал силу, которая эти молнии воскрешала.
– А это как, бабушка? Что это такое?
– Я вам потом объясню. Вам бы с нашим камнем поговорить, когда подрастете.
Все в этой башне было загадочным и таинственным – и медные сосуды, и катушки медной проволоки, и стальные сферы с пустотой внутри, и тот-камни!
– И еще там был такой таинственный запах – добавляла бабушка вслух. – И у нас могла бы быть такая башня, если бы мы ее достроили!.. Вы смотрите, смотрите, я уже старая, забыла, чем дело кончается.
Смотрите, смотрите – подталкивали друг друга дети. – Молнии!
Особенно им понравилась металлическая рука, которая терла длинный-предлинный черный каменный стержень. От этого происходили искры, и им казалось, что волосы на головах учеников вставали дыбом.
В башне много было всяких чудес, и дети пожалели, что у них нет такой школы, как у воспитанников загадочного старика. Но школы есть только в больших городах, что поделать… И время сейчас неспокойное.
А Его священное величество, правитель и великий человек, узнав об опытах старика с молниями и железными сферами, отдал приказ:
– … Он не ведает, что творит. Спасите его от самого себя.
Увидев в живой картине самого императора, дети зажали рты ладонями – вдруг услышит, хотя, конечно же, живая картина не могла ничего услышать. Они уже видели его, и видение было ужасно – один человек командует, а многие исполняют. Многие верные исполняли его веления точно и в срок, как будто было у императора шестьдесят рук.
Отряд из четырех-пяти человек – кто на птицах, кто пешком, чтобы старик не ускользнул – высадился под чашей башни, и солдаты подошли к подножию, не стучась в ворота.
Дальше сказка пошла вразнос, и кое-кто прикусил губу, а кто и отбежал в дальний угол, чтобы бабушка не увидела, как он плачет.
Старик с детьми встречал их на пороге и был убит выстрелом в сердце. Маленькие молнии из коротких ружей в руках стражи не дремали.
– Вы должны нас убить – сказал младший из детей. – Но вы нас не убьете. Нас нельзя убить надолго.
Их повели в подвал из черного камня, где стоял алтарь старика, и видно было, что там дети начали бегать и прятаться, но один, тот, кого учили отдельно, спокойно стоял и ждал смерти. Он тоже был убит. Как и прочие. Кто был в башне, тот и погиб.
Император вздохнул спокойно, хотя не раз беседовал со стариком и когда-то играл с ним в игры-на-жизнь.
Этому подданному, как и любому другому, разрешалось только содержать в порядке изобретенную им установку, но не учить этому кого попало, особенно детей говорил он – ведь они могли оказаться способными. Одно дело – работа, наука, а другое дело, видите ли – старое ремесло.
Сейчас нельзя совершенствоваться в старом ремесле. Им и заниматься-то не стоит. Старое ремесло – незаконное ремесло.
Все смотрели, затаив дыхание, как император хмурился и отдавал еще какие-то приказания, но тут бабушка перестала держать нить, и живые картины исчезли.
Внуки и дочь какое-то время еще посидели, отдыхая.
Потом младший глубоко вздохнул и заплакал. Мать бросилась утешать его, но бабушка сказала:
– Пусть поплачет. Пусть. Это был мой брат.
Тут уже все бросились утешать бабушку, но проку от этого было немного.
2
Город жил.
Город был столицей, и жители его были похожи на людей и зверей, изображенных на гобелене: переплетение нитей создавало их лица, цвета, росчерки взглядов. Собраны из тысячи пересечений, пели свет, тень и блики на монетах, из разноцветных нитей выплетались стены домов, окна, занавеси, длинные драпировки, полы одежды, а дальше можно было вообразить руки, глаза, губы, слова, дела…
Они так и жили – ведь хитрые люди когда-то расставили ткацкий стан, натянули основу, заложили размер, а сами стояли у станка да покрикивали на ткача – тките не так хорошо! Это не стыкуется с тем, что делал предыдущий мастер!
Мастера сменялись часто: их казнили одного за другим.
Но основа жила, она была скручена из огненных ниток, и раз за разом основа прожигала дерево и сталь, плавила тонкое серебро и золото, раскачивала станок так, что тот был готов опрокинуться:
Как тяжело пришлось бедным мастерам! Они ткали, не поднимая головы, надеясь только на то, что стоит окончить работу – и будет свобода.
Однажды в сокрытой стране, где ткачи работали над небывалым, случился мятеж, и погибли все принуждающие.
Работа была сделана, и мастер, не кланяясь, вставал из-за станка: но тут же понимал, что невидимых рук, заставляющих его трудиться, уже нет, а работа все еще нехороша. Не может быть хорошо сделанное из-под палки.
И он вздыхал – и снова брался за дело, жалея бедный гобелен, распуская, срезая и навивая нити заново, и тогда к нему слетались души всех мастеров, загубленных за этой работой. Вот это лицо – нехорошо… А вот то – грубо сделано… А это – чересчур тонко и радостно светится, как песня кииби, нет ли ему какого окружения, чтобы не было человеку так одиноко?
Почти невозможно переделывать отдельные части гобелена, не срезая целого: но в сокрытой стране могут и не такое.
А город разрастался, и вот уже появилась на свет целая страна, со своими племенами, народами, лесами и пустынями, ветром и морем. Стран стало несколько – зеленая и желтая, серая и красная… А там, где огненные нити основы отрывались от стана и прожигали дыру – пробивалось колдовство. И колдовство это было неистовым и восторженным, как души породивших его настоящих людей.
Многие не верили, что мастера могут удержать гобелен, и давали им новые имена и прозвания, и каждому – новое тело. Ведь так тяжело в сокрытой стране быть мастером, всю жизнь делающим одно и то же. В сокрытой стране есть мастера, владеющие многими ремеслами: но мастера гобеленов – одержимые. Они ткут и ткут, добавляя все новые цвета и слоги, части речи и потоки, бархатные шнуры и песчаные струи – и никто уже не скажет, что картина хуже настоящего города.
Они верят: если картина оживет, появится тот, у кого есть ключи от сокрытой страны.
Сначала линии схематичны – говорит тот, кто все видит. Потом они дополняются деталями, характерами, жизнью и смертью.
