Евгений Орел - Баклан Свекольный
«А с другой стороны, он прав, – дальше размышляет Ольга, – к ней лучше не ходить. Тогда слава пойдёт по всему институту… Нет-нет, стоп! Она уже пошла! Надо всё выяснить. Спросить у тех, кто там был. Что я теряю, в конце концов?»
Ерышев тоже сидит молча, не зная, что говорить.
«Нет, тут не всё так просто, – захватывает Ольгу новый виток рассуждений, – может, не надо вообще никому ничего доказывать. Тупо сделать вид, что меня это не колышет. А можно ли так? Ну с Бакланом тоже не понятно, как он пошёл на такую низость. Может, я плохо его знаю? Но уж Федька-то понимает, что всё не так, как он там наговорил. Да и он ли это? А что уж остальные… Вон даже Ерышев, и тот во мне сомневается. Это он, тот самый Ерышев… Толик, блин… то в ногах валялся – люблю, говорит. А видишь как… Нет, надо убедить сначала его, что всё это клевета и бредни».
– Слушай, Толик, – спокойным тоном начинает она, – а ты в самом деле не веришь тому, что наговорил Баклан?
– Нет, что ты, – Ерышев непреклонен, – конечно, не верю!
– Спасибо, – на усталом выдохе произносит Ольга, – а то я уж подумала…
– Нет-нет, во мне можешь не сомневаться.
– Понимаешь, Толь, я не знаю, что им так дался мой, как ты говоришь, «прикид». Только мне же не обязательно ходить на работу серой мышкой, верно? Ты вот на Ленку посмотри, эту… Овчаренко. Тоже ж не в обносках ходит.
– Ну так что ты сравниваешь? У неё папа там чуть ли не министр и мама в кино снимается.
– Так а нам с Димой тоже родители помогают.
– Как – родители? – от услышанного глаза Ерышева лезут из орбит. – Погоди, Оль, я что-то не понял. Какие родители? У Димы ж нет ни отца, ни матери.
– Так мои-то живы, слава богу. Папа крутится в большом бизнесе. Не то чтобы в сильно большом, но при бабках он, – Ольга и сама толком не знает, чем занимается отец.
– А мама? – в силу особого интереса к Ольге Ерышеву хочется знать как можно больше о ней и об её окружении.
– Мама тоже пристроена. В эс-пэ [31] каком-то, с американцами. Эти ребята башляют не хило. Опасно, конечно: рэкет-шмекет, бандюки, да и накладно: менты, всякие там инспекции, проверяющие, и каждому ж, зараза, дай на лапу.
Ольга умалчивает о том, что первое время помощь поступала ещё из одного источника. Потом прекратилась. Организаторы боёв без правил пошли на беспрецедентный шаг, прям-таки акт гуманизма: платили Дмитрию что-то вроде неофициальной пенсии. Суммы небольшие, но их хватало на лекарства, сиделок. Только у Димы положение такое, что, наверное, и денег никаких не хватит.
– Погоди, Оль, – всё расспрашивает Ерышев, – я не понял, на американцев тоже наезжают?
– А ты думал! Бандюки сейчас не те, что при Перестройке. Теперь это не бритоголовые пацаны с битами, а дяденьки в костюмчиках и при галстуках. И они не просто так вышибают бабло, а через банки отслеживают, что куда идёт. И если что незаконное, они тут как тут. Раньше, чем прокуратура, милиция, СБУ. Говорят – гоните бабло, или ментам сдадим. А с ментами они в одной колоде, с ними делятся, а те их покрывают, как родных. Ты чё, Толя, не знал этого?
– Так погоди, а разве штатовские что-то делают противозаконное?
– Да не то чтобы очень, больше по мелочам. И не только штатовские, между прочим! – выразительно, смотрит на Ерышева. – Но, чтоб ты знал, и европейцы тоже. Ты вон там с ними проекты крутишь, а видно не в курсе.
– Так а что? Я чё-то не понял, – смущённо перебивает Ерышев.
– Да они едут сюда и думают, что тут можно делать всё, что хочешь, и за это ничего не будет. Ха! Один так прямо и сказал: здесь можно, говорит, делать всё, главное – знать, кому и сколько дать на лапу.
– Ну, я прямо не знаю…
– Ой, наивный ты какой! А ещё доктором наук зовёшься, – смеётся Ольга.
– О, и ты туда же, – обижается Ерышев, – только и слышу вокруг: «молодой доктор», а чуть лажа, так сразу: «а ещё доктором называешься».
– Да не сердись, Толь, – утешает Выдрина, – я шучу. Ну вот, смотри, они заключают соглашение об аренде офиса, но не оформляют, как надо. А бандюки – тут как тут.
Ольга будто опомнилась:
– Ой… аренда… что это я… уже без четверти! Ну и заболталась я с тобой! И договор… Ладно, тут немножко, завтра сделаю.
– Да, в самом деле, я тоже пойду. Только ты, Оль, вот что, не надо с Бакланом говорить. Делай вид, будто ничего не знаешь. Так тебе же лучше.
– Хорошо, посмотрим. Спасибо, что рассказал.
– Может, пошли вместе?
– Не-е, извини Толя, нам не по пути, – широко улыбается Ольга.
– Понятно.
Ерышев уходит, немного расстроенный отказом, но довольный тем, что так всё удачно вышло с Бакланом.
Торопливо переобуваясь из туфелек в сапожки, Ольга прокручивает в голове предстоящий разговор с Фёдором. Ненароком задетый графин пикирует на пол и разлетается вдребезги. Хорошо, хоть пустой. Заморачиваться недосуг. Стекляшки утром приберёт тётя Лида, уборщица.
– Вот сука, Баклан! Ну, я ему…
Ольга не уточняет, что именно она ему. Осколки графина получают пинок носком итальянской обуви пристойного качества.
Трудно отделаться от неожиданного открытия: любовь, дикая и необузданная, совсем недавно выросшая из ненависти, вновь превращается в такую же дикую и необузданную ненависть. И не жалко тех денег, неполученных из-за клеветы, хоть они тоже не лишни. Главное – Бакланов её опозорил на весь институт, да и вообще оказался сволочью.
Для Ольги осталось непонятным, почему Ерышев отговаривал её от разговора с Бакланом. И почему так странно отреагировал, узнав, что ей помогают родители, и что она вовсе не уличная девка. Да и в чём логика – не ходи, не выясняй, ты ничего этим не изменишь, только народ насмешишь.
Но сейчас её волнует не Ерышев, а Бакланов. И пока не перевалило за шесть, в душе тлеет робкая надежда, что Фёдора можно застать в отделе, куда она и направляется.
* * *...Вторник, 5 октября 1993 г.
Время – 17:50.
Похоже, отдел объявил Бакланову бойкот. За два дня с ним никто и двух слов не связал. Его будто не замечают. Спрашивать, что случилось, Фёдору не пристало. Он считает, что если человек за что-то на него обижен, пускай прямо об этом скажет.
Обет забвения под занавес дня нарушает Виктор Васильевич, оценивающим взглядом пронзая объект провокации:
– Так ты, Бакланов, значит, дорос аж до четвёртого класса?
«Вот оно что! – наконец-то Фёдору понятна причина «игнора». – Значит, дело не в потасовке с этим сопляком, а в «квантильонах», как говорит этот придурочный Шаповал».
В комнате оживление. Федя мог бы и смолчать, если бы не Валькина унизительная ремарка:
– Да он и остался на уровне четвёртого класса!
Это чересчур. Будто очнувшись от наваждения, Фёдор медленно переводит взгляд на смешливую Валю Зиновчук:
– Я-то, может, и остался, как ты говоришь, в четвёртом классе, да вот многие и до меня не доросли.
Его слова вызывают гул неодобрения. Ироничные ухмылки сменяются чередой негодующих комментариев:
– Тоже ещё! Корчит из себя!
– Ишь, возомнил!
– Гнать таких надо!
Портфель и спортивная сумка наготове, Фёдор одевается и выходит. Напоследок – «Да идите вы все!». Дверь захлопнута, и покуда в кабинет слышен угасающий цокот набоек, вслед Бакланову несётся:
– Хамло такое!
– Бездарь бездарью, а мнит из себя…
– Нахалюга!
– Недоучка! – это визгливый голос Валентины с понятным намёком, что аспирантуру окончил, а диссертацию не защитил.
Федор отдаляется достаточно, чтобы не слышать, как его «полощут» коллеги, которых он тихо ненавидит. Впрочем, не так уж и тихо, особенно в последнее время.
Сейчас ему на тренировку, а в девять надо быть дома: хозяйка приведёт нового квартиранта.
Ещё не утихло коллективное «осуждение строптивого», как в кабинет врывается Ольга:
– А где Бакланов?
В ответ тишина с не совсем понятным для Ольги смыслом.
Глава 18. Фёдор Холмс и Кирилл Ватсон
Вторник, 5 октября 1993 г.
Время – 21:00.
Едва Федя пересекает порог квартиры, раздаётся звонок. Входит Алла Петровна с обещанным квартирантом. Щуплый, долговязый и немного сутулый, в очках, бухгалтер по профессии, поэт по призванию.
– Вот тебе, Федя, компания. Это Кирилл, – рекомендует Алла Петровна.
– Нефёдов, – новый знакомый робко протягивает худую жилистую руку.
– Давно с Востока, доктор Ватсон? – не разжимая рукопожатия и буравя юношу пристальным взглядом, Фёдор имитирует сдавленный хрип Шерлока Холмса в исполнении Ливанова. [32]
Кирилл схватывает идею на лету:
– Недавно, мистер Холмс, – придавая себе стройную осанку военврача, притворно удивляется:
– Но как вы узнали, что я с Востока?
– Элементарно, Ватсон, – ведёт Федя в том же ключе и сразу выходит из образа, – по луганскому акценту.
Глаза Кирилла обретают недоверчивый прищур:
– А разве у нас там особый акцент? – и тут же, совсем серьёзно, – кстати, на самом деле, как вы узнали, что я из Луганска?
