Владислав Кетат - Дети иллюзий
– Боюсь, с Пикассо, Модильяни и прочими здесь напряжёнка.
– Я заметил.
– Предлагаю выпить за именинницу! – слышится справа красивый, что называется, бархатный, голос. – Прошу всех наполнить.
Не успеваю я и глазом моргнуть, а в мою рюмку уже льётся, направляемая уверенной рукой соседа слева, янтарного цвета жидкость. А рюмка немаленькая.
– Всё-всё-всё… – пытаюсь остановить его я.
– Всё не влезет, – басит тот.
– Не наливай так много мальчику, Тёмсик, – просит его через стол Настина бабушка, – а то я тебя знаю.
– Всё под контролем, бабушка, – отзывается Тёмсик – здоровенный мужик лет тридцати пяти с «сябровскими» усами, – Тёмсик меру знает.
– Здоровье изменницы, ура! – грохочет он, поднимая свою рюмку.
Над столом прокатывается дружное «Ура!»
«Солдафоны», – следующее после осознания того, что я выпил «рябины на коньяке», приходит ко мне в голову.
Вторую мы пьём за Настиных родителей. Из них на празднике присутствует только отец, высокий худой мужчина с серьёзным волевым лицом. Он сидит практически напротив нас с Настей, рядом с бабушкой. Из того, что другой женщины подходящего возраста возле него нет, а обручальное кольцо он носит на левой руке, я заключаю, что Настины родители находятся в разводе. Не меняя выражения лица, отец моей спутницы опрокидывает в себя рюмку, потом также без выражения ставит её на стол.
«Каменное лицо, – думаю я, – наш человек».
Вторая, как ей и положено, пьётся легко. Спустя полминуты мне становится гораздо спокойнее. Скованность постепенно проходит, по телу расползается тепло и благость.
– Закусывать не забываем, – наставительно шепчет Настя, подкладывая мне в тарелку салат «Мимоза».
Поблагодарив её, закусываю. Салат тоже отменный, даже не знаю, с чем сравнить.
– Это Настёна утром готовила, – читает мои мысли бабушка, – она у нас мастерица.
Поворачиваюсь к имениннице с целью выяснить, так ли это, но та встречает мой вопросительный взгляд сведёнными к переносице глазами, вызывая у меня приступ беззвучного смеха.
– Это недобросовестная реклама, – поясняет она, – я не умею готовить.
Тёмсик снова наливает мне до краёв. Теперь я не против – хмель окончательно успокоил нервы и притупил бдительность.
– Ну что, с вас тост, молодой человек, – обращается ко мне через стол подводник, – дерзайте!
– За прекрасных дам! – говорю я, вставая.
Под одобрительное мычание поднимаются остальные.
– Не подкачали, – хвалебно кивает мне подводник, – не подкачали…
Звенят бокалы. Я замечаю, что, чокаясь, Настин отец избегает встречаться со мной взглядом. В каком-нибудь другом случае меня бы это, наверное, обеспокоило, но сейчас я даже рад. Отвесив поклон сначала в сторону бабушки, а затем Насти, выпиваю залпом.
«Это даже лучше, что меня не воспринимают тут серьёзно, – думаю я про себя, – теперь главное – не напиться».
– Валерий, расскажите нам о себе, – просит меня бабушка после того, как я закусил и расслаблено откинулся на спинку дивана.
Рассказываю. Сначала про себя, потом про родителей, потом про их родителей и так вплоть до моего прапрадеда, участника Русско-японской войны – самого дальнего моего предка, о котором я имею какие-то сведения. Я понимаю, что для женщины возраста Настиной бабушки рассказ о чьей-то семье – это самое интересное, что она может от кого-то услышать, поэтому моё повествование получается подробным, может быть, даже слишком. Я ещё недостаточно пьян, моя речь, как мне кажется, складна, предложения закончены, слов-паразитов практически не наблюдается. Меня никто не перебивает, лишь иногда бабушка и подводник задают наводящие вопросы. Остальные, в том числе и Настя, молчат.
– Ну, спасибо молодому человеку за столь детальный рассказ, – тяжёлым низким голосом заключает Настин отец, когда я иссякаю, – а теперь давайте вспомним, по какому поводу мне здесь сегодня собрались.
Моя рюмка вновь полна. Тёмсик смотрит на меня выжидающе. Отворачиваюсь от него и встречаюсь глазами с Настей.
– Твоё здоровье, Настя, – говорю я, как мне кажется, с наивозможнейшей искренностью в голосе, – всего тебе хорошего… здоровья, денег, любви…
Чуть покрасневшая именинница чокается со мной высоким фужером с шампанским.
– Горько, бля, – слышу я сзади издевательский голосок Тёмсика.
«А почему бы и нет», – думаю я, слегка наклоняюсь к Насте и под звон бокалов целую её в щеку. Кровь приливает к моему лицу; кажется, я даже слышу звон в ушах.
– Ну, ты и нахал, – восхищённо шепчет Настя мне на ухо.
Её слова вгоняют меня в краску ещё больше. Чтобы никто не заметил моего смущения, устремляю взор в свою тарелку, на которой, откуда ни возьмись, появилось горячее – огромная отбивная, в окружении замаскированной зеленью рассыпчатой парящей картошки.
«Это, наверное, повкуснее «Мимозы» будет», – думаю я, начиная все это великолепие энергично уплетать.
– Ну-ка посмотри мне в глаза, – говорит Настя мне чуть погодя.
Смотрю, предварительно сведя глаза к переносице.
– Так, по-моему, тебе уже харэ, – заключает она после тщательного изучения моих зрачков.
– Я в порядке, – отвечаю я, возвращая глаза в нормальное положение.
– Ну да, я вижу, – кивает Настя, – у меня лучшая подруга анестезиолог, она меня научила по глазам определять дозу.
– Валера, вы не рассказали нам самого главного, – неожиданно произносит бабушка, – как вы познакомились с Настёной?
Вопрос ставит меня в тупик. Рассказать ей правду? Про ларёк, пирожки и платёжку? Или соврать… вопросительно смотрю на именинницу, но та уже, похоже, все придумала.
– Я покажу Валере свою комнату, – говорит она, поднимаясь, – мы ненадолго.
Встаю и пробираюсь вслед за Настей к выходу, чувствуя спиной взгляды гостей.
Настина комната огромна. Кажется, она больше, чем вся моя квартира, включая балкон и общую прихожую. Я серьёзно. Настолько огромна, что в ней спокойно помещаются: книжный шкаф, пианино, диван, двухтумбовый письменный стол, платяной шкаф, антикварная этажерка, и ещё остаётся достаточно пространства по центру для ковра. Но самое интересное находится у окна: мольберт, такой, как его принято представлять – деревянный, массивный, и слегка заляпанный краской. На мольберте – натянутый на раму холст, с которого на меня смотрит девушка с короткой стрижкой и озорными глазами. Рядом, в изящном старинном кресле, положив ногу на ногу, сидит оригинал: правая рука ласкает подлокотник, левая поигрывает длинной ниткой жемчужных бус, которые очень идут к чёрному бархатному платью с прямоугольным вырезом, достаточно короткому для того, чтобы мне были видны коленки и часть бедра.
Я открываю рот, чтобы спросить, кто автор, но Настя не даёт мне этого сделать.
– Ну, Цицерон, ты рассказал о себе всё, кроме своего знака Зодиака и размера противогаза.
– Размер противогаза – три, – бодро отвечаю я, – а по гороскопу я – ёж.
Настя издаёт сдержанный смешок.
– Значит ты у нас волжанин из купцов-староверов, – то ли спрашивает, то ли утверждает она.
– Есть немного. А что в этом такого?
– Разумеется, ничего. А по отцовской линии у тебя крестьяне-тверичи.
– Ты же всё слышала, зачем спрашиваешь?
– Жаль, дворян нигде не завалялось. Сейчас это модно.
Её тон меня задевает.
– Тебе что-то не понравилось? – довольно резко спрашиваю я. – Я что-то не так сказал?
– Успокойся, – смеётся Настя, – всё в порядке. Главное, бабушка в восторге. Её основной претензией к моим молодым людям всегда было то, что те не могли связать и двух слов.
– Встречалась с футболистами?
Короткий смешок и непонятный пас свободной рукой говорит о том, что моё предложение недалеко от истины. А может, и нет.
Выдерживаю паузу:
– Можешь внятно объяснить, зачем ты это сделала?
– А, сама не знаю. – Настя качает туфлей, которая вот-вот свалится с ноги. – Просто захотелось чего-то эдакого выкинуть в день рождения.
– И выкинула.
Настя удовлетворённо кивает, роняя на лоб тёмную чёлку.
– Знаешь, я очень рад, что понравился твоей бабушке, что оправдал надежды подводника, что выпил с Тёмсиком, а теперь мне пора, – говорю я, вставая с дивана, на краешке которого сидел.
– Не горячись, – останавливает она меня, – пожалуйста, останься.
Нехотя приземляюсь обратно.
– Есть и ещё одна причина…
– Какая, интересно? Поспорила с анестезиологиней на банку эфира, что сможешь притащить на день рожденья первого встречного?
– Просто ты мне понравился, – продолжает Настя, опустив глаза, – ещё когда пирожки покупал…
Не зная, как поступить, встаю с дивана и подхожу к ней. Настя сидит, потупив взор. С бусами она больше не играет, её руки теперь сложены под грудью. Подойдя ближе, различаю в вырезе её платья соблазнительную ложбинку. Настя поднимает на меня глаза, и я вижу в каждом из них по тёмно-карему чертёнку.
