Алиса Ренар - Изольда
– Господи, Лизка, что же ты наделала! У него сердечный приступ! – с ненавистью взглянув на Изольду, Ленка схватила мобильник и, на одном дыхании набрав нужный номер, прижала трубку к уху. – Ну же, возьми трубку, дяденька доктор, будь дома, ну же!.. А ты чего стоишь? «Скорую» вызывай, живо! Ты меня поняла? Господи, какие же мы дуры, что натворили!..
Зинаида стрелой пролетела через двор, не замечая ни луж под ногами, ни грязных следов шин на асфальте, и, ворвавшись в больничный холл, в растерянности остановилась. Здесь так много народу, и все суетятся, куда-то бегут, переговариваются, плачут, кого-то ищут и теряют. Как же она найдет его в этом муравейнике? Может быть, она пришла слишком поздно?.. Нет, только не это!
Тонкий коричневый кардиган неряшливо сполз с плеча женщины, а ее объемная сумка расстегнулась, бесстыдно обнажив внутренности – книжки, блокноты, рулон чертежей, линейки и карандаши… Но она так бежала, и ей некогда было останавливаться и наводить марафет, к тому же, если ей самой безразличен беспорядок в своем внешнем виде, то кому до этого может быть дело? Зинаида вообще ни о чем не в состоянии была думать, кроме одного – где-то здесь, в палате кардиологического центра, этажом или двумя выше, лежит человек, который дорог ей, важен, необходим и которого она так сильно любит! Всю дорогу до больницы она твердила как заводная: пусть он будет жив, пусть он не умирает, он должен жить!
– Лена, где он? – Заметив выходящую из коридора Зарецкую, женщина не справилась с волнением и слишком громко прокричала свой вопрос, так, что стоящие в холле люди оглянулись на нее. Но какая ей разница, как на нее смотрят? Лишь бы Лена проводила ее к Нурлану! – Как он? Пришел в себя? Где Иза, она с ним?..
– Нурлан в реанимации, поднимайтесь по лестнице и налево, сразу увидите… Изольда сидит у палаты, ждет, когда ее пустят. Она вам звонила, да? – Лена устало взглянула на мать своей подруги и вздохнула. – Идите, она будет вам рада… Подождите, Зинаида Ивановна! Вот, возьмите, я туда больше не пойду, а вы – наденьте.
– Лена, постой! – Ситникова подняла на Лену несчастные глаза, полные слез, и, бережно приняв из рук девушки белый халат, прижала его к груди. – Скажи мне, ради бога, как это случилось? Вы ведь были втроем? Что… что Изольда сделала, что она ему сказала?! Ответь мне, пожалуйста, Леночка!..
– Изольда сказала, что она его дочь. – Мрачно усмехнувшись, Лена резко повернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Прочь из этого больничного царства, на улицу, там свежий воздух, холодно и можно не думать о носилках, на которых унесли Нурлана, о его лице, белом, как простыня, укрывающая его, и о его руках, из которых тянутся длинные стебли капельниц!.. Прочь отсюда. От Изольды, в голос рыдающей у реанимационной палаты, и от ее матери с шальными глазами. Пусть объясняются друг с другом, а Лена больше в их играх не участвует, хватит!
…Наверное, они просидели так целый час – не отрывая глаз от белой двери с матовым, непрозрачным стеклом и взявшись за руки, как потерявшиеся дети. Зинаида нежно гладила дочку по стриженому затылку, а та, прижавшись щекой к материнскому плечу, нервно вздрагивала от сотрясающих ее рыданий и то и дело смахивала слезы с лица, но они все лились, и девушка ничего не могла с ними поделать.
– А потом мы пошли играть в дартс, разговорились… Мама, я ему нравилась как женщина, я это видела! Наверное, он смотрел на меня и вспоминал тебя, мы же похожи, ты была такая красивая, а Нурлан… Мам, я не знаю, что на меня нашло, мне хотелось сделать ему больно, чтобы он безумно страдал, вспоминая меня… Но я не хотела, чтобы получилось вот так! Мам, ты веришь мне?.. Он не умрет, скажи, мам, ведь он же не умрет!
– Тихо, тихо, тихо… Все будет хорошо, не плачь…
Врачи не пустили Изольду в палату к Нурлану, и она сперва металась по коридору, как раненая тигрица, потом уселась на скамью и сжалась в комок, силясь унять свою тревогу, и даже попыталась поговорить с Леной, однако разговор угас сам собой. Обе не знали, как говорить о том, что случилось в коттедже Зарецких, потому предпочли не затрагивать этот сложный момент, но так как других тем для беседы не нашлось, подруги сдержанно попрощались и расстались. Лена отправилась домой, а Изольда, сгорбившись и обняв сумку, приготовилась к долгому ожиданию…
Ну а потом она позвонила матери. Та очень быстро примчалась на ее зов, и вот теперь ласково обнимает свою бестолковую и несчастную дочь, шепча ей на ухо какие-то бессмысленные утешения, глупые и ненужные, и обе знают, что эти слова ничего не значат. Но мать не может остановиться, и все говорит и говорит, а Изольда плачет и слушает. Женщины, не отрываясь, смотрят на дверь, за которой лежит великий певец… и просто мужчина, о котором они думают!..
На шум в коридоре первой отреагировала Изольда. Шмыгнув носом и судорожно вздохнув, девушка оторвалась от материнского плеча и взглянула на людей, решительно идущих к ним, и даже сквозь пелену слез узнала чету Зарецких. Виктор Андреевич с угрюмым видом надвигался прямо на нее, и девушка похолодела от страха, представив себе, какими словами он выскажет ей сейчас свое презрение и гнев; но мужчина прошел мимо и скрылся в палате Нурлана, даже не удостоив их взглядом. Наталья Григорьевна, коротко посмотрев на Изольду, проследовала вслед за мужем, а вот их спутница, полная казашка средних лет, так резко остановилась возле лавки, словно споткнулась о невидимое препятствие.
Девушка удивленно посмотрела на женщину в странном ярко-фиолетовом наряде, совершенно не идущем ей и потрясающе неуместном в больничных стенах, и вдруг узнала ее, хотя они виделись один раз в жизни, да и то – больше двадцати лет назад! В то время жена Нурлана была довольно стройной девушкой с простоватым лицом и деревенскими замашками: она так орала на маленькую Изольду, что малышка едва не описалась от ужаса, и мать, закрыв дочке уши, унесла ее домой, подальше от Нурлана и его горластой супруги!.. Но Изольда навсегда запомнила, как смотрела на них в тот день жена Нурлана; точно такая же острая ненависть и сейчас горит в этих темных раскосых глазах.
Переведя взгляд на мать, Изольда недоуменно нахмурилась: такое ощущение, будто между женщинами идет молчаливый диалог, исполненный какого-то грозного смысла. Но если жена Нурлана выступает в роли беспощадного обвинителя, то мать добровольно играет роль преступника, пойманного на месте преступления и уличенного в убийстве!.. С какой это стати она так испугалась? Сидит белая как полотно, беззвучно шевелит бескровными губами и с мольбой смотрит на фиолетовую даму.
Однако подумать о причинах поведения матери девушка не успела: суровая женщина дрожащим от ярости голосом велела им уйти. Сейчас же! Она так громко кричала, что из кабинетов стали выглядывать обеспокоенные врачи, какая-то молоденькая медсестричка попыталась успокоить разбушевавшуюся даму, но была изгнана с позором. И даже когда мать, схватив Изольду за руку, быстро потянула ее прочь от палаты, Амангалиева не успокоилась; спускаясь по лестнице на первый этаж, девушка все еще слышала ее гневные крики, разносящиеся по всему зданию больницы.
– Убирайтесь из нашей жизни! Сколько можно сосать нашу кровь! Мало горя вы причинили Нурлану? Оставьте его в покое, наконец! Дайте Нурлану спокойно прожить свою жизнь, не трогайте его, проклятые! Убирайтесь прочь, кровопийцы!..
Тяжело дыша, Зинаида Ситникова одолела лестницу и, расталкивая попадающихся ей на пути людей, выскочила из больницы; она так и не выпустила руку дочери, и Изольда, чертыхаясь, вынужденно бежала следом за матерью. На каменном порожке женщина наконец остановилась и отдышалась.
– Иза, пошли домой, нам здесь нечего делать. – Мать поплотнее запахнула вязаный кардиган и, стянув ворот рукой, так и осталась стоять, прижав кулачок к груди и с мольбой глядя на дочь. – Я не хотела, чтобы все так вышло… Эта сцена… Пошли домой, пожалуйста!
Достав из сумочки оставленную Ленкой пачку «Вог», Изольда выудила длинную сигаретку и, сунув ее в рот, жестом попросила у проходящего мимо парня огонька; закурив, она с наслаждением выпустила изо рта дым и только после этого взглянула на мать.
– Да, сцена была что надо. – И снова светлое и легкое облачко дыма, наблюдать за ним приятно, а выдыхать его так естественно, словно Изольда никогда не бросала курить! – Но знаешь что я тебе скажу, мама? Все это очень странно и непонятно. Именно потому мы остаемся! – бросив едва начатую сигарету на каменные ступеньки, девушка жестко раздавила ее каблуком и обернулась к матери: – Пойдем.
– Куда? – Женщина наморщила лоб и непонимающе уставилась на свою заплаканную, но все равно удивительно красивую дочь. – Ты же видела, жена Нурлана выгнала нас, мы не можем больше появляться там, она ненавидит нас!..
– Вот именно, мама, она нас ненавидит. И всегда ненавидела, так ведь? – Насмешливо улыбнувшись, Изольда нетерпеливо схватила мать за руку и потащила ее за собой в холл точно так же, как минутой раньше мать ее тянула к выходу. – И это очень, очень странно! Если бы она возненавидела нас только сейчас, я бы все поняла, так и должно быть, я и сама себя ненавижу за то, что сделала… Но ведь эта женщина и раньше кричала на нас, я помню! Мама, я никуда отсюда не уйду, пока не поговорю с ней. Странно все это. И очень мне не нравится.
