Олег Северюхин - Я вас поглажу мягкой лапой

Мне ночь рассказывает сказки
О дальних странах, чудесах,
Ко мне приходит в дом рассказчик
Лишь полночь стукнет на часах.

Садится он удобно в кресло,
Нальет себе индийский чай,
И каждый раз, что интересно,
При нем янтарная свеча.

Он спичкой свечку зажигает
И в блюдце ставит на столе,
Короче ночи стали в мае
И соловьи поют в тепле.

А я под сказки засыпаю,
Мне снится ведьма на метле,
И чьи-то тени пролетают,
И я с красавицей в седле.

В волшебной стране Востока
Я прожил лишь тысячу дней,
Народ не роптал воле рока,
Терпел к ним пришедших людей.

Там все гости как будто от Бога,
Как подарок начальник-урус,
Даже водку с ним пьет, но немного,
И по жизни он воин, не трус.

У них женщины всех в мире краше,
Как тростинки, упорны в труде,
Никогда мы рукой им не машем,
Чтоб улыбка не вышла к беде.

Следы старшего брата исчезли,
Все живут по законам отцов,
Падишахи на трон снова сели,
Перестав уважать стариков.

Грязь сметет неустанное время
И тюльпаны весной зацветут,
Заживут богачами туркмены
И руку друзьям подадут.

Каждый видит во мне соперника
На работе, в одежде, в стихах,
Превращается в неврастеника,
Если я обгоню хоть на шаг.

Я недавно нашел причину,
Почему же мешал я им всем,
Сильно я поклонялся чину
И со всеми я был джентльмен.

Я всегда отходил в сторонку,
Не толкался на входе в дверях,
Помогал снять пальто, шапчонку
Тем, кто не был тогда в королях.

Я всегда очень громко гавкал,
Там, где нужно сапог лизать,
По ушедшим товарищам плакал,
Партбилет почитая за мать.

Снова стал я простым человеком
И по-русски могу всех послать,
С прошлым я попрощался веком,
Чтобы новую жизнь начинать.

Если Бог не отметил талантом,
То развить его можно трудом,
Стать поэтом иль музыкантом,
Быть певцом, королевским шутом.

Можно в рифму писать и без рифмы,
И по строчкам: четыре иль пять,
Можно в такт попадать, можно – мимо,
А подскажут – без слов исправлять.

Можно в позу вставать: я же автор,
И мою вы не поняли мысль,
Точно так говорил авиатор,
В любом споре влезая в бутыль.

Правда, он потом вытянул «штопор»,
И себя за строптивость кляня,
Он на споры себе ставил стопор,
Пересевши потом на коня.

Если где-то поют дифирамбы,
А все дамы ревут в три ручья,
Там попрятались рифмы и ямбы
И всех критиков бьют из ружья.

Я качаюсь беспечно в кресле,
Про себя о тебе улыбаясь,
Будто чувства наши воскресли
И стоит на дворе вечер мая.

Почему мы с тобою так маялись,
Как на речке два парохода,
То один из нас обгоняет
И другому закроет проходы.

На реке мы как два капитана,
Один рулит вперед, другой рвется назад,
Ну и что из того, что ты дама
И не делай навыкат глаза.

Если хочешь, давай разбежимся,
Выбирай для себя океан,
Ты на мостике словно актриса
И твой боцман турецкий султан.

Поживу в тишине я в каюте,
Рядом кот мне стихи намурлычет
И стоит на окне цветик-лютик,
Пока в доме не скрипнет паркет.

Кто там? Воры ли двери открыли,
Может, сон и я все еще сплю,
Только все о тебе мои мысли,
Я и жду, когда звякнет твой ключ.

Давайте возьмемся за руки
И сдвинем все горы с пути,
Придут к нам друзья и подруги
И все, кто захочет пойти.

Мы сила, когда мы все вместе,
Один для себя лишь поет,
И нужен жених для невесты,
И свадьба, что счастье несет.

Мы выстроим солнечный город
И света в нем хватит на всех,
И вновь заскучаем мы скоро
О нашей природной красе.

И снова полезем мы в горы,
По рекам на лодках пойдем,
И зимней порой разговоры
Польются веселым дождем.

***

Все наши встречи ритуальны,
Я под часами и с цветком,
А ты идешь тропинкой дальней
И машешь шелковым платком.

Зачем ты дразнишь во мне тигра,
Услышать хочешь, как рычу?
Хоть я для всех большой задира,
Но для тебя я промолчу.

Ты можешь делать все, что хочешь,
Я благороден, терпелив,
Но непростой характер кошек,
Их март сменяют феврали.

Как в стену уперся ветер,
На землю упали звуки,
Ты в сумку сложила веер,
Надела перчатки на руки.

Закончилась зимняя сказка
Про милых красавиц и фей
И ведьма в раскрашенной маске
На стену повесит трофей.

Надоело жить с оглядкой,
Прижимать везде язык,
Будто жизнь моя как гадство
И на мне висит ярлык:

Где родился и крестился,
Где и в чем я состоял,
Чьим Богам всегда молился,
Где я не был, но стоял.

Дали нам свободу слова,
Давай, парень, говори,
Все тебе припомнят снова
На допросе до зари.

Не закончим мы с царизмом
И с наследниками трона,
С одноличностным центризмом
С передачею короны.

Мы по духу африканцы,
Не наследники Колумба,
Бонапарты-корсиканцы
И в родне у нас Лумумба.

«Одинокие» люди на блогах
Наступают друг другу на ноги,
Слышат только себя в диалогах
В проводах из любимой берлоги.

Кто-то бросил банальное слово,
Ждали все и его подхватили,
Будто чашку узбекского плова
Дали им для поднятия силы.

Пожевали, губами почмокали,
По углам в темноте разошлись,
И на дело не пущены джоули,
Все ушло в разговоры про «жисть».

Мне намурлыкал кот персидский
Легенду призрачных времен
О том как рыцарь злой и дикий
Был юной девушкой пленен.

Она дралась с ним на турнире,
Ее брат ранен, нету сил
В бою сразиться тем задирой,
Его он как-то уже бил.

Но чувство мести выше чести,
На древний род глядит народ,
На то ты князь, чтоб люди вместе
Несли твой флаг в любой поход.

Тогда сказала дочь меньшая:
Мне хватит сил, чтобы в доспехах
С копьем нестись как чаек стая
К черте бойцовского успеха.

С утра трубили ей герольды,
Подъемный блок поднял в седло,
Во времена Тристана и Изольды
В конце турнира все произошло.

Бой начался, сломались копья,
Бойцы лежат в седой пыли,
Весь знатный люд в ладошки хлопал,
Как двух артистов погребли.

Лежавший рыцарь встал устало,
Достал из ножен свой стилет,
Удар был силен, смял забрало
И первый раз он не в седле.

Его противник был недвижим
И полуснят блестящий шлем,
Копна волос, как солнце рыжих,
Ее не спутаешь ни с кем.

Отвез он рыцаршу в свой замок,
К родным пришел, просил руки,
Стояли в церкви брат и мама,
В чем счастье, знают старики.

Ходят, бродят пилигримы,
На лице из сажи гримы,
Снег покрасят в черный цвет
И лица под гримом нет.

Есть лишь черная душа,
Ей цена-то три гроша,
Носят деготь для медов,
Ловят петлями дроздов,

Пишут разные доносы
От рожденья анонимы,
Задают про все вопросы
И из общества гонимы.

Не отмоешь мылом душу
И мочалкой не сотрешь,
Самодурку-помпадуршу
Согревает лесть и ложь.

Если в моде Помпадуры,
То и в моде пилигримы,
Разных партий трубадуры
И цветов различных гримы.

Слепой идет по белу свету,
Он видит мир своей рукой,
Пощупал он девчонку эту
И потерял совсем покой.

Она была стенографисткой,
Писала левою рукой,
Питалась горькою редиской
У нас в столовой заводской.

Слепые хоть они слепые,
Но любят то, в чем есть объем,
И в поведенье не святые,
Вот так мы весело живем.

Не пройду мимо женской юбки
И скошу на красавицу взгляд,
Так и тянутся к шпаге руки
Защищать их от всех подряд.

Миллионы в России женщин
И от всех от них сходишь с ума,
Но я трезво смотрю на вещи
И милей для души лишь одна,

Что стоит в уголке на танцах
И одета без вызова мне,
К нам пришедшая из Ренессанса
Прямо в мой полуночный сонет.

Не все солнце, что светит так ярко,
В кустах там не Ромео в лесопарке.