Валерий Петков - Оккупанты
– А это что такое? – глянул в окно Дидзис.
– Вертолётная площадка, медицина катастроф, должно быть, – пояснил Зять.
– О! Мы же вон там морг строили всё лето, года два назад! – показал Дидзис куда-то вправо, в сторону низких строений из красного кирпича. – Во-о-н, видишь, труба! Хороший объект был. В смысле заработка. Сверху такой маленький, с десятого этажа.
Дед закашлялся надсадно. Стали прощаться, желать здоровья, скорой выписки.
– Я счас как завалюсь, буду спать и улыбаться! – пообещал Дед.
Пошли к лифту. Коридорами длиннющими к выходу пробирались.
– Был бы дома один. Всё – хана! – покачал головой Дидзис.
– Это Боженька всё предусмотрел, других вариантов и нет, – ответил Зять. – Теперь договорились, чтобы он на две задвижки дверь не закрывал на ночь, ключи у меня, у Племянницы есть. Мало ли что?
– Конечно! – согласился Дидзис.
Покрутились по улицам, чтобы правил не нарушать, въехали во двор Дедова дома. Поднялись на третий этаж. Дидзис нёс коробку из-под бананов, доверху наполненную припасами, Зять взял пакет.
– Вот мы и дома. Шесть лет тут прожили, – вспомнил Зять, – на старте семейной жизни.
Потом он яйца куриные отварил вкрутую, с майонезом, кофе чёрный, сыр «Российский». Огурчики солёные нарезал. Позавтракали втроём.
Хозяйка пожурила заочно Деда за обилие несъеденных припасов.
– Огурцы мягкие, надо есть срочно. Скоро уж новые огурцы появятся, – сказал Дидзис.
Яйца чистились плохо, кособокие получились после очистки.
– Взял по акции упаковку и понял, что не могу без очков белые яйца чистить, скорлупы не вижу, – посетовал Зять.
– У меня терпения не хватает, если яйца плохо чистятся, – заметила Хозяйка. – А вот, смотри – вроде вместе варились, а сварились по-разному. Прямо как люди, на всех кипяток по-разному действует. Кого-то сразу, а кого-то попозже.
За столом Зять рассказал подробно, что с Дедом приключилось.
– Теперь уж и не знаю, как его одного оставлять? У меня он не хочет жить. В понедельник выпишут, будем думать.
– Ничего, форму наберёт. Он энергичный, – убедительно сказал Дидзис.
Стали прощаться.
– Я посуду помою, – предложила Хозяйка.
– Да что тут мыть! – возразил Зять. – Семь минут делов. Обижаете!
Проводил гостей.
Потом вымыл посуду. Заглянул в большую комнату.
Зашёл в маленькую. Присел в кресло. Уезжать сразу не хотелось. Вспомнил, как приходили сюда с Женой. И тот памятный визит, когда Дед впервые стал рассказывать о своей жизни.
Глава 23. На старой квартире
– Ну, чего там, в Ирландии? Как люди живут? – спросил с порога.
– Везде люди живут! Где и жить-то страшно, невыносимо. Но там хорошо живут. Потому что нас там нет. Вот что удивительно – не платят они за отопление, в Ирландии.
– Чудно! А как же приспособились?
– К дому только холодная вода подведена. Бойлер стоит, а уже внутри помещения регулируют температуру. В каждой комнате установлен регулятор отопления. Примерно семьдесят евро в месяц платят. Это зимой, летом и того меньше. Только счёт приходит раз в два месяца. За газ, электричество. А вода холодная – бесплатно.
– Вот это грамотно! – похвалил Дед. – А мы веками землю греем по теплотрассам, без головы сделано. Да уж теперь и удивляться смысла нет! Как у тебя с работой?
– Пока никак. Пенсионер.
– Ну, а что хорошего в мире?
Это было обычное начало «политинформации», которые проводил Зять для Деда при встрече.
– Видишь – теракты сплошные по всему миру! Настоящая война! Жёнка как прочла про московское метро, за сердце схватилась.
– Партизан победить очень трудно. Еслиф правильно организовать, можно считать, что их и вовсе не победить!
– А ты в партизаны сам напросился?
– Пришёл вечером человек из отряда, поговорил с отцом. Все же вокруг знали, что я внук Яшкин. Он в японскую войну отличился, а уж как шестнадцать полек на скрипке мог сыграть на танцах! Популярный персонаж. Мне годик приписали, чтобы стало семнадцать, и айда! Так, чтобы формальность устранить. В октябре. Холодно уже. Зимой – под сосной, летом – под любой былинкой. Днём поспишь, ночью – работа! Как волки, слонялись по лесам. Такое время, всех как-то подготавливали, что придёт враг, однажды обязательно придёт, надо дать ему отпор. И мы были готовы, а что не умели, так жизнь быстро учила. Война инструктор толковый.
– И сразу в бой?
– Какое там! Весёлая жизнь. И вши бывали… да всякое бывало. Молодые! Это счас всё вылезает, болячки, а тогда – дуй до горы. Капкан нам приготовили, а мы и не ведали. Предала нас одна девка. Заказали ей соль. Большая, между прочим, проблема. Мяса полно, дичь в лесу, а с солью трудности. Она ходила и меняла мясо на соль. И она же – сдала. Полицаям. Надо сказать, что они все… ну почти все – были хохлы. Белорусов ни одного не встречал, русских тоже, а вот хохлы-полицаи – полно. Лето, с трёх сторон речка. Таким зигзагом извивается. С юга она открыта, две деревни, лес. Варим себе картошек. Огонь малый, дыма почти нет. Землянка тёплая. Как девка предала? И сейчас толком не знаю. Рано утром, часа, может, в два-три, цепью они рассыпались по горушке. Немцы! Етит твою ма-а-а-а-ть! Бегом в землянку. Вскочили. Куда? В Себеж податься? Там речка. Да и засада может быть. Они горку оцепили. Бл…! Пока жив – не забуду! Давайте, говорю, на запад. Там вроде тихо. Бегите поврозь, но траву за собой поднимайте, чтобы не засекли, след-то остаётся. Трава высокая, тяжёлая. Часа три, спит всё, утро. А они с города рано, горку окружили плотно. Речка неглубокая, по грудь, может. Июнь месяц, трава длинная, к воде наклонилась чубом таким большим, нагнулась. Мы в одну сторону, в другую. Ах ты, ё…! К городу невозможно. Там сад яблоневый, сквозной, весь просматривается. Деревья старые, всё видно. Может быть засада. Запросто. Капкан! Вот тут у меня в мозгу – щёлк! Нельзя идти кучей, трава-то вон какая высокая, росная, стряхнёшь с неё влагу, сразу брешь заметят, если всем рвануть вместе. Враз обнаружат нас немцы. Я сзади бежал, прикрывать готовился. Кричу – поднимай траву! И в речку. Нет другого выхода. Вот мы туда бултых. И на волоске наша жизнь повисла. Травиной тонкой. У каждого граната лимонка в руке, чека выдернута. Оружие в воду. Не-е-е-т, думаем – живыми хер нас возьмёте. Затаились. Не дышим вовсе. Будешь дышать, рябь по воде пойдёт, заметят. Чувствуем, идут, гыр-гыр-гыр, что-то болтают, берег зыбкий, дышит, шевелится упруго под тяжестью. И так они прошли в сторону Себежа. Думаю, смерть прошла мимо. В этот раз.
Они через речку попытались переправиться, в стороне от нас. Нас-то им не видно. Лошадь увязла, телега ни вперёд, ни назад. Застрелили её. И так и бросили. Могли бы распрячь, вывести, нет, не стали. Бестолковые попались немцы. Взорвали нашу землянку, схрон наш. Вылезли мы, греемся на солнышке. Трясёт. Может, от воды, долго всё же сидели, час, может, больше, то ли волнение выходить стало наружу. Зуб на зуб не попадает. Слышим со стороны деревни, за речкой, в стороне – ла-ла-ла, ла-ла-ла! Лают чего-то на немецком своём. По воде-то всегда звук лучше бежит. Кирьяков, командир нашей группы, говорит мне – иди в разведку. Опять я! Ах, чтоб тебя! Вечер уже. Отсидели мы до вечера. И в деревню к ночи. Через два-три дня пришли к этой девке домой, Кирьяков её прижал к стенке, допросил строго. Она призналась. Кирьяков Володька вывел её в хлев. Тогда уж и коровы не было. Пустой был хлев, продувной. Ну, он её из автомата – р-р-р-раз! – Дед сделал движение, словно нитку суровую затягивал, дратву, тянул с силой кулак, – укокошил. Лет ей двадцать пять примерно было. Красивая, стерва! Я только выстрелы слышал, сам не ходил.
И что её так развернуло в сторону немцев? Я думаю, самое трудное – себя превозмочь. Совладать с собой самим. Вот ты есть сам себе – главный враг! Дрогнул малость и погиб. Опять – женщина. Чужая душа – потёмки.
Разведка работала как часы. Дорогу взорвали, машину, мост, эшелон – сразу доклад. Столько-то вагонов, живой силы, техники. А как же. И явно же у немцев под боком крутились, рисковали насмерть. А ничего. Если грамотно организовано, может годами тянуться эта тихая война.
– Немецкий-то учили? Поняли, чего они там лопотали? Вы же – и разведка, и диверсии, и подрывники.
– Воевали и по ходу осваивали понемножку. Наткнулся на немца – хальт! Хандэ хох! Вот так вот, туда-сюда. Кого только не было! Немцы само собой, итальянцы, румыны, даже испанец был один. В бригаде немец был, Курт, переводчик. Перебежчик. Убежал от немцев к нам. И не скажу – коммунист ли, нет ли. В то время не до этого было, выяснять.
– Небось, в лагеря потом попал, в ГУЛАГ.
– Не знаю. Факт, что после соединения с войсками остался в действующей армии, дальше пошёл воевать. Нормальный был немец. Живой, общительный. Высокий, глаза голубые, небесные, волосы жёлтые, соломой, копёнкой. И ходил по штабу бригады свободно, не притесняли его, не унижали. Ходит по лесу, играет на губной гармошке. Наш – немец.
