Елена Сазанович - Солдаты последней войны
– Глупенькая, какая глупенькая… В общим, ничего это не значит.
Мы уже собирались уходить, как я услышал позади себя громкий возглас.
– Акимов!
Меньше всего мне хотелось здороваться с Редиской и больше всего хотелось съездить ему по сытой физиономии. Но у святого места даже такой отъявленный грешник, как я, на это не решился.
– Здравствуй, Акимов! – он уже было протянул мне руку для приветствия, но, словив мой полный ненависти взгляд, тут же ее одернул.
– Вот уж не ожидал, что ты посещаешь храм Божий, – мирно сказал он, видимо, помня известную заповедь о нежелании зла ближнему.
– А я вот вполне допускал, что церковь ты посещаешь регулярно и даже стоишь всю службу, – сквозь зубы процедил я.
Он не отреагировал на мой тон. Напротив, хвастаясь, принялся рассказывать, что не только посещает церковь, но и всячески оказывает ей материальную помощь. Более того, скоро его благословит батюшка – на проведение религиозных лекций, которые, возможно, будут транслироваться на нашем благословенном телевидении, где он станет учить нас, грешных, основам православия и наставлять на путь истинный. Речь его была до мерзости елейной и напыщенной. И сопровождалась фразами типа «Где уж мне, рабу Божьему», «Как пророчествовал апостол Павел», «Мы, земные твари»… и т. п.
В этом был весь Редиска. Пожалуй, в жизни я не встречал человека подлее. Я знал негодяев, мошенников, лгунов и завистников. Но они… Но они были такими и не скрывали этого. Я не знал, мучился ли Редиска по ночам угрызениями совести. Скорее, нет, потому что был уверен в своей святости и непогрешимости. В желании делать только добро. Я хорошо помнил его по мединституту. Он всегда был угодлив, вежлив и мил. Хотя все знали, что он просто шестерка. Он бросил пить и курить только ради того, чтобы в очередной раз продемонстрировать всем свою святость. И тем самым заработать (против нас, пьяниц и гуляк) еще один козырь. Хотя говорили, что в одиночку он был не прочь хорошенько напиться.
Будучи жадным по натуре (я помню, как на картошке, ночью мы застукали его, жующим под одеялом присланное родителями сало), он тем не менее спешил раздавать деньги неимущим и малообеспеченным, непременно озираясь на зрителей. Без зрителей не «работал». А 9 Мая он вставал раньше всех и первым возлагал цветы на могилу Неизвестному солдату. А потом громогласно об этом рассказывал, подчеркивая нашу бесчувственность и равнодушие к памяти героев. После этих его рассказов даже было неловко повторять его «добрый поступок». И мы тайно от него просто выходили на улицы поздравлять ветеранов.
Когда иной раз мы шли толпой по улице, он непременно находил на перекрестке какую-нибудь несчастную старушку с авоськами и, громко вскрикивая «бедная бабушка», бежал ей навстречу и помогал перейти улицу. И мы вновь, как ослы, стояли и глазели на эту «благородную» картину, чувствуя себя оплеванными.
Его все ненавидели. Все знали, что подобный тип способен на любую подлость. Такие могут напоить до беспамятства, оставаясь при этом трезвыми. Чтобы поутру опозорить – в лучшем случае. В худшем – подтолкнуть пьяного из окна еще вечером…
И теперь, глядя на его умиротворенное лицо и слушая его лилейные речи о Боге, я уже не удивлялся, что он на пути к сану. Редиска решил во что бы то ни стало заручиться поддержкой у самой церкви, как раньше – у профессоров и деканов. И я был уверен, будь у него возможность, он с удовольствием настучал бы на меня Всевышнему… Редиска вдруг внимательно посмотрел на Майю и сложил на груди пухлые ручки.
– А ведь я вас знаю? – он мило улыбнулся.
– Да? – она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Но напрасно. Подобные типажи просто не запоминаются.
– Да, да, – радостно закивал Погоцкий. И я вдруг сообразил, что он узнал ее еще в церкви, и поэтому выбежал вслед за нами. – Ведь вы – жена Ледогорова Майя, кажется так? Я видел вас один раз, а вот мужа вашего знаю прекрасно. Очень замечательный человек. Честный, богоугодный мирянин.
Редиска выразительно на меня посмотрел. М-да. Он никого не забывает. И всё (и все) у него на счету.
– Извините, я вас не… – Майя была явно смущена и не ожидала подобной встречи.
– Ну, что вы! И не нужно припоминать! Где уж нам, грешным. Кстати, а где Павел? Впрочем, не так уж и важно. Мы обязательно с ним свидимся, – Редиска вновь принялся описывать достоинства ее мужа. При этом он все время многозначительно поглядывал на меня. Ведь он сегодня стал очевидцем чего-то, по его мнению, непристойного.
– А вы уж не на исповедь ли ходили, дорогуша?
– Я? Ну, в общем… Да, я хотела… Но…
– Обязательно! Обязательно нужно исповедоваться! Знаете ли – наши грехи, как змеи под камнями. Отодвинешь его – змеи и выползут на свет Божий. Смею надеяться, что когда я приму сан, вы посетите меня на исповеди. Сочту за честь.
Я заметил, что Майя старается избегать пытливого взгляда Редиски. Она то что-то искала в сумочке, то теребила косынку, то просто нервно сжимала пальцы.
– Кирилл, – Редиска наконец удостоил меня своим вниманием. – Кстати, тебе тоже не мешает исповедоваться. Все мы склонны к соблазнам и…
– Чрезмерно благодарен, – ответил я с издевкой. – Кстати, Редиска (я специально назвал его по студенческому прозвищу), когда ты исповедуешься, надеюсь не забываешь упомянуть о рабе Божьей Гале? Безвременно покинувшей нашу землю. И не забываешь упомянуть тех, кто ей помог покинуть наш грешный мир раньше времени? Но вот свечку за упокой ее души не ставь, не надо. Это делают без тебя.
Я нарочито вальяжно похлопал его по плечу.
– Кстати, на счет змей. Ты, я помню, в институте зачет по анатомии пресмыкающихся сдал на «отлично». Ты всегда уважительно относился к змеям.
Редиска побледнел. Его лицо перекосило, а в глазах появился дьявольский блеск. Впрочем, проигнорировал мое замечание и последнее слово оставил за собой.
– Передавайте привет вашему мужу, Майя. Надеюсь, мы еще встретимся.
Я хотел было ответить, но передумал. Пусть за такими, как он, остается лишь слово. Всего лишь слово. И не более.
Мы шли по широкому многолюдному проспекту. Майя очень естественно, как само разумеющееся, взяла меня под руку. Ее все еще знобило и она слегка прижалась щекой к моему плечу. И мне показалось, что Майю я знаю уже тысячу долгих лет. Когда в одно утро она превратилась из холодной, резкой женщины в беспомощного и растерянного ребенка.
– Может быть, не нужно было с ним так? Он все же служит церкви, – неуверенно сказала она.
– Ты о Редиске? – усмехнулся я и успокаивающе похлопал ее по ладони. – Майя, я не против церкви и уж тем более не против Бога. Я против конкретных людей, которые хотят прикрыться его именем. Они пострашнее любого безбожника. А я, Майя, если честно, удивлен. Такая уверенная, сильная женщина… Или я ошибался?
– Ошибался. Моя уверенность от моих бесконечных сомнений. Она, как щит, которым я просто прикрываюсь.
– И почему сегодня ты этот щит потеряла? Не пожалеешь?
– Сегодня… Сегодня я пришла на исповедь. Но мне так это и не удалось. Так, имею же я право хоть на малейшую искренность?
– Я польщен быть твоим духовником.
– Зачем духовником? Достаточно – приятелем. Ведь мы даже перешли на «ты». Или ты не заметил?
– Ну, все произошло само собой. Когда два союзника организовывают команду против общего неприятеля, они невольно переходят на «ты».
– Как интересно. Мы еще не стали друзьями, а у нас уже появились общие враги.
– Вначале у нас появились общие друзья. Разве тебе не понравились Катя, Петух, Шурочка… А главное – Котик. Разве он не наш общий друг?
– Прежде всего он мой сын.
Майя внезапно погрустнела. Но ее уже не знобило. Она успокоилась.
– Мой и Павла, – уточнила он.
– Ну, Павел, насколько я знаю, отдыхает за границей после успешного дела. Кстати, почему он не взял вас? – мой тон был откровенно язвительным. Хотя я и знал, что вообще не следует разговаривать о ее муже. Особенно в таком тоне… Но я уже понял, что мне нравится Майя. Очень нравится. И я даже не пытался этого скрыть. Но она на сей раз проигнорировала мой тон. И перевела разговор на другое.
– А ты, действительно, прав на счет Котика. Когда я увидела его рисунок… А потом он мне показал другие. Ты знаешь, оказывается, он последнее время очень много рисовал, но скрывал это.
– Зачем?
– Ему очень нравился учитель музыки. Так он мне объяснил.
– Но учитель музыки не нравился его матери, да?
Я освободился от руки Майи и резко остановился. И посмотрел ей в глаза. Я не знал, какого жду ответа. Все было слишком нелепо, слишком поспешно и слишком неправильно. Но мне так хотелось ускорить события, которых в последнее время было так мало. Мне так хотелось услышать хороший ответ.
И Майя ответила.
– Его мать найдет теперь другого учителя. Учителя рисования.
– Надеюсь, он ей понравится больше.
Я резко сорвался с места. И резко ускорил шаг. Я вел себя, как мальчишка.