Александр Архангельский - Музей революции
Ловко скинув шубку, Натуся, подхватила запеленатого Максимьяна и отнесла его на стол в гостиной. Развернула одеяльце, звонко сорвала липучки на пахучем памперсе, с материнской гордостью продемонстрировала пипу:
– Вот какой я богатырь!
Богатырь смотрел на Владу непонятным взглядом – внимательным и в то же время отрешенным; на толстом лбу и горячих щечках ветвились сеточкой сосуды, тонкие, как прожилки на листьях. Младенец сморщил мордочку, захныкал, слишком натурально, слишком бойко – и до Влады наконец дошло, что пупс ненастоящий.
Она осторожно, брезгливо нажала пальцем на резиновый живот, ожидая мертвенного холода, но ощутила непонятное тепло. Искусственный младенец с подогревом. Он осторожно и счастливо захихикал, складочки на теплом животе наморщились и задрожали.
– Щас написаем, – влюбленно прошептала Ната.
И на отвернутый пахучий памперс полилась фонтанчиком струя.
Натуся со звериной ловкостью мамашки приподняла младенчика за пятки, протерла влажной салфеткой промежность, подложила сухой подгузник, по пути не уставая говорить: Владочка, теперь такая мода, с детьми спешить еще не хочется, ну ты сама никуда не торопишься, а уже пора быть и ласковой и нежной, называется игрушка реборн, или, если по-простому, борн; идею завезли, как полагается, из Лондона, но конкретно Максимьяна сделали в России, на заказ.
– Ты себе не представляешь, какие у нас мастера, дешевле раза в три, а то и больше, а сделано – сама смотри, один в один живой. Я теперь всех кукольников знаю, и в Москве, и в Питере. Ну, солнышко мое, поспи. Да? Мы поспим?
Они расположились в будуаре; Натуся сияла кофейными глазками, жизнь била из нее ключом, и она не притворялась томной и таинственной, как положено обычному астрологу; среди прочего, ее ценили и за это, а не только за удачные прогнозы.
– Что, Владочка, мы готовы, приступим?
– Не томи, показывай!
Из черной вязаной сумки с белым домашним барашком Натуся достала старинную папку с тяжелой бронзовой застежкой, вынула бумажные листы, вручную склеенные в таинственную карту, со всякими кругами и квадратами, эллипсисами, стрелками, синими и красными латинскими словами; разложила карту на столе.
– Значит, смотри. Видишь эту фазу?
– Вижу, как не видеть.
– Здесь твоя траектория. Так? А здесь – силовые поля.
Познакомились они с Натусей на Рублевке, в доме знаменитого часовщика Варжапетяна. Вардван любил рассказывать, что начинал на Курском, в привокзальной лавке, а вот кому чинить – ремонты делать; он ловко вставлял окуляр на длинном обувном шнурке, склонялся над женскими часиками, и с профессиональной страстью гинеколога копался в золотистом тикающем тельце… Этот окуляр он хранит до сих пор. А жена Варжапетяна Маня увлекалась мистикой. По понедельникам в ее гостиной собирались начинающие каббалисты, с красными браслетами из шерстяных веревочек, и под руководством мудрого наставника осваивали правила нумерологии.
Однажды Маня подвела ее к Натусе:
– Влада! ты не веришь ни во что, я знаю. Но давай попробуем хотя бы раз! разреши, я закажу Натусе космограмму и расчет натальной карты – увидишь: звезды сами говорят!
Влада согласилась, – но не потому, что понадеялась на звезды, а потому что ей понравилась Натуся, прыгучая, как мяч из каучука; разговаривая с ней, хотелось улыбаться. Эта свежая, земная женщина не может верить в абсолютную космическую ерунду. Пообщаемся, попьем чайку, подружимся – наверняка она признается, что тоже ни во что не верит, просто нужно как-то деньги зарабатывать.
Но, во-первых, оказалось – может. А во-вторых, скептически начав проглядывать бумажки, Влада ощутила странный жар; щеки разгорались, сердце билось; она читала расшифровку собственной судьбы, стенограмму скрытых черт характера. И про знак Тельца с поправкой на Сатурн в Водолее (люди, склонные к закрытости и в то же время к авантюризму). И про податливость, соединенную с амбициозностью. И про секстиль Венера-Марс, который указывает на готовность внезапно изменить привычкам, отдаться новому чувству.
– Владочка! – Натуся постучала пальчиком по схеме. – Ближайшая неделя меня тревожит. Вот эта черточка, смотри, связана с Плутоном в восьмом доме…
Реборн закряхтел и завозился; Натуся отложила карты и пошла покачать малыша.
12
Ближе к вечеру – по снегу расползались розовые тени – Влада вспомнила, что не включила телефон.
Проявились пропущенные эсэмэски… ааа! Так вот он кто! Тот странный чувачок, который ей звонил, когда переключились номера. Ясно-понятно. И ведь какой терпеливый. Поговорили – пауза – отправил эсэмэс – молчок на две недели – и опять прорезался… Опытный охотник, заранее развешаны флажки, не перепрыгнешь… Хорошо: она ему подарит шанс сыграть в забавную игру.
ау а скайп у нас имеется?
Хоть посмотреть, как выглядит.
Долгая уклончивая пауза. Что-то он обдумывает, крутит в голове.
имеется но камера чего то барахлит
перейдите за другой компьютер
Опять полумолчок. Чего-то парень, видно, не додумал. В ответ он предлагает:
мб в чате пообщаемся?
что не хотите на меня смотреть?:-)
а я вас уже видел
интересненько когда
не скажу
это я уже слышала причем от вас почините камеру потом валяйте адрес
Какое увлекательное дело: беспечный флирт! Действует, как веселящий газ. Утреннее Колино гнобление не то чтобы забыто и развеялось, но потихоньку начинает испаряться. Вы шашкой в дамки, а мы вам подстроим битое поле, заранее займем диагональ… И там уже увидим, кто кого.
Проходит полчаса, и собеседник неохотно принимает предложенные ею правила:
я починил, давайте адрес
13
– Я, Иван Саркисович, профессиональный атеист.
– Атеист? Как интересно. А что, они еще остались? Мне, видимо забыли доложить (смешок). Ладно, бог с ним, с вашим богом, лучше договорим про фотографии. Но не про те: про эти.
Иван Саркисович подается вперед и быстрым борцовским движением хватает заготовленный Шомером альбом.
Шомера бросает в пот, вот старый идиот, промешкал:
– Это вам!
– Ну конечно, а кому ж еще?
Начинает бурно перелистывать.
– Красота… все на своих местах… основатель… наследники… жены… а это кто? Неужто вы?
Иван Саркисович вскидывает голову, внимательно глядит сквозь черные очки, то ли изучает, то ли издевается.
Шомеру становится совсем тоскливо; это все их юная пиарщица, бездельница, тусовщица уговорила – Теодор Казимирович, надо, вы лицо музея, очень важно, будущие спонсоры и всякое такое… пигалица крашеная, мелкая соплячка! Хорошо, что он ее уже уволил. Но теперь позорьтесь, господин директор.
Он отвечает тихо и подавленно, как на допросе:
– Я…
– Слааавно, слааавно. Что, давно снимались? Как-то вы не очень здесь похожи. Слушайте, фотографа гоните в шею, это я вам говорю, свет ставить совершенно не умеет, где здесь объем? Я спрашиваю: где объем? Все плоское, по центру тени, баланс не взят… А вот и справочка биографическая; слааавно. Родился… ага… награжден… И что же, ничего плохого за душой? Прямо-таки нечего скрывать? Совсем-совсем? Сплошные ангелы?
Кровь у Теодора отливает от лица. Что он имеет в виду, этот непонятный человек в очках? На что намекает? Что такое знает про него, про Шомера?
– Вы как-то побледнели, Теодор Казимирович? Вам нехорошо? А! Вы, наверное, подумали, я намекаю на хозяйственные нарушения? Чего-чего, а этого не опасайтесь. Не мой вопрос, я не по этой части!
Иван Саркисович похлопывает двумя пальцами по плечу, намекая на незримые погоны.
– Я совсем наоборот, я как вы, работаю по красоте! Знаете такое выражение?
Опять звучит короткострельный смех.
– Ладно уж, давайте не про вас поговорим. Пока. А про ваших любимых дворян. Кто они, графы́, князья? – Речь Саркисыча меняется, придуриваясь, он грубит. – Какие они тут милые, спокойные… Смотрите-ка, а снегопад не обещали!
Шомер спешит оглянуться.
За окном с двойными рамами белым-бело; погода полностью переменилась; с неба быстро, как стиральный порошок при расфасовке, ссыпается тяжелый снег.
На рабочем столике трещит селектор.
– Иван Саркисович, Святейший, на второй.
Шомер показывает глазами: мол, я выйду? Иван Саркисович демократично морщится: да ничего, останьтесь. И бодро произносит в трубку, совсем другим, подчеркнуто звенящим голосом, со штабной интонацией:
– Ваше Святейшество!? Приветствую вас!
Из телефонной трубки доносится суровый командирский рокот, но слов не разобрать.
– Спасибо, Ваше Святейшество. От вас особенно приятно слышать.
В трубке снова раздается ласковый и властный рокот.
– Конечно, Ваше Святейшество. Сделаем. Да, еще раз спасибо. И у меня к вам тоже будет просьба – мы там высылаем группу, на севера… да, в Арктику, видите, от вас не скроешься, все знаете… безо всякого Совета Безопасности… надо поучиться вашей проницательности… Кого-нибудь не отрядите к нашим генералам? Они ведь, сами знаете, какие, у них там без молебна как без рук. Ха-ха-ха. Вот именно. Ха-ха-ха. Так, значит, сами? Не мог рассчитывать. Да что вы. Разумеется, договорились.
