Елена Сазанович - Солдаты последней войны
На сей раз Катя пришла с Тошкой. Как я скумекал, Тошка явилась прикрытием и очередным предлогом для визита. Но уже это одно исключало возможность выставить их за дверь.
– Давненько не виделись, Тоша, – я протянул руку девочке.
Она рассмеялась и совсем по-взрослому пожала руку в ответ.
– А я успела соскучится, – сказала девочка. – Особенно по твоей музыке.
– В таком случае, достаточно записать ее на кассету, и тебе скучать больше не придется.
– Ну вот, – Тошка показала язык, – Ну вот, обиделся. Не переживай, я по тебе тоже скучаю. Ты такой серьезный и умный.
– Фу, – вздохнул я притворно, – а то я уже весь испереживался, что моя личность ничегошеньки не стоит.
Она засмеялась и закружила по комнате. Все то же простенькое платьице с белым воротничком. Все та же мальчишечья стрижка. Ее курносый носик заглядывал в каждый уголок. И она без конца задавала вопросы. Откуда взялась эта вазочка (я уже про нее и забыл)… Где я купил фарфорового олененка (кажется, подарок моей бывшей жены Лерки)… А кто смастерил эту дудочку (ее смастерил мой отец, когда работал на целине)… Тошка была очень живой, жизнелюбивой, жизнеутверждающей девочкой.
– Кирилл, – тихо обратилась Катя, пока Тошка напевала что-то во весь голос… – У меня к вам есть одна просьба… Даже не знаю, как сказать.
– Просто скажите, Катя, и все, – я ободряюще улыбнулся.
– Хорошо… Знаете, она сейчас такая… Ну, веселая, радостная…
– А я думал – это в ее духе.
– Да, конечно, да. Но после того, как мы впервые здесь появились… Ну, в общем, с ней стали происходить странные вещи. Днем она действительно веселая. Она всегда была душой компании и никому не позволяла вешать нос. Но по ночам… Я иногда заставала ее в слезах… Она плакала в подушку и ничего мне не говорила. Я терялась в загадках… А однажды ночью… Я увидела ее кровать пустой. И бросилась искать девочку. И обнаружила ее в комнате для занятий. И знаете… Она сидела на стуле, положив руки на воображаемый рояль и напевала какую-то мелодию. Ее пальцы бегали по воображаемым клавишам. И ее голосок был такой чистый, такой чудесный. В комнате было совсем темно. И свет от луны падал на ее личико. Ее глазки горели, и она плакала… И тогда я поняла, что девочка… Девочка плачет о своей неосуществимой мечте. Вы сами понимаете, что сегодня ждет ребят из детдома. Все что угодно, но только не музыка.
Это меня потрясло. Я смотрел на смеющуюся, кружащую по комнате девочку в коричневом платьице. И у меня защемило сердце. Чем я мог ей помочь? Если все, как обычно, упиралось в деньги. Если успех, талант, удача и сама жизнь складывались карточным домиком из этих ненавистных купюр. Чем я мог помочь девочке? Если мой карточный домик был давно разрушен.
– Я попробую помочь Тошке, – я прикоснулся к руке Кати. И слегка ее пожал. – Только… Только вы должны меня понять, Катя. Мои возможности ограничены. Я могу дать начальное образование девочке. Но не более. Для дальнейшей, настоящей учебы ей нужен не один педагог. И не думаю, что она хочет ограничиться только игрой на фортепьяно. А для профессионального уровня нужна настоящая музшкола, музучилище, потом – консерватория. И не менее… А единственное, что я могу сделать – дать какие-то начальные навыки. Но, я повторяю…
– Кирилл, – Катя благодарно пожала мои руки. – Спасибо, Кирилл. Но я вас прошу сделать гораздо меньшее. Я просто очень прошу прослушать ее. Посмотреть, есть ли действительно у нее способности. И если есть – оценить их. И сказать – талантлива ли она? И не меньше. На меньшее мы не согласны. Меньшее слишком дорогое удовольствие для нас. Мы готовы пойти на некоторые жертвы только ради таланта. А если нет… Я все сумею объяснить девочке.
Она помолчала и внезапно пошутила:
– Ведь наши желания могут не совпадают с нашим возможностям.
– Но желательно, чтобы совпадали. Иначе все может обернуться разочарованием, даже трагедией.
– Именно, Кирилл. И нам нужно как можно скорее узнать правду.
– Пожалуй, ты права, Катя. Но я сразу могу сказать – девчонка не без способностей. И главное – одержима музыкой. Это уже немало. А если у нее еще и талант… Но, Катя, вы сумеете его оплатить?
– Оплатить? Как дико звучит: оплатить талант.
– Дико. И выразился я так специально. Чтобы все сразу расставить на свои места, не допуская иллюзий. И подчеркивая те трудности, которые вас сегодня могут ожидать. Поскольку сегодня за талант надо именно платить. И не только деньгами…
– Я понимаю. Но не беспокойтесь. Только прошу – прослушайте ее.
В дверь вновь раздался протяжный звонок. По его нудному, завывающему тону я сразу же угадал Шурочку.
– Ну вот и прекрасно! – я взял Катю под руку и подтолкнул к двери. – А это наверняка Шурочка случайно заглянул на огонек. Соль, наверное, у него закончилась. Зачем еще соседу заходить, правда, Катя? Вот вы с ним заодно и прогуляетесь, идет? Пока я займусь Тошкой.
– Да… Но… Но разве нельзя, чтобы и мы…
– Нет! – решительно заявил я. – Нам с Тошкой предстоит решить важное дело. И свидетели не нужны. Это такое таинство – музыка…
Я распахнул дверь. На пороге стоял красный, как помидор, Шурочка. И от волнения протирал запотевшие очки. Заметив наконец меня, он тут же протянул пустую солонку.
– Ах, соль! Ну, конечно, дружище! Соль – это серьезно. Особенно, если она закончилась. Я обязательно тебе насыплю. А пока… Пока иди-ка прогуляйся с Катюшей.
– Но на улице – дождь! – радостно воскликнула Катя, внезапно отыскав причину остаться.
– Сожалею, – вздохнул я. – Лет пятнадцать назад я бы предложил вам сходить в кино или посидеть в кафе. Но, увы, сейчас не смею навязывать всякие пошлости. Впрочем, как и пошлые цены. Поэтому вам придется отсидеться в Шурочкиной квартире.
– А соль? – беспомощно пробормотал Шурочка, цепляясь за соломинку, вернее за солонку.
– Ну, чай вообще-то пьют с сахаром. И кофе, кстати, тоже. Пока, ребята.
И я бесцеремонно выставил их за порог. Возразить они ничего не успели.
Тошка оказалась талантливой девочкой. От природы она была наделена прекрасным голосом и безупречным слухом. Если бы я был по призванию педагог, то о такой ученице бы только мечтал. Тошка обожала музыку. Одержимая, умная девочка. Которой Бог даровал очень много. Кроме главного – кроме семьи, в которой она так нуждалась… И обо всем этом я сказал Кате и Шурочке, когда они вновь появились на моем пороге через пару часов. Катя расчувствовалась и прижала Тошку к груди.
– Мы еще будем гордиться тобой, девочка.
– Обязательно будете. Но, увы, теперь главное – не дар Божий. А дар земной. Ей нужно учиться, учиться и учиться.
– Она будет учиться, Кирилл. Обязательно будет.
А Тошка, красная от волнения и неожиданного счастья, вдруг свалившегося на нее, приблизилась к моему старенькому роялю. И поцеловала его потресканную кожу.
– Я тебя не подведу, миленький, – прошептала сквозь слезы она.
Я проводил гостей до двери и не выдержав полюбопытствовал.
– Ну, как, ребятки, провели время? Без меня, надеюсь, не скучали?
– Нет, Кира, нет! – радостно затараторила Катя. – Мы чудесно провели время! После тебя сразу же отправились к Пете Рябову. И он нас развлекал целый вечер! Даже стихи читал!
Мне оставалось развести руками. И пожалеть Петьку. Теперь, похоже, каждый вечер у него будут гости. Которые станут требовать все больше и больше стихов. И при этом исключительно смотреть на него и делать вид, что слушают. Насколько же хватит моего друга? И я, поспешив спасти своего товарища, шепнул Шурочке:
– Смотри, Шурка, Петух о-о-очень обаятельный парень. К тому же – поэт. А ты знаешь этих поэтов. К тому же Катя обожает стихи…
– Ты думаешь? – испуганно прошептал Шурочка в ответ.
Я безразлично пожал плечами: мол, смотри сам, наивный очкарик. Наивный очкарик снял очки и беспомощно моргая, так же шепотом спросил:
– Что мне делать, Кира? Ты думаешь, у меня есть шанс?
– У кого же, как не у тебя, Шура! Только смотри, не упусти его! Любовь, дружище, не грех. Грех – отказ от любви. И знаешь, не обязательно таскаться по гостям, если еще не готов остаться с ней наедине. Сходите в музей, или, если уж так любите стихи, на литературный вечер. Не один ведь Петька на свете…
Приободренный моими советами Шурочка заулыбался, и я, поспешно пожелав им счастья, выпроводил их. И почему-то подумал, а не пригласить ли мне в музей Майю? Но тут же отбросил эту идиотскую мысль. Майя была далеко не Катя. О чем оставалось лишь сожалеть. Ее сложности, тайны, двусмысленность фраз и мыслей в последнее время меня отталкивали. И хотя я как-то успел подзабыть про ее сомнительного мужа, сбрасывать его со счетов все же не стоило. И главное, я так и не понял, что же преобладает в моих чувствах к Майе? Возможно, просто любопытство.
Едва я закрыл за гостями дверь, едва перевел дух и едва успел подумать о Майе, как зазвенел телефон. Моему удивлению не было предела, когда в трубке я услышал ее низкий, хрипловатый голос.
