Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер
И если Вам стоит хоть раз усомниться в его профессионализме и умении передавать простую визуальную картинку, например, задав невинный вопрос: «Мама, а мама, а что это такое дядя здесь нарисовал?», то Вы уже никогда не отмоетесь и будете всю свою оставшуюся жизнь нести на себе позорное клеймо человека недалекого – невежи и подлого быдло-совка, лишенного тяги к прекрасному и, кроме того, элементарной душевной гармонии и тонкой внутренней настройки. Не говоря уж о сопереживании, политкорректности и толерантности по отношению к творчеству создателя вдохновенного образа.
Не знаю, как Вы, уважаемый читатель, а нам на своем веку пришлось много раз быть обвиненными в полном или частичном непонимании (недопонимании) творческого художественного замысла, в неумении видеть суть и скрытую подоплеку, в нежелании отделить зерна от плевел, в неспособности попытаться взглянуть во вне или же, наоборот – под. А все потому – что мы иногда задавали неудобные вопросы из разряда: «А что ты хотел этим сказать?», или: «А что это значит?». Однако мы росли и постепенно учились и отделять требуху от вырезки, и искать горсть гороха в амбаре, набитом пшеницей, и иголку (понятно, в гигантской), нет, не копне – а куче таких же иголок, только пока что еще не до конца заточенных.
И вскоре уже могли изображать из себя настоящих знатоков и ценителей – и при этом совершенно не напрягаться, а даже иногда получать удовольствие. В конце концов, совершенно неважно, что перед Вами на стене висит какая-то непотребная мазня размером два метра на два метра – ведь шедеврами можно хоть каждый день наслаждаться в Третьяковской галерее или в Художественном музее, а здесь главное – прислониться к творческому поиску мастера, попытаться измерить угол, под каким он видит на мир, и попытаться вникнуть в скрытый внутренний язык его образов.
В противном случае, приглашения на выставку Вы больше не дождетесь, и на Вас наклеят ярлык мужлана и селюка – но никак не лица, достойного вовлечения в бомонд. И все, что Вас ожидает в дальнейшем – безысходная необходимость ходить по Эрмитажам и Пушкинским музеям и смотреть что-то там неинтересное и не в тренде.
Но, конечно, не стоит мерить всех одним аршином и чесать под одну гребенку. Есть еще – есть еще мастера и в наши дни, который могут и хотят! Настоящие – и их немало, кто бы Вам что ни говорил.
Здесь, как заведено, небольшое отступление. А без него – никак. А потому что везде владычествует метафизика, и нет устоявшихся правил и проторенных дорог. Вот взять отступление. Вроде, и неважно оно, и можно без него спокойно обойтись. А вдруг – не так? А, вдруг, именно в нем и суть, а все остальное – только канва и подведение к истоку?
Язык художественных образов доступен каждому, и все, что нам только нужно – это техника. А совокупность техники, воображения и высокой гармонии и рождают талантливые или, вообще, гениальные произведения. Технике же можно научиться.
Как известно, учиться никогда не поздно и никогда не рано. Вот посмотрите: перед Вами прелюбопытнейший экземпляр – вороватый и нечистый на руку менеджер в коммерческой организации или даже в государственной корпорации. У него есть все, или почти все, но жизнь идет, и переломный возраст не за горами. И когда приходит ощущение, что его жизненный путь свернул в сторону своего неминуемого логического завершения, то менеджер несется, как оголтелый, и записывается на курсы поваров по приготовлению тигровых креветок или же ландшафтных дизайнеров. А все потому, что теперь одних лишь только наворованных денег ему мало – а нужно еще успеть проявить себя в творчестве и прикоснуться к вечному.
Он бы, может, и хотел не только готовить креветки, резать укроп и петрушку и готовить соус, а, например, стать современным Дюрером, Куинджи или же Верещагиным, но нет возможности. Нет времени учиться, нет таланта и нет потребности положить свою жизнь на алтарь искусства. И сил нет, и поэтому остаются только лишь зеленые насаждения на даче и кухня с русскими щами и свиным международным эскалопом. А будь у него время и возможности – может быть, вскоре, как из гусеницы родится прекрасная порхающая бабочка, и из него вырос бы гениальный скульптор, портретист или же автор множества книг и эссе, способный перевернуть мир мощью и монолитом слога, цельного и свирепого в своем устремлении? Ведь для того, чтобы хорошо и складно писать, вовсе не нужно заканчивать Литературный институт. Или нужно?
Кстати, этим вопросом я и завершаю свое небольшое отступление, потому что именно ответ на него и пытался в свое время найти для себя Иван Иванович, но потом пришел к выводу, что в писательском ремесле он не силен, и поэтому станет художником.
Как и подобает человеку серьезному, Иван Иванович не стал разбрасываться на всякие мелочи – натюрморты, пейзажи небольшого размера, мимолетные зарисовки, графику и другую блажь, а сразу перешел к созданию монументальной композиции с массовкой, видами гор, минеральными источниками и кораблями под парусом вдали на волнах – и, конечно, с красивыми обнаженными дамскими формами, услаждающими взгляд и дух. Дело в том, что у него совершенно не было времени идти проторенным путем – от малого к большому, но созданием (пусть только и одного) эпического полотна он мог увековечить свое имя на художественном Парнасе. Поэтому он принял решение сразу сосредоточиться на первой решительной попытке.
Поскольку все силы были брошены на написание шедевра, то к художественному процессу следовало подойти как можно серьезнее. И Иван Иванович вспомнил былые дни и свои инженерные и научные навыки и решил взять на вооружение полученные им в свое время методики и способы усвоения новой информации.
Для начала он закупил несколько книг: «Энциклопедия начинающего художника», «Художества для чайников», «Ты художник за два дня», «Высокохудожественное мастерство на кухне под рукою» и «Портретное полотно, как верх художественного искусства» и неспешно прочитал их от корки до корки. Следует заметить, что Иван Иванович (что стало откровением даже для него самого) легко понимал и пропускал через себя новый материал и впитывал его, как губка поглощает воду. Кроме того, еще в бытность свою научным сотрудником он хорошо запомнил урок, преподанный ему как-то его руководителем и наставником, который многократно повторял, что любую книгу нужно читать от корки до корки и от начала и до конца, включая предисловия и послесловия – и даже то, что напечатано внизу маленькими-маленькими буковками. Ведь иногда в этих маленьких буковках и скрыта вся суть.
После того, как Иван Иванович разобрался с теоретическими знаниями, он перешел к практическим занятиям. Но поскольку это было для него делом новым и необычным, то начал он с самых первых шагов и очень осторожно. Первое, чему нужно было научиться, это готовить холсты. Иван Иванович долго думал, не пойти ли ему по стопам старых мастеров и не соткать ли холст самому, но потом решил, что это будет чересчур, и нужно просто купить его в магазине. Но тут возникла проблема – полотна нужного размера там не оказалось, и это даже несмотря на то, что он объездил несколько магазинов кряду.
Тогда он пошел другим путем. Начал с создания подрамника. С этим было проще – Иван Иванович позвонил отцу (старику Капитонову) и попросил его изготовить деревянную раму нужных размеров (четыре метра на восемь) с горизонтальными и вертикальными внутренними перекладинами для крепления полотна. Тут была одна хитрость – рама с перекладинами должна была иметь совершенно незначительные отклонения в размерах – чтобы холст лег ровно и гладко. Но старик знал свое дело, и вскоре в дом к Ивану Ивановичу прибыл грузовик, который привез огромную деревянную раму, выполненную из редкого сорта бразильской гевеи. Ее сняли, с трудом перетащили в студию, и Иван Иванович воздал должное мастерству отца – рама была изготовлена идеально и, кроме того, украшена резьбой с изображением замысловатых узоров с тыльной стороны.
Резьба оказалось очень кстати, поскольку по замыслу Ивана Ивановича после завершения картины он будет демонстрировать ее гостям и на выставках не только с лицевой, но и с обратной стороны. И тогда они увидят, что мастер подошел к делу серьезно, и даже сзади у него есть, что посмотреть.
Теперь настала очередь, собственно, самого холста. Справочники давали советы, что хлопковая ткань здесь не подходит, а нужно использовать лен, а еще лучше – лен с пенькой. А такое можно было заказать только на производстве. И посему следовало обратиться за помощью к товарищам из Ивановской партийной ячейки (т. е. теперь уже из Ивановского отделения партии) – ведь там располагался швейно-тканевый промышленный кластер, ближайший к Москве.
Иван Иванович не стал тратить время зря, а откомандировал туда Рабочева, целиком полагаясь на его смекалку и изощренную интуицию. Рабочев к тому времени был уже не просто личным помощником Ивана Ивановича, но личным помощником со значительным штатом в подчинении и персональным управляющим делами своего босса по части дома и быта.
