Аркадий Маргулис - Обращение Апостола Муравьёва
Апостол был уверен, что зал взорвётся негодованием, старик плюнет под ноги, и через час бывшего курсанта попрут с базы долой. Марат ошибся: ничего подобного не произошло. Напротив, короткая речь вызвала оживление. Зашелестели блокноты. Дебаты продолжались ещё долго, и Марату, против желания, пришлось углубиться в технические подробности.
Следующий день начался обычно: подъём, утренняя пробежка, завтрак и самоподготовка в классах. Ещё около двух месяцев Марат терроризировал преподавателей, изучая функциональное назначение и принцип действия технических устройств, вооружение, теоретические основы ракетостроения, правила эксплуатации и технику безопасности. Затем, по завершении самообразования, сдал экзамены по всем дисциплинам, и был допущен к несению опытно-боевого дежурства. Полк в полном составе отбыл на место постоянной дислокации в Кострому.
Апостол, по жизни мало чему удивлявшийся, поразился размаху строительства. Казалось, весь армейский стройбат согнали на эту грандиозную площадку. Место постоянного расположения называлось «Вокзал», и представляло собой огромный ангар, длинной с километр. На входе в ангар Марат нос к носу столкнулся с Пересунько.
– Клавдий Антонович, какими судьбами? – бросился навстречу Марат.
– Маратка… сынок, – задохнулся от избытка чувств машинист и заключил бывшего помощника в объятия.
Апостол не отстранился, как на вокзале в Элисте, напротив, сжал Пересунько ручищами, и машинист похлопал его по спине, словно прося пощады. Они сидели в офицерской столовой, куда ефрейтору Муравьёву путь заказан, зато Клавдий Антонович оказался вхож. Рассказ Марата не занял много времени. Работа в депо, сиротская свадьба, отдельная, пусть крохотная, но своя квартирка. Вкратце о происшествии в военкомате, учёбе на полигоне. Пересунько осталось дополнить недостающие звенья. Некоторое время назад его вызвали в «управление», и худой старик с властным лицом, конечно, это был Лауконен, предложил ему дело, от которого невозможно отказаться. Поворот судьбы, прихвативший квартиру в Костроме, не крохотную, как у Апостола в Киеве, а полноценную трёхкомнатную – других в специально выстроенном для персонала поезда девятиэтажном доме попросту не было. Пройдя медкомиссию, интенсивное, со скидкой на опыт, обучение, и сдав экзамены, Пересунько торжественно удостоился воинского звания прапорщик.
– Ты не представляешь, что здесь творилось, пока строили «Вокзалы», пока укрепляли пути на тысячи километров в округе. Согнали стройбат, и гражданские бригады. Кругом железо, бетон, гравий, песок. Построили. Ага, живём. Но как-то зазвал меня к себе сам – Лауконен. И с ходу в лоб, велит рассказывать о тебе. Мне туману нагнетать нечего, впечатлил, как было. Тебя, Маратка, по призывному делу отследили. Ну, мы коньячок с Карл-Янычем посмаковали. Хорошо посидели. Не ожидал, свой он парень… А там и «Вокзал» достроили. Скоро пригонят новьё, я в комиссии по приёмке, – заявил машинист и посмотрел – гляди, сынок, у меня план только родился… Если не возражаешь, устрою, чтобы тебя ко мне помощником? Ну что, пойдёшь?
– Обижаешь, Клавдий Антонович, какой вопрос, а как же, если добьёшься…
Но встреча их по общей работе состоялась гораздо раньше, чем ожидалось. Апостола, как обладателя наиболее критического взгляда, включили в состав государственной комиссии по приёмке «изделия» и даже в бригаду по испытаниям и обкатке.
Прибыв на завод изготовитель, Муравьёв и Пересунько с головой ушли в работу. Апостолу предоставили возможность совать нос кругом, куда посчитает нужным. И он влез глубоко, по брови и выше. Недоработок оказалось множество, и Марат посчитал возможность использования ракетного комплекса фикцией, научной фантастикой. Он не учёл лишь одного: начальство твёрдо придерживалось назначенных к исполнению планов.
Марат ежедневно виделся с Пересунько, щеголявшим в форме прапорщика, но поговорить по душам не удавалось. Толика свободного времени оставалось по вечерам, но усталость валила с ног обоих, общения хватало лишь на последние новости.
В первый же день работы представители дивизии выявили столько недоработок, что на их устранение отпустили неделю. Ситуация сложилась двухполюсная. Если директор завода-изготовителя, бледный, как эталон белого цвета, надеялся, что с учётом прежних заслуг наказание ограничится проводами на пенсию, то Марат, имея неоконченное среднетехническое образование и оппонируя седовласым инженерам, с первого дня стал удачливым следаком, легко отыскивающим коренные причины недоделок. Техника будто стелилась перед дотошным Апостолом, наподобие деревенской мессалины перед городским студентом, прибывшим на «картошку».
Марат, поковырявшись в документации, предупредил в докладной записке, что один из узлов дизель-генератора после заводской сборки не переведён в рабочее состояние. Предупреждение осталось незамеченным.
В положенный срок ракетный комплекс тронулся в направлении Костромы. В перегоне машинист Пересунько и его помощник Муравьёв-Апостол заняли кабину головного тепловоза. Остановок до пункта назначения не предвиделось, и они собирались использовать время по долгожданному назначению – удовлетворить обоюдную потребность в общении. Но в нескольких километрах от Днепропетровска, у пустынной станции Березановка, состав неожиданно стал. Узнай Апостол о причине недельного останова, отражённой в той самой докладной записке, непременно бы возгордился, но оповещать помощника машиниста, одного из двух сотен в задачи начальства не входило. Сигнал Апостола стал единственным доказательством заводского брака.
Изучив рапорт Карла Яновича Лауконена, министр обороны, возглавлявший общее руководство проектом, принял компромиссное, но верное решение. Если нет гарантии скрытного передвижения БЖРК, нужно извлечь из просчёта максимальную выгоду для страны. На рабочих переговорах подкомиссий по ядерным вооружениям между Советской и Американской сторонами, в ответ на шаг доброй воли Советского правительства, Соединённым Штатам пришлось заплатить небывалую цену, хотя узнать о существовании и маршрутах передвижения мобильного ракетного комплекса они могли по разведывательным каналам.
Неделю БЖРК позировал американским спутникам, пока не был закончен ремонт дизель-генератора, и состав двинулся дальше. Это оказалось небывалое путешествие в жизни Марата. Поезд шёл в режиме строжайшей секретности, перроны на станциях пустовали, выход из вагонов был строжайше воспрещён. В беспрерывном пути, но поговорить по душам всё не удавалось. Вид пустующих перронов угнетал сознание, трансформируясь через реальность. Марат, словно заворожённый, смотрел, как атомный поезд пожирает километры. Пересунько, обеспокоенный состоянием помощника, время от времени заставлял принимать пищу, но она не шла впрок. Окажись в кабине Лауконен, непременно ссадил бы Апостола на ближайшей станции в ближайший лазарет для подготовки документов к списанию.
Но с прибытием к месту постоянной дислокации многое переменилось. Заполнились делом будни. Марат навёрстывал потери. Было, чему дивиться. Сначала себе – уличный гаврош, выросший в Одессе, практически без родителей, стал заметным колёсиком истории, и ощущал себя первопроходцем.
Состояние Марата Муравьёва-Апостола, помимо профессиональных притязаний, объяснялось боевыми свойствами службы. Он жил ракетным полком, ракетный полк жил в нём. И горе врагу, наблюдавшему из космоса за неуловимым, как призрак, ракетоносцем. Ничего неприятелю не оставалось, кроме бессильных наблюдений. БЖРК возил в себе, в своих складских хранилищах, месячный запас топлива, продуктов и питьевой воды. Во время трёхнедельных походов Марат стремился проникнуть в тайные уголки поезда вовсе не из любопытства. Ему никак не удавалось смириться с ролью извозчика, ограниченной прозябанием в кабине тепловоза. Бойцам взвода охраны приходилось едва ли не силком выдворять из запретных мест любознательного помощника машиниста. Свои сложности – присутствие машинистов в различных частях состава предусматривалось наряду с другим персоналом по списку-допуску. Наравне с офицерами инженерной службы Марат стремился приручить стальную махину, превратить её чуть ли не в домашнее животное, пристрастно исполнявшее прихоти хозяина.
По армейским понятиям Апостол вымахал в крепкого служаку, в черпака. Боевое дежурство предусматривало отработку графиков перемещения, в том числе по экстренному отходу с позиции.
Как-то во время учений был нарушен порядок движения гражданских составов, и министерство путей сообщения месяц восстанавливало расписание. Тогда Апостолу было не до метафор: поступил приказ на отработку нештатной ситуации, когда машинист и второй помощник оказались нейтрализованы. Теперь в кабине находился он один, и от его умения зависела стабильность комплекса. Вокруг на сотни километров ни пристанища, угрюмый ельник, казалось, напирал стеной с обеих сторон. Маршрут действительно был не случайный, в окрестностях вряд ли могли оказаться свидетели. Вероятно, учитывались и координаты космических спутников. Мощные турбины крутили колёса локомотива. Тепловоз стремительно разгонял состав с грузом. Боевой запуск – экстренное событие, и заранее подготовиться к нему невозможно. Но готовым надо быть в любой момент, при любых обстоятельствах. Лишь у кого за плечами выучка и опыт, способен по мелким деталям и изменениям понять, что происходит. Марат, ощутив перемены, счёл их частью тривиальной тренировки. По громкой связи раздалось:
