Фарид Нагим - Танжер
Если бы возможно было выделить эту смазку химическим путем или закупать у женщин, и продавать для таких, как я, в аптеках. Да, этот доктор озолотился бы тогда. Такой пузырек «Любовный сок женщины» или «Экстракт любви эспешели фо ю» или «Выжимка эспешели фо неудачник Джон от Кристины (брюнетка)» или «Сандаловая настойка от Сандры (блондинка) для неудачника Энди». Закажите прямо сейчас.
Надо собраться. Да. Сколько нужно голодать, чтобы поумнеть. Итак, я ушел с работы. Сижу в комнате, которую снимаю за 85$. Не знаю, что со мной будет. В голове вертится «Детство», «Наш малыш», «ВИП-охрана», «Детектор лжи», «Психофизиологическая реабилитация телохранителя», «АО БУРДА МОДЕН», «Перидуральная анестезия», «Статья про простатит» и подозрения, что Юрий Владимирович так и не выплатит оставшиеся 500 $ и со мной скоро уже ничего не будет. Итак, надо собраться, сосредоточиться.
Бывают моменты, когда напьешься, и видишь себя со стороны особенно трезвым взглядом, и реально ужасаешься, как особенно трезвый человек.
Они руководят фирмами и становятся банкирами в двадцать лет, они издают культовые журналы, Билл Гейтс каждую минуту зарабатывает три тысячи долларов, а ты дрочишь хуй, уже даже вялый хуй. Стряхнул его и вскочил в отчаянии, с неистовым желанием немедленно изменить свою жизнь, прекратить все это, и замер, выпучив глаза, понимая, что ничего не изменишь, и помочь себе не сможешь ничем, кроме самоубийства.
Пятнадцать
«АСМО-пресс» С пожеланиями успеха в Вашем бизнесе!
Итак. Работаю под начальством этой красивой женщины Юлии, знакомой Германа, в каталоге «Золотая книга московского бизнеса».
– Димка, надо про «Связь-банк» придумать слоган. Я придумал: наша связь не ударит лицом в грязь!
– Анварка, лучше Гарнику позвони, вдвоем попробуйте. Димка посмеялся и ушел.
– Я придумал, – сказал он вечером.
– Что придумал?
– Слоган.
– Ну-ка.
– Мы существуем, чтоб не прервалась времен и судеб призрачная связь.
– Пиздец, Дима, сразу видно, что ты поэт!
– А в конце текста – Связь-Банк – ваша связь с будущим!
И мы начали работать вдвоем. Я бегал на интервью, заверял тексты и относил их Юлии Алексеевне, а он придумывал слоганы и писал тексты. Ей нравилось.
«Кам ту Марракеш… Кам ту Марракеш…» Влетела электричка, и я подумал, что вот в этом вагоне прямо сейчас встречу свою самую настоящую любовь, но нет, конечно. На «Менделеевской» ожидал удара лицом, уже почти чувствовал губами твердую боль и вдруг вспомнил, что Димка потерял свои ключи и, наверное, давно уже меня ждет. Очень хотел, чтобы он меня ждал. И я увидел его еще издалека, он пошел ко мне от подъезда.
– Манту марэ, Димка, убей меня! – радостно сказал я. – Катался на трамвае «Аннушка», слушал Вайю Кон Диос и забыл!
Димка не обиделся.
– Я думал, Анатоль будет дома, а он, оказывается, тоже уехал на дачу.
– У тебя на воротнике пятно красное, Дим, кровь что ли?!
И когда он наклонился, я легко сжал кончик его носа. Он засмеялся.
– Анварка, поехали арбуз купим? Тут, недалеко, на Коптевский рынок, на трамвайчике, а?
– Поехали, Дим, может, девчонок каких-нибудь зацепим?
Проехали в тряском трамвае по Михалковской улице, свернули. Ехать становилось все тяжелее. Выходили и заходили летние люди. Казалось, что должно что-то случиться, а арбуз это так, отговорка.
На рынке было пыльно и многолюдно. Ужасно танцевала в пыли старая, грязная бомжиха, возле нее стояла молодая, хихикала и морщилась, трогая рукой опухшую щеку.
Мы ходили по рядам. Как всегда трудно и лень было гадать, спелый арбуз или нет. Молодой, равнодушно привязчивый азербайджанец вырезал и вытянул из его бока красную длинную пирамидку. Купили. Слепило холодное, болезненное солнце. Было грустное, тупое и неизрасходованное чувство в душе, и накрученный и не лопнувший шарик в простате.
– Не выручите двадцаточкой? – пробубнила молодая бомжиха.
Я оглянулся, она смотрела на меня, и в душе появилось это.
– Двадцаточку просит, Дим, – сказал я и засмеялся.
– А что такое? – испугавшись чего-то, спросил Димка.
– Отморозок дал колечко продать, а мы его потеряли, он теперь кердык башка нам сделает.
И она как-то ответила на это мое чувство. Грязная, вонючая бомжиха с флюсом.
– Поедешь с нами, дадим, – сказал я.
И Димка странно обрадовался нашей игре.
– Поехали, – согласилась она и позвала старуху: – Поехали, мать, слышь, это наши пацаны.
Та пошла с неохотой и недоверием, вскарабкалась на ступени трамвая уже перед самым отправлением. Народ косился. Димка с арбузом встал в стороне. Холодное, пыльное солнце билось меж людских голов. Старуха что-то шептала ей на ухо и косилась на меня.
– Да не колотись ты, это наши пацаны, я их знаю, – усмехнулась мне.
– А что за колечко-то?
– Обалденное колечко, с брюликом!
– А что так дешево? – «Грудь бултыхается… грязная… пуговиц нет».
– Отморозок украл где-то, сам побоялся продавать.
– А-а.
– А мы потеряли с этой мандой.
– Водку будешь с нами пить?
– Буду. И еще двадцаточку дашь, как договаривались.
– Дам.
Возле «Байкала» купили водки.
Молодая пошла с нами, а старуха осталась внизу. Сидим на кухне. Димка режет арбуз. Понял все. Он хочет сказать что-то прикольное, чтобы поддержать нашу прикольную игру.
– Ты, я все …озку расскажу! – орала снизу старуха. – Блядь!
Молодая вышла на балкон.
– Дим, будешь ее трахать?
– Можно, – неуверенно сказал он, будто боясь меня обидеть отказом.
Выпили еще. Она полоскала водкой рот и глотала.
– А мы братья с ним, – сказал я.
– Да ну? Не-ет, – сказала она. – Вы не похожи.
– Ну вот, все так говорят, а мы братья, да, Дим? – «Какие ногти грязные».
– Точно, – он хотел еще сказать что-то прикольное.
– А ты говоришь – не братья.
– Ну, вы же не похожие, че ты мне втираешь!
– Да как не похожие, да ты посмотри на нас.
– Тем более не похожи.
– У нас просто отцы разные.
– А-а.
– А он даже в Чечне служил, – показал я на Димку.
– Он вряд ли, не верю.
– Точно.
– Он молодой.
– Ну и что?! Слушай, а что я тебе все доказываю, на хрен мне это нужно?!
Димка засмеялся. Выпили еще.
– А я ведь не дождалась своего парня из армии. Он мне письма писал про любовь. Я ему отвечала, фотку послала ему. А потом другого встретила, другого парня, который уже отслужил. У нас свадьба была. А тот пришел и смотрел на меня, а я в фате и уже чужая невеста. А он стоял у порога и так смотрел на меня.
«Пиздит, как и все они».
– А ты где живешь?
– Там, на Михалковской, в старой кочегарке у Отморозка. Димка ушел. Мы еще выпили с ней.
– Старая сказала, что не скажет Отморозку, если я ей денег дам.
– Я тебе сорок дам, понимаешь?
Испугались глаза. Даже в этих глазах просквозило что-то женское.
– А я что, не поняла что ли, зачем вы меня сюда позвали? И ощущение этой своей женской, короткой власти и некой ценности.
– Хорошо, что поняла.
– А я сразу поняла.
Мы допили с нею бутылку.
– Я буду только с одним, понял!
– Подожди ты, я узнаю.
Димка напряженно стоял посреди комнаты.
– Дим, ты будешь ее трахать?
– Нет, Анварка, я, наверное, не буду, я только посмотрю на вас.
– Хорошо, Дим. А презерватив у тебя есть?
Он дал. Я заметил, что ему даже презерватив давать мне было неприятно.
– Пошли, – сказал я ей.
– А этот не будет?
– Нет.
– Только деньги сразу.
– Само собой.
– А чё он, не хочет, что ли?
– Не хочет.
Дал ей сорок тысяч. Она спрятала их. Потом стряхивала легкие кожурки одежды и снова перекладывала деньги, прячась от меня. Легла на спину и с легкой готовностью, обыденно раскрыла колени.
«Какие женские и блядские глаза. И тело такое же дешевое, запущенное, как и ее жизнь».
Завис над нею на руках. Несколько раз ударился об твердую кость лобка.
– Ох, ты, блядь козел… ох, ты блядь козел… скорее, а то Отморозок…
Хотелось разозлиться на нее, но это было бы смешно. А потом обнял ее сухое, воробьиное тело, прижался к ее жидким, шершавым грудям, словно жижа в целлофановых пакетах. Она цыкала языком, проверяя дупло зуба. Он входил в нее как бы между двух смятых и старых газетных листов с помойки. Он хотел выйти из меня. Он ощерился в страшной улыбке и протопал по этому коридорчику в кишку презерватива.
– ………………………, – радостно говорила.
– Бери… одевайся… – мышцы живота передернуло волной.
– ………………………, – радовалась она.
– Уходи, уходи, я сказал! – тошнота наполнила рот, прыснула, я оглянулся, куда бы слить, и сглотнул ее назад.
– ………………, – говорила еще в коридоре.
– Иди ты, иди, – я был голый и не стеснялся Димки.
– Дай мне еще десятку на такси! – сказала в дверях.
Сильно оттолкнул ее пятерней в темноту площадки.
– Увидимся, – сказала она с этой женской простотой и уверенностью из темноты площадки.
