Каринэ Фолиянц - Серафима прекрасная
Думала, мучилась, а потом все же набрала междугородний телефонный номер.
– Девушка, мне очень нужно с Москвой поговорить… Когда? Через час? Хорошо, я подожду! Только вы примите заказ, запишите номер…
Сима сидела рядом с ребенком в реанимации. Ванечка еще не пришел в себя. Сима следила за каждым его вдохом.
– Ничего, сыночек, ты у меня поправишься! Ты еще бегать будешь, в футбол играть! Ты у меня сильный, правда ведь? – шептала Сима.
– Пойдем отсюда, Сима! Тут долго нельзя! Тебе и так исключение сделали! – ласково попросила медсестра. – Утром он проснется, вот тогда и придешь!
– Да никуда я не пойду! Никуда, слышишь!
Красин заглянул в палату – увидел Симу. Поманил пальцем в коридор:
– Я же сказал тебе! Посмотришь на него и выйдешь. А ты третий час сидишь!
Сима помотала головой:
– Никуда не уйду!
– Теперь одна надежда на его организм. Я все, что мог, сделал. Он должен жить…
Сима вдруг разрыдалась, уткнувшись в халат врача.
– Ну перестань. Пожалуйста, перестань! У меня персонал в отделении замечательный. Выходим твоего Ванечку.
Сима заплакала еще сильнее.
– Была команда не плакать! И сегодня тут не ночуй. Езжай к своей подруге! И никаких возражений.
В первый раз в жизни Сима ехала в такси по темному городу.
Вошла в квартиру Полины, та уже спала. Вдруг раздался телефонный звонок. Сима схватила трубку: вдруг из больницы! Но звонок был междугородним.
Через секунду Сима услышала взволнованный голос своей школьной учительницы.
– Да, Марь Иванна! Прооперировали! Сам Красин оперировал… Пока в реанимации, но через два дня в палату должны перевезти, – бодро рапортовала она.
Мария Ивановна сказала тихо:
– Симочка, я, наверное, не должна была тебе сейчас звонить в этот день. Но молчать не могу…
– Витя? Что с ним?…
– Да жив он, здоров как бык, кобель поганый твой Витя! Симочка, она вернулась, понимаешь? Симочка, она с ним у тебя дома живет! В открытую, на глазах у всей деревни! Чего делать-то будем, а?
– Да кто она-то? – переспросила Сима, будто сразу не поняла.
– Ирка!
Колеса стучали по рельсам. Поезд летел по бескрайней степи. Сима стояла, прислонившись к окну. Она не видела, что творится за окном. И словно видения, вспыхивали перед ней обрывки последних разговоров.
– …Куда ж ты рвешься? – спрашивал Красин.
– Вы сами сказали – Ваньке лучше. Не могу я мужа потерять. А вы… вы ж за Ванькой посмотрите?
– Конечно посмотрим, это наш долг.! Зорина, а то б осталась тут, в Москве! Руки у тебя хорошие, голова светлая. Я тебя в клинике оставлю работать. Выучишься на врача. Ну? На кой ляд тебе такой муж сдался, а?
Сима покачала головой:
– Надо ехать! Люблю я его!
Под стук колес Сима, как молитву, повторяла одно: «Не отдам его. Никому не отдам!»
Ира с Витей жарко целовались.
– Ты б ночник потушил, – проворковала Ира.
– Кому какое дело!
– Потуши!
– Скажешь – с неба луну достать, достану! – Он прижал к себе любимую…
Сима подошла к окошку. Увидела мужа и Иру: как лежат в кровати, как целуются, как ночник в комнате бесстыдно горит… Постучала крепким кулаком в дверь.
Ира встрепенулась:
– Стучат, что ли!
– Да и пусть стучат. Нам-то что! – Витя снова потянулся к Ире…
В этот момент, разбив стекло, в комнату с грохотом влетел здоровый булыжник. Витя вскочил, одним движением надел штаны.
– Я сейчас покажу, как стекла бить. Кто там такой умный, а? – Он распахнул дверь и отшатнулся.
На пороге Сима с чемоданом. Она молча прошла в комнату, оттолкнув мужа.
– Это я! Ну, здравствуй, Витя! – спокойно сказала жена.
Сима остановилась прямо у кровати, где лежала Ирка, прикрывшаяся до подбородка простыней.
– Ну и ты здравствуй!
Сима молча содрала простыню с Ирки. Та свернулась калачиком на кровати.
– Хороша! Спорить не буду! – усмехнулась хозяйка. – Нет у меня такого тела. И не будет. Судьбой не дано. А то, что дано, еще родами порчено.
Она бросила простыню обратно, повернулась к Вите:
– А чего ты не спросишь, как сын?
– К-как? – прошептал он.
– Позавчера оперировали Ваню. Красин сам оперировал. Хороший профессор. С головой мужик. И с душой доброй. И будет у нас Ванька как все дети. И в школу ходить, и физкультурой заниматься. И задыхаться, как раньше, не станет. А подрастет, так и спортом займется.
– Что ж ты его в больнице бросила? – пришел в себя Витя.
Сима усмехнулась:
– А у него сейчас реабилитация. Там врачи хорошие, и медсестры смотрят за ним. А через пару дней и мы за ним поедем. Вместе – ты и я.
– То есть как это? Как это – вместе! – пискнула Ирочка, – Как вместе?
– А вот так. Родители мы ему, оба. Бросать его сейчас без отца никак нельзя. Дети от болезни отходят, если дома все ладится. Так что вместе и поедем… – улыбнулась Сима.
– Витя, что ты молчишь? Скажи ей! – заверещала красавица. – Расскажи ты ей всю правду!
– Сима… Сима, отпираться мы не станем. Все, что ты видела, – правда. Я… Я люблю Иру. Она любит меня. И расставаться нам теперь нельзя! Невозможно! Мы счастливы, ты это понимаешь? – закричал Витя.
– Понимаю. Все я понимаю. – Сима голоса не повышала, и руки у нее не дрожали, и слезинки ни одной не проронила.
Она снова повернулась к Виктору:
– Развод я тебе не дам, да и не разведут нас в суде, ребенок маленький, после операции… Будем делить его, Ир, ты слышишь? По будням пусть тут живет, на земле работает – ему это привычней. Ну а в выходные к тебе, в город. Кто ж от такого тела-то даром откажется?
– Ты… ты с ума сошла?
– Да нет. Я в поезде вот ехала, все в уме вертела ситуацию-то нашу. Ну вот вам мое решение! Нравится?
Сима села за стол. Победоносно посмотрела на любовников.
– Витя, что же ты молчишь? Ну скажи ей, скажи! Это же дикость какая: она ж тобой распоряжается как вещью! – завопила Ира.
Витя голову опустил. Сима посмотрела на мужа жалостливо:
– Молчи, Витенька, молчи. Тебе тяжелей всех сейчас. Она ж семьи не хочет, ей бы только кувыркаться в кровати. А на кувырках далеко не уедешь! А? Не отвечай, Вить, не отвечай. Только сына бросить я не дам. И ты… не бросишь! Он ведь тебя любит.
– Виктор, да мужик ты или не мужик? – взвизгнула Ира. – Ну ответь!
– Права она, – тихо сказал вдруг Витя.
– Права! Потому что тебе, Ир, кроме постели ничего не надо. Ты за мужиком и смотреть не сумеешь. Ни постирать, ни приготовить. И понять не сможешь и простить… Непривычный ты к тому человек, Ира, не для него живешь – для себя. Так и живи дальше, как жила. А он к тебе каждое воскресенье ездить будет. Обещаю! А теперь убирайся из моего дома! – вдруг стала грозной Серафима. – Убирайся немедленно!
Ира вскочила с кровати:
– Да пошли вы оба! К чертовой матери! Ты – уродка, и он – урод моральный! Ненавижу!
Схватив в охапку одежду, Ирка пулей вылетела из спальни.
Витя за ней:
– Погоди! Погоди, пожалуйста!
Ира, на ходу надевая платье, отпихнула его от себя, хлопнула дверью. Сима посоветовала мужу:
– Ты за ней сейчас не беги. Бесполезно. Недельки через две остынет, тогда и поговорите!
– Змея! Змея ты! Ты не жаба, а настоящая змеюка! Да я тебя своими руками… – закричал Витя и бросился ее душить…
Кинулся на Симу – улетел в угол.
– Я в Москве киллера своими руками повязала. Не побоялась. Хочешь гулять – гуляй. Хоть направо, хоть налево, а бить себя не дам! Ты спи здесь. А я уж тут никогда не лягу!
И она гордо вышла из комнаты, метнув злобный взгляд на смятую кровать.
Нет ей теперь хода в супружескую спальню.
Сима заперлась в своей комнатенке, что была когда-то детской. Да так и просидела всю ночь на кровати. Даже плакать не могла. Не было у нее слез.
Бегал по степи красивый конь. Грива развевалась на ветру. Конь ржал, раздувал ноздри. И ничто не могло его остановить на бескрайнем просторе…
Сима с Марией Ивановной шли по дороге к деревне. Мария Ивановна смотрела на коня опасливо, а ну как на них помчится! А Сима животным любовалась. Есть в бегущей лошади что-то завораживающе-красивое!
Мария Ивановна нарвала маленький букетик полевых цветочков, Симе протянула:
– Гляди, последние. А в Москве, поди, уже холодно…
Сима кивнула. Она все смотрела на бегущую лошадь.
– Как же ты так смогла? Я думала, убьешь ее, глаза выцарапаешь, а ты… – вдруг не выдержала учительница.
Сима плечами пожала:
– Сделала как сердце велело…
– Ирка вчера подхватила чемодан, восвояси уехала. Твой… провожал ее, – горько заметила Мария Ивановна.
– Знаю, видела!
– Я вот поражаюсь, Сима! Что ты такая спокойная, а? Ты что, даже ему в морду не дала? И не высказала ничего? И не придушила на месте?
– Не дала. И не дам. А говорить… Чего тут говорить-то… Простила я его.
– Ну как ты так можешь? Ну что за мораль такая! Ты же умная девочка… ты… – завелась педагог.
