Лия Киргетова - Голова самца богомола
– Не влюбляются – это ты имеешь в виду себя? Что, хочешь сказать, у тебя не было ко мне чувств? – издала тихий визг. Пьяный уже.
– Были, Наташенька, – отвечаю мягко. Я не знаю, как с ней. Скажи я, что она как была для меня пустым местом, так и осталась, – так ведь непонятно, чем закончится. Да и так непонятно. – Ты мне очень нравилась. Я тебя хотел. Нам было очень хорошо. Ты прекрасная девушка. – Говорю и как со стороны себя слышу: голос мудака. Радионяня какая-то. Захотелось поссать. Вот, кстати, интересно, я же тут и обоссаться могу, вот дерьмо! Не сейчас, так через несколько часов. Долго она собирается устраивать это представление?
22:20
– Я знаю тебя лучше, чем ты знаешь себя сам! Не криви рожу! Конечно, тебе не хочется признавать, что кто-то понимает о тебе больше, чем ты хочешь показать. Я знаю, что когда вас с мамой и братом бросил отец, ты чувствовал вину за это. И не мог защитить мать, потому что был самым младшим. И что ты винишь себя за то, что не спас её от рака. И даже то, что ты был влюблён в жену своего брата. И вы с ней спали. Что ты так на меня смотришь?
– Наташа, ты больна.
– Да, ты будешь всё отрицать, ещё бы! – выплёвывает слово за словом, какашку за какашкой из гузки. – Но я чувствую, я всегда точно знаю, где ты и что с тобой. Я чувствую твои чувства. Когда тебе плохо и грустно, я знаю об этом, где бы ты ни был. Я знаю, например, почему ты перестал общаться с Сергеем. Молчишь? Попала в точку?!
– С каким Сергеем?
– С Бухановым. Он даже закрыл свою страницу в фейсбуке. И сайт тоже. И это произошло через двенадцать дней после того, как вы пили в «Самураях». Ты удалил его из друзей. А он вообще пропал. Ты же помешал ему вести бизнес, да? А у него был успешный проект, хороший интернет-магазин. И после вашей встречи всё накрылось. Потому что ты завидовал ему, да? – она говорит это, глядя в одну точку, как зомби, даже интонация электронная, голос автоответчика, взбесившегося автоответчика, который продолжает повторять «Нас нет дома, оставьте сообщение, оставьте сообщение, оставьте сообщение». – Ну конечно, ты же хороший у нас, ты же не можешь завидовать. А что ты сделал такого, что заставило его прикрыть бизнес? Я всё знаю о тебе! Я даже чувствую, как ты гордился тем, что сломал человеку жизнь. Я быстро вычислила, в чём дело. Он занимал у тебя деньги, да? И как только у него стало что-то получаться, ты затребовал всё обратно.
– Бред.
Нет, я не буду ничего говорить, с сумасшедшими не разговаривают. Буханов, какой-то левый чувак, с которым мы виделись от силы раза три, приятель знакомого. И я понятия не имею, что там у него за дела, я вообще не знал, чем он занимается. Где мы пили? В каких «Самураях»? Какой бизнес?
И она, значит, всех виртуальных френдов у меня в фейсбуке изучила, про каждого придумала историю, всё это прочувствовала, – с бабами, наверное, совсем глушняк, – там женщин больше даже, я их всегда добавляю, не глядя.
И отец, значит, нас бросил, и эта дебильная морда, сидящая напротив, ведь реально уверена в том, что так оно всё и есть. На что она способна, взбесившаяся дура? Что ей предложить, чтобы она меня развязала? И как от неё избавиться потом?
– Конечно, бред. Отпирайся, отрицай. Правда для тебя – невыносима. Именно поэтому ты боялся меня. Тебе же было хорошо со мной, я знаю, я помню. А потом ты решил, что тебе не нужен рядом человек, который умнее, сильнее и чище тебя. Который может тебя научить жить по-другому. Открыть тебе глаза на внутреннюю пустоту. Дать тебе свет. Свет! Тебе удобно жить в темноте! – впервые за вечер её голос разогнулся в полный рост. – Ты даже не меня испугался, – ты боишься перемен! Ты пока не готов к честному разговору с собой. Может быть, когда-нибудь тебе надоест жить ложью. Иметь по четыре любовницы одновременно.
– Ага, надоест, понятно. Ты, значит, всё обо мне знаешь лучше меня самого, и пришла меня спасти?
– Тебя уже не спасти. И меня тоже. Я пыталась спасти нас обоих. Я просто тебя люблю и любила всю жизнь. Мы связаны. Кармически. Мы были вместе в прошлых жизнях. А потом случилось несчастье, – она снова, как бесноватая, вперилась взглядом в невидимую точку рядом со мной. – Мы были членами тайного магического ордена на юге Франции, мы были тамплиерами, это долгая история. Мы были любовниками, мужчинами. И однажды я пожертвовал ради тебя своей жизнью. А это запрещено. Понимаешь? Есть такие законы там, – она кивнула в окно, на соседнюю многоэтажку. – По этим законам, человек, который сознательно отдал свою жизнь за другого во время магического обряда, покончил с собой ради спасения души ближнего, будет наказан. И если до этой жизни, до той, я имею в виду, мы всегда были вместе, потому что мы – одно, то после такой ошибки меня наказали и разлучили с тобой.
Глаза безумные. Вытаращенные. Руками что-то в воздухе изображает. Карму, наверное. Пальцы расщеперила и давит невидимых летающих медуз.
– И дальше мы всё время встречались, ты был моим отцом, сыном, даже врагом во время Второй мировой. И ты меня убил. Расстрелял в упор.
После этого меня простили, там простили, – снова кивает на соседний дом, вверх кивает, этаж на пятый ссылается. Там простили, – думаю я, – разумеется. Чё ж не простить-то хорошего человека. – И теперь, в этой жизни, мы получили шанс снова быть вместе, как мужчина и женщина. Выполнить наше предназначение вместе. Потому что по одиночке мы не сможем пройти дальше. – Она откашлялась, налила себе ещё, закурила, сфокусировалась на стакане, расфокусировалась обратно, в невидимых медуз вокруг.
– И в чём предназначение наше? Куда дальше-то, дорогая моя? – решил всё-таки поинтересоваться я.
– Тебе ещё рано знать об этом. Ты не готов, – уверенно так констатирует, молодец, даже по столу похлопала. – Можешь считать это моей фантазией, да ты по-другому и не можешь думать, потому что твоё сознание пока не способно к переходу на другой уровень.
– Понятно. С этого и надо было начинать. Магия и карма. А ты на другом уровне, значит?
– Чаще всего да, – драматическим полушёпотом отвечает, выгибаясь куда-то в сторону. – Это непросто, это очень сложно. Многое мне мешало. Когда-то давно я была такой же как ты, пустой и глупой. А потом мне приснился сон, ко мне пришёл Бог и сказал мне, что я – избранная. И ты тоже. Но ты спишь, твоё сердце закрыто, чакры заблокированы, ты боишься любить и не веришь ни во что. И пока я не разбужу тебя, я не выполню свою миссию.
– Бог, значит. Наташа, развяжи меня, развяжи, и мы поговорим.
– Нет. Я сначала всё тебе скажу, а потом решу, что с тобой делать. Мне всё равно уже нечего терять. Я могу убить тебя, мне всё равно.
– Почему тебе нечего терять-то? – я чего-то не понял, хотя при такой безумной логике можно и не пытаться.
– Ты узнаешь потом. Или не узнаешь. Всё кончено. Ты должен был быть со мной. И ты не можешь не понимать этого, не можешь не чувствовать, – зарыдала она в голос совершенно неожиданно. Завыла, задёргалась. – Не можешь! Так не должно быть! Всё неправильно! Всё из-за тебя!
Рыдает, согнувшись. Садится на пол. Подвывает. Пьяная истерика. Тушь размазала, всхлипывает. Неловко опираясь на руку, поднимается.
– Ну, что смотришь? Не нравлюсь? – снова завыла в голос. – Конечно не нравлюсь, я страшная, пьяная, зарёванная. Но ты же меня любишь. – Снова захлёбывается, глотая воздух искаженным ртом, всхлипывает. – Ты меня любил и любишь до сих пор, просто эта сука тебя приворожила. О-ох. Я сейчас приду.
Утопала в туалет.
23:02
Часы будто надвигаются на меня, будто колышутся на стене. Агния, наверное, уже сходит с ума, придумав себе историю в деталях о том, как я её бросил навсегда. Телефон дважды звонил, она, скорее всего. А эта дебилка застряла в туалете, долго не возвращается. Я всё время, пока её нет в комнате, пытаюсь развязаться. Вроде бы начинает получаться. Левой руке стало свободнее.
Чёрт, вот засада-то! Не умею я с сумасшедшими. Спорить нельзя, наверное. Надо подыгрывать, может и сработает. Мне кажется, она меня боится. И поэтому напивается, чтобы страх убрать. Когда подходит ко мне – аж руки трясутся. Идёт.
Умылась и снова накрасилась. Дура. Пиджак сняла.
На мышиной серой водолазке два мокрых пятна подмышками. Огромных. Она всегда потела, да. И всегда носила синтетику при этом. Пованивала.
Решила кофе выпить, молча ходит: чашку достала, кофеварку включила.
Она же слабая, мелковатая. Развязать бы ноги, я бы её и со связанными руками успокоил. Стулом с разворота. Но ноги зафиксировала хорошо. И руки тоже. Больно-то как! Суставы аж выворачивает. Угораздило же меня так вляпаться. Стыдно. И грязно. Грязней, чем обычно. Чем всегда.
Пьёт кофе и курит, сидя на столе. Странно, но мне уже и курить-то не хочется. Выглядит смущённой. Или растерянной. Как будто ей неудобно передо мной.
– Наташа, ну что мы как дети, а? Я никуда не уйду, если ты меня развяжешь, обещаю, – снова начал я свои увещевания. – И тебя не обижу. Я просто хочу по-человечески тебя понять. А когда так больно, я не могу думать ни о чём другом, это отвлекает, понимаешь?
