Юрий Чудинов - Порядок вещей
Охранник лежал на столе, животом кверху. Но он был жив. Просто мертвецки пьян.
Кобуры под мышкой не оказалось. Переместив руку охранника на живот, Смольников выдвинул ящик письменного стола. Сгодился бы «Магнум – 750», с пирофорными пулями, прожигающими броню, но в столе лежал явный антиквариат: наган образца 1895 года (калибр 7,62 мм, прицельная дальность сто метров, барабан на семь патронов). Убедившись, что барабан забит до отказа, Юрий сунул оружие в карман и по широкой лестнице, двигаясь абсолютно бесшумно, поднялся на второй этаж, где повернул налево, так как третья по коридору дверь была открыта. Приблизившись, заглянул в зал и увидел полностью обнаженных старуху и нейрохирурга. Нейрохирург сидел на полу и торопливо вытряхивал на ладонь пресловутые «ноль-пилюли». Старуха, тоже голая, стояла, сгорбившись, в трех шагах от него, и судорожно прижимала к груди скрученный в трубку пергаментный свиток, а тело ее начинало уже флюоресцировать бледно-зеленым, как гниль на болоте, светом.
Воздух вспенился над паркетом и заклубился, как пар над ледником холодильной камеры. С неприятным скрежетом паркет стал складываться в номограмму Розы Ветров. До слуха долетел глухой удар, как если бы морская волна разбилась о скалистый берег. Из сгустков воздуха возникли мотыльки, синие и голубые, похожие на ожившие осколки разбитого неба.
Послышался второй удар, той же силы, что и предыдущий. Старуха и нейрохирург исчезли. На их месте остались дыры, черная и белая, повторяющие очертания тел: белая – старухи, черная – нейрохирурга.
Шум моря сменился звоном медных колокольчиков. Из белой дыры потоком хлынули желтые мотыльки, а из черной, навстречу им – красные. Когда эти два потока встретились, наступило затмение.
...Что же писал в своем дневнике профессор Бурлай незадолго до того, как наступила смерть? На чем оборвались его записи? Мы можем это узнать. Вот он, дневник. Он все еще лежит на столе, в кабинете. Похоже, с тех пор никто сюда так и не заглядывал…
«…В 1489 году от Р. Х. восемь известнейших художников Италии получили странный заказ. За немалую плату каждый из них согласился написать пейзаж (пейзажной живописи тогда не существовало – это первая странность).
Их инструктировали отдельно, чтобы никто не понял, что является участником массового эксперимента.
Местоположение изображаемых объектов определила векторная диаграмма, нанесенная на удивительно точную по тем временам топографическую карту, составленную ни кем иным, как Леонардо да Винчи. Центром пересечения лучей диаграммы была вершина горы Титано – наивысшая точка древнейшего государства Европы – Сан-Марино, расположенная на высоте 738 метров над уровнем моря».Энциклопедическая справка: «Сан-Марино – государство на Апеннинском полуострове, в окружении территории Италии, площадь 61 квадратный километр».
...«После окончания работы художники разъехались по домам, а живописец из числа посвященных вписал в их композиции сцены из Евангелия, нанеся их поверх высохшего слоя красок. Отныне обладатель карты и этих картин, зная, как ими пользоваться, смог бы отыскать места, где были спрятаны сокровища.
Сохранность схемы в веках обеспечивалась религиозной и художественной ценностью картин.
Считалось даже, что, если все адепты Ордена погибнут, некая совокупность знаний позволит избранному Судьбой исследователю не только раскрыть их тайны, но и правильно, в соответствии с задачами Ордена, распорядиться ими».
Теперь вернемся в музей. Неужели Смольников знал все это?..
Окна зала выходили на север. В промежутке между ними на стене призрачно мерцало «северное полотно». Напротив него было «южное». Ось Север-Юг проходила сквозь композиционные центры (или фокусы) картин. Фокусировка остальных полотен также полностью совпадала с векторными направлениями Розы Ветров данной местности. Таким образом, картины обрели свойства, присущие каменным блокам известного британского мегалита.
Как только вернулось зрение, Смольников отметил, происшедшие в зале изменения.
1. Снег за окнами больше не падал. Снежинки застыли, как нарисованные.
2. Уличные фонари не давали света. С пола исчезли тени оконных рам. А тени скамеек и статуй, находящихся в зале, растекались теперь радиально, по периметру зала, как если бы источник света находился в центре, под потолком, и был невидим.
3. Тело старухи стало юным. Оно сияло, будто отлитое из благородной платины. Голова осталась прежней, морщинистой, темной. Седые, спутанные волосы торчали дыбом, как наэлектризованные.
4. Нейрохирург изменился полностью. Тряхнул головой, будто отгоняя кошмарные видения, и довольно твердой походкой направился к «восточному полотну», краски которого уже подернулись туманом. Фигуры людей поблекли и стали отслаиваться от холста. По мере осыпания первого слоя, под ним проступала комната. С каждым мгновением она обретала рельефность и глубину, присущую реальности. В заключении нейрохирург (кем он стал, было пока непонятно) переступил через раму и вошел в закартинию. Там он открыл дверцу платяного шкафа и извлек из него полный комплект облачения кардинала римско-католической церкви.Лицо старухи сплющилось, как будто оно было сделано из пластилина, и кто-то смял его невидимыми пальцами. Несколько мгновений ничего нельзя было разобрать – смутное, газо-нитевое облако, – наконец, словно шар лопнул: на месте прежнего возникло новое лицо, юное и прекрасное, с огромными, золотыми! глазами. Волнистые волосы, черные, с синеватым отливом, плавно опустились на точеные плечи. Идеальных пропорций плоть ожила, и девушка, – на вид ей было около двадцати, – по примеру спутника, грациозной походкой прошла в закартинию. Смольников понимал, что, находясь вне зала, он существует теперь на тех же условиях, что и снежинки за стеклами: в любое мгновение может стать статуей в нише или барельефом в стене, но пройти в зал не решился, хотя за спиной, он чувствовал, полным ходом шла кристаллизация.
50. Камень, лед и стекло
Ты вошел в эту комнату. Постарайся задеть как можно меньше предметов. Это не чердак, куда относят старье, и где осторожность требуется не вещам, а твоей пустой голове. Впрочем, теперь чердаков нет. Пустота под нашими крышами не годится даже для голубей.
Стоило девушке повернуться к нему спиной, с явным намерением последовать за Лоренцо ди Креди, как Юрий метнулся вперед, но (увы и ах!) налетел на невидимую преграду, очень теплую по краям и чрезвычайно холодную в центре, о наличии которой уже догадывался. Более того, в момент касания перед ним материализовалась ледяная статуя: рост в рост, волос в волос похожая на него самого, впаянный в стекло, лицом к залу. Лед статуи сразу же стал мутнеть, превращаясь в сахаристо-белый мрамор. По стеклу побежали трещины пазов витражного орнамента.
«Так вот для чего мне понадобился наган!» – спохватился Смольников.
Первые три пули потратил впустую. Они увязли в витраже. Понял свою ошибку, и последующие четыре сделали свое дело: на месте торса статуи образовалась дыра, через которую, как крем из тюбика, Юрий выдавился в зал и, весь в поту, тяжело дыша, растянулся на полу. Последнее, что он увидел прежде, чем потерял сознание, были буквы имени, проплывшие в воздухе над головой: Франсуа Реньо. Буквы были яркие, зеленые, искрящиеся, как изумруды в колье Беатриче…
«Беатриче?! Откуда он знает это имя?..»
51. Лестница в небо
Росли две сосны, высокие и стройные, кронами переплетаясь высоко в небе. Взяли мы с Олегом и построили из них лестницу. Прибивая одну перекладину за другой, забирались все выше и выше, пока не оказались под самыми кронами. Там мы приколотили две опорные жердины, по три метра длиной, на них площадку навесили, скелет которой тут же, в воздухе, собрали из жердей потоньше. Настелили пол. Самым скучным занятием было таскать доски от заброшенной буровой вышки и поднимать их наверх. В полу мы сделали отверстие, закрывающееся крышкой: лаз. Снизу на крышке написано красной краской «рай», сверху – черной – «ад». Откроешь крышку, спустишься вниз, и ты в аду, поднимешься наверх – ты на небе. Соорудили крышу над головой. Жердями соединили углы крыши с углами площадки. Еще по парочке таких стропил пристроили по бокам. На них перила навесили на уровне пояса. Но прежде всего влезли на крышу и отпилили верхушки сосен, чтобы уменьшить общую парусность сооружения. А то ведь, при добром попутном ветре, избушка наша (на курьих ножках) могла бы запросто отправиться в кругосветку, на что мы вовсе и не рассчитывали. В общем, получился очень высокий дом, куда мы тотчас по завершении строительства и вселились, перетащив наверх свои спальники. Ну что за сказка! Ни одного комарика! В безветренную погоду, конечно, и здесь от них спасу нет, но сейчас, когда ветер покачивает верхушки сосен, воистину рай! Сидим себе на крыше да песенки поем. Под гитару. Дурачки, конечно. Но жизнь получила от этого некую специфическую окраску, не кажется больше нескончаемым ожиданием новой фазы.
