Сергей Тюленев - Улыбка Пеликена
– Глеб, ты что, с ума сошел! Сегодня мороз за тридцать, в чем проблема? Пусть водитель за тобой приедет!
– Нет, это не очень хорошо. Сама говоришь: сегодня праздник и выходной, а он что, целый день по нашим личным делам кататься будет? У меня тут в шкафу унты стоят, тулуп висит офицерский, рукавицы теплые… Все будет нормально, не замерзну.
– Ну, смотри, Глеб, я тебя предупредила! Мне кажется, ты делаешь глупость.
– Все-все-все, заканчиваем, меня Николаич отвозит на буровую, а потом приезжает за тобой и детьми. Пока, целую.
Виктория недовольно вздохнула, чмокнула трубку и отключилась.
Разговор на буровой был небольшим и занял всего полчаса. Глеб посмотрел карты разведки поля шахты «Анадырская», выслушал нарекания в адрес поставщиков, задерживающих своевременный завоз инструмента, попил с отдыхающей сменой чаю и узнал, что по прямой до поселка Угольные Копи, места, где проживали его тесть и теща, было не пять, как он думал, а восемь километров.
Но решение было принято, и он пошел через лиман.
Минут через двадцать Глеб понял, что быстро идти не получается. Торосы, выдавленные морозом и сильным течением, преграждали ему путь, заставляя петлять и обходить их.
Через час он оглянулся назад, холод, делая воздух прозрачным, лишил его возможности понимать пройденное и оставшееся расстояние. Буровая была уже далеко сзади, а поселок, к которому он шел, казалось, не приближался.
Решив прибавить скорости и темперамента шагу, Глеб, не придав значения, появившейся под ногами сырости, неожиданно услышал отчетливый треск льда.
– Стоп! – скомандовал он сам себе. – Что за ерунда? Лед должен быть как минимум полметра толщиной.
Он сделал следующий шаг, но треск раздался снова, а под ногой появилась вода.
– Ешкин кот! Похоже, течение не дает льду нарастать! Назад!
Глеб, отступая, ровно в свой след, поставил ногу, но противно бьющий страхом по нервам треск раздался снова, и ему даже показалось, что вода пошла на лед сильнее.
– Кажется, я приблизился к промоине, и это плохая новость!
– Он присел на серый, набравший влагу снег и стал рассуждать вслух. – Левее снова появляются торосы, значит лед там крепкий, а я попался на собственной глупости, стараясь обходить их по чистому полю. Не сообразил, что сильное течение и соленость океана могут не дать нарастать льду даже в сильные морозы. Похоже, придется лечь на брюхо и, распределяя массу тела по поверхности, снизить риск провалиться под лед. Вот и свалились на мои теоретические познания о смерти и жизни настоящие испытания, где необдуманный шаг – и граница между этими понятиями может растаять.
Он лег, почувствовав, как брюки на коленях и рукавицы тут же промокли. Прислушиваясь, Глеб несколько раз менял направление своего движения, страх и хруст льда заставляли его ползти быстрее.
Метров через семьдесят снег под ним перестал хлюпать водой, мокрые ноги, руки и тулуп, холодя тело, сменили один страх на другой. Он посмотрел на буровую, потом на поселок и ощущение, что за два часа он преодолел только середину пути, неприятным предчувствием побежало по нервам и телу.
– Вперед!!! – крикнул он громко, отгоняя шепот пугающих мыслей. Сжав пальцы в кулаки и напрягая начавшие дрожать от холода мышцы, Глеб поднялся и пошел, слушая каждый скрип под ногами.
Через полчаса короткий северный день кончился, а быстро наступающие сумерки зажгли звезды на небе и фонари береговой линии поселка.
Все, что было на нем мокрого, превратилось в корку, ледяной панцирь на коленях неприятно царапал кожу.
Следующий час он шел, как на автопилоте. Силы стали покидать его, мороз проникал под одежду, сковывал движения и обжигал лицо. Теперь Глеб боялся только одного – остановиться.
Мысли о том, что страх перед опасностью положил его на живот и заставил ползти по хлюпающей снежной жиже, вызвали у него улыбку; философия гибкости выживания давала ему возможность на деле почувствовать значения сказанных несколько часов назад слов.
Последние метры были самыми тяжелыми, тело уже ничего не чувствовало, глаза почти по памяти держали картинку дома, зубы скрипели эмалью, ноги передвигались силой воли и единственным, пульсирующим в голове желанием было – снова увидеть Викторию и детей.
Прошло еще какое-то время и он, падая и снова поднимаясь, наконец-то подошел к двухэтажному дому.
Держась за деревянный поручень, он с трудом поднялся на крыльцо и несколько раз стукнул обледеневшей рукавицей по двери.
– Глеб! – Услышало его сознание голос жены. Он сделал еще несколько шагов, миновав холодный тамбур зашел в прихожую, сполз по стене на пол и закрыл глаза.
Он чувствовал, как кто-то тихонечко расстегивает его тулуп, снимает торбаза, рукавицы, шапку, как иней и кусочки льда на усах и бровях тают, стекая капельками по лицу…
Тепло, голоса близких людей стали возвращать ему силы, и он улыбнулся, а открыв глаза, даже засмеялся хриплым, больше похожим на откашливание смехом. Виктория вытирала его лицо полотенцем, теща стояла с рюмкой водки, дочь – с бутербродом, и у всех в глазах читалось волнение.
– Убью тебя, зараза ты такой! Говорила же: не иди пешком, мороз, тридцать четыре градуса! Зачем поперся через лиман в такой холод? А мокрый почему такой? Ты что, поскользнулся и в полынью упал?
– Не дергай его! И тулуп пока не снимай, пусть посидит немного, отогреется, водочки выпьет.
Виктория взяла рюмку у мамы и протянула ее Глебу.
– Правда, давай выпей, а то ледяной весь! Заболеть только не хватало! И нечего улыбаться, напугал всех, и сам натерпелся. Вон, еле живой сидишь! О чем, я тебя спрашиваю, ты думал?!
– О тебе, – тихо произнес он, возвращая пустую рюмку. – Теперь я знаю, где ошибся, сдавая экзамен китайцу. Знание действительно являются ключом к законам жизни, но не они дали мне силы дойти до дома. – Он взял жену за руку и посмотрел ей прямо в глаза. – Я так сильно хотел тебя видеть, что ни холод, ни лед лимана не смогли остановить меня.
А про себя подумал, что сейчас было бы уместно и правильно сказать как сильно он любит ее, но глупый страх и невежество, делающие язык корявым, придавили его молчанием. И он понял, что ему еще очень многое нужно постигать в этой жизни, чтобы научиться произносить простые и искренние слова.
– А меня? – крикнула Шурка и кинулась обнимать и целовать отца.
– Конечно, моя рыбка… собака, и тебя тоже очень люблю!
– А про тещу не забыли? Это ведь я тебе, зятек дорогой, рюмочку водки поднесла!
Виктория, Глеб и Шурка переглянулись и… рассмеялись. Старый Новый Год наступил, лед на тулупе растаял и стек каплями воды на пол.Белый медведь, однако, совсем белый
Морозы стояли знатные. Кочегарки и домашние печи поднимали в небо клубы дыма. Поселок Угольные Копи, обвешанный заиндевелыми, в колючем инее проводами изо всех сил пытался согреться, съедая в топках уголь и дрова.
Это утро началось для его жителей как обычно. Шахтеры пошли на смену, школьники и учителя остались из-за непогоды дома, служащие контор созванивались с начальством в надежде получить актированный день и еще поваляться в кровати под теплым одеялом.
Директор шахты «Анадырская», немолодой уже и грузный человек, с самого утра ругался в своем рабочем кабинете с горным инженером из-за плохой вентиляции четвертой штольни и нарушении графиков замеров содержания газа в забое.
Неожиданно дверь его кабинета распахнулась и, словно немой, хватающий губами воздух, завхоз встал посередине комнаты, жестикулируя руками и безуспешно пытаясь извлечь из себя какие-то звуки.
– Холера тебя побери! Чего ты здесь, как камбала глушеная, глаза выпучил и не мычишь, и не телишься!
– Я… сейчас… отдышусь только! Беда у нас… коровник…!
– Твою мать, я так и знал! – Директор хлопнул ладонью по столу. – Сгорел, небось! Говорил ведь, сколько раз говорил – спалит сторож своими обедами да чаями сарай, и вот – дождались!!
– Нет, что вы, Николай Иванович. – Вместе с дыханием к завхозу стала возвращаться связная речь. – Все намного хуже. Медведь, огромный белый медведь разворотил по бревнышкам стену и перебил почти всех коров, а сторожа мы вообще найти не можем!
Директор поднялся с кресла, посмотрел на застывшего в недоумении инженера и произнес:
– Откуда у нас мог взяться белый медведь? Они сюда никогда не доходят! Это что, шутка какая-то?
– Честно! Иваныч, там все в крови, перегородки и комната отдыха переломаны, этот гад только брюхо да печень нескольким коровам выел, наследил везде, где мог, и в сторону лимана подался.
– Печень, говоришь! – Директор поднял трубку телефона и набрал номер РОВД. – Дежурный! Это с шахты звонят. У нас ночью белый медведь коровник разломал, скот побил, а сторож пропал. Давайте, выезжайте скорее, а то, не ровен час, эта громадина в поселок вернется и таких дров наломает, что ой-ей-ей.
