Александр Ломтев - Лента Мёбиуса
– Мужики, он говорит, что вон в той роще живет настоящий колдун вуду. Говорит, что за пять песо, можно получить предсказание на дальнейшую жизнь. Идти, говорит, три минуты.
Туристы переглянулись. Двое, что не знали английского, улыбались. Один Василий – недоверчиво. По профессии журналист, он приучил себя к скепсису, и к словам о вуду, естественно, отнесся скептически. Зато его приятель Саша – романтическая душа, несмотря на экономическое образование и скучную бухгалтерскую деятельность на небольшом предприятии в провинциальном Воронеже, загорелся. Анатолий Сергеевич пожал плечами:
– А чего бы и не сходить. Я вообще-то думал, что на Кубе вуду не осталось после революции… Про странную и малоизвестную религию вуду что-то слышали все трое. Что-то связанное с зомби, с предсказанной или назначенной смертью, с провиденьем будущего. Чепуха, конечно, но отчего ж не полюбопытствовать; ведь и ехали на Кубу за экзотикой.
Деревенский провожатый действительно за несколько минут довел их до маленькой хижины в глубине пальмовой рощи. Внутрь их не пустили. Из темного зёва хижины выбрел маленький тощий старик-негр, посмотрел по очереди на всех троих, взял за руку Сашу и повел под пальмовый навес за хижиной. Они уселись на жесткие циновки, старичок взял Сашу за руки и, глядя ему в глаза и мерно покачиваясь, что-то глухо с подвываниями забубнил. Сидели они так минут пять, но Саша потом рассказывал, что ему показалось, будто прошло чуть ли не полдня. Потом старичок позвал провожатого из деревни и Анатолия Сергеевича. Старичок говорил, провожатый переводил, а его слова в свою очередь переводил Анатолий Сергеевич. По словам старичка, получалась полная чушь. Вроде бы как Саша станет очень, очень богатым и влиятельным человеком, у него будет всё: много денег, огромный дом, красавица жена, чуть ли не личный самолет. Анатолий Сергеевич даже развеселился, пока переводил. Все это напоминало ему гадание цыганок на каком-нибудь провинциальном вокзале.
Потом они вернулись к берегу, где уже вовсю веселился случайный пикник, и рассказали о своем приключении остальным, конечно, приукрасив и добавив романтичных подробностей. Все тут же захотели идти к колдуну, но идеологически выдержанный гид, категорически возражал, да и ехать до отеля было еще порядочно, а солнце уже клонилось за лохматые головы прибрежных пальм…
Вспомнили свое приключение трое русских туристов лет через пятнадцать, когда Саша стал одним из первых богатых людей на развалинах Советского Союза. Добротное экономическое образование и явный бухгалтерский талант вдруг оказались большим – даже большим чем журналистика – преимуществом. Саша стал настоящим олигархом, и у него было действительно все. Он даже собирался снова съездить на
Кубу и разыскать того колдуна вуду, что предсказал ему такое счастье.
Анатолий Сергеевич вышел на пенсию. По телевизору он несколько раз видел Сашу и знал, как он взлетел. Но его мучило одно обстоятельство. Слова старика-вуду он перевел тогда Саше не до конца – не хотел портить настроения и впечатления от щедрого предсказания. Старик предрек туристу из Советского Союза большое богатство. И не ошибся. Но он предсказал не только это, колдун предсказал, что вскоре после того, как Саша разбогатеет, он погибнет от руки злого неизвестного, от пули, которая попадет ему прямо в сердце!
В общем, колдун не ошибся и в этом…
Ночной звонок
Мама позвонила среди ночи. Боже, ну вот всегда она так! Что ей приспичило?!
– У тебя всё нормально?
– Да, всё хорошо, что ты вдруг?
– Ну как же хорошо, если ты тревожишься? У тебя же на душе кошки скребут.
– С чего ты взяла? Никаких кошек, всё хорошо, нет никаких проблем.
– Ой, сынок, от меня-то уж ты ничего не скроешь. Ты будь поосторожнее, не лезь на рожон-то. Береги себя всё-таки, у тебя же семья…
– Ладно, ладно… Погоди, мам, а как же ты звонишь, ты же умерла!
– Ну, вот так вот. Какая разница, умерла – не умерла, сердце-то за вас, детей, всё равно болит…
Что, брат Пушкин?
На улице к Ивану Кузьмичу подошла молоденькая корреспондентка с диктофоном и спросила:
– Скажите, если бы сейчас к вам подошел Александр Сергеевич Пушкин, что бы вы у него спросили?
– Живой Пушкин, настоящий? – уточнил Иван Кузьмич.
– Ну да, живой, настоящий…
– Пожалуй, спросил бы: как пройти к психбольнице?
– Почему?!
– Ну, если человеку среди бела дня является настоящий живой Пушкин, значит у него, в смысле у человека, а не у Пушкина, что-то с головой не в порядке, с психикой проблемы.
Девушка хмыкнула и отошла. А Ивану Кузьмичу отчего-то вдруг захотелось прогуляться к памятнику Пушкину. Не торопясь, он добрел до бульвара, подошел к памятнику и, глядя в глаза бронзовому поэту, негромко спросил:
– Ну, что, брат Пушкин?
Голубь шумно слетел с зеленоватого плеча, и Ивану Кузьмичу вдруг показалось, что бронзовые черты лица поэта дрогнули; и по спине Ивана Кузьмича испуганно пробежала стая мурашек, когда он услышал, как Пушкин, задетый такой фамильярностью, колко ответил ему:
– Ах ты, сукин сын…
Иван Кузьмич устыдился своего поступка; но Пушкин снова застыл. Печально он смотрел на наше поколенье…
Змей
– Ну, тэкс, у нас дублик – «три-три», трешник…
– Так вот, на счет Лох-Несса…
– Да что ты мне толкуешь тут про Несси из озера Лох, ты еще расскажи мне про памирского Етти, ети его… Ты думаешь, неизведанное только где-то за горами-за морями? А в нашем Арзамасе самое удивительное событие – Аркадий Гайдар? Вот и ошибаешься… Смотри, чего ложишь, помухлюй у меня…
– Да я случайно…
– Как же, случайно! Дак вот, жена моего двоюродного брата…
– Кольки, что ли?
– Кольки… работает в нашем краеведческом музее. И знаешь, чего они там нашли? Нашли старинную бумагу, в которой рассказывается, что во времена Петра Первого случилась у нас в Арзамасе страшная буря; ветер, град, дождь, гроза… И вот вдруг с неба упал змей! Большой, с головой, как у крокодила, с перепонками вроде крыльев, страшный…
– Живой?!
– Неа, мертвый. Весь город сбежался смотреть на чудовище. Ну, попы завыли, что, мол, дьяволово отродье, и надо его сжечь немедля. Но как раз тогда Петр издал указ, что если где что чудесное или несообразное обнаружится, чтоб под страхом смерти не уничтожали, а везли в Кунсткамеру – это музей такой.
– Знаю, знаю, в Питере.
– Опять дублик! «Пять-пять» – начинай опять. Ну вот, служивые люди этого змея измерили, осмотрели и вот тогда эту бумагу, которую в архивах нашли, и составили. Ну змея натурально заспиртовали в огромной бочке, и тихим ходом с попутным обозом отправили в Питер… Ну ходи, чего ты.
– Ну и что?
– Да ничего. Не доехал змей до Питера. Пропал где-то по дороге. Ходи давай.
– Как же?
– Да так… Я думаю, зря они его в спирте везли. Думаю, где-то по дороге мужики эту бочку распатронили. Выпили спирт. И ищи – свищи…
– Да-а-а… А какая сенсация была бы!
– Ну, и так сенсация. Столько всего в газетах понаписали про этого змея, как бумагу-то эту нашли. Да вот посмотреть бы на него, а – фиг!
– Жалко.
– Ну, да… Вот если бы он на Копенгаген упал или на Лондон, может бы, сейчас в музее каком вместе со скелетами динозавров красовался.
– Да, не там упал. Не угадал. Но как же они его пили, спирт из бочки? Я бы после змея побрезговал.
– Ну, да больно ты брезговал в прошлый раз, когда Васильич…
– Ну, это другое дело…
– Ничего не другое. Рыба! Ну все пошли, а то мастер покажет нам и Несси, и Змея, и Етти, ети его…
Судьба
Дом рухнул около двенадцати ночи. Пока жители из соседних домов дозвонились до милиции и пожарных, пока те приехали к городской окраине, пока собрался народ с окрестных улиц, облако пыли уже осело, и на месте двухэтажного строения сталинских времен возвышалась лишь гора обломков.
Приехали люди из энергоуправления и газовой службы, отключили электричество и газ, и пожарные начали разбирать завалы. Не выжил никто. Ни маленькая пятилетняя девочка Настя, любимица всех окрестных бабушек, ни ее веселые молодые родители, ни пожилой полковник из однокомнатной на втором этаже, ни артистка местного театра Эльвира, ни ее эрдельтерьер Фокс, ни ненавидимая Фоксом злая сиамка Муська, ни хозяйка своенравной кошки одноногая баба Клава, одним словом, никто…
Народ сунулся было помогать извлекать из груды того, что только что было домом, трупы, но милиционеры не пустили, и люди молча стояли вокруг дома.
И вдруг оказалось, что двоим страшно повезло. Выяснилось, что пожилая чета Синицыных накануне уехала в заграничную поездку! Синицыны были тихими, незаметными жильцами, переехавшими в дом недавно после размена – дочь вышла замуж, большую квартиру в центре поменяли на среднюю на одном конце города и маленькую однокомнатную – здесь, на окраине, в доме сталинской постройки. А что, им, пожилым, много ли надо? Да и лучше здесь, в полудеревенском микрорайончике с сиренями под окнами и заброшенным парком невдалеке. И вот этим Синицыным муж дочери вдруг расщедрился на путевку в Болгарию. И теперь там, где вдоль зеленого штакетника на асфальте должно было лежать четырнадцать трупов, – лежит лишь двенадцать.
