Анатолий Вилинович - Остап Бендер — агент ГПУ
– Да… – оторвал взгляд от искусного творения рук человека Бендер. – Варвара Николаевна, – обратился он к хозяйке, – принесите, пожалуйста. Салфетки, полотенце, чтобы упаковать изделия.
– Как?! – воскликнула хозяйка, – Вы увозите свой подарок, Юрий Власович?
– Да, вынужденно, – пролепетал Клюев.
– Да, необходимо для ведения следствия, хозяйка. – раздвинул стекла на серванте Остап. – И поторопитесь, уважаемая, нас ждут.
Хозяйка открыла комод, достала полотенце, салфетки и Бендер, проявив чуткую осторожность, упаковал изделия в салфетки, молочник отдельно. Чашечки порознь тоже отдельно, затем все обернул в мохнатое полотенце, взял обеими руками и сказал:
– До свидания, Варвара Николаевна, о результатах следствия вам сообщат, – пошел из комнаты «представитель органов».
Клюев заспешил за ним. Успев так же попрощаться с хозяйкой, которая, не проронив ни слова, закрыла за ними дверь.
Компаньоны завезли Клюева домой. Расставаясь с ним, Бендер строго сказал:
– Надеюсь, Юрий Власович, в ваших интересах не распространяться об истории этого молочника.
– Да, да, Остап Ибрагимович, разумеется, разумеется, как я могу… против себя…
– А что будем делать со всеми этими, касающим вас, – решим после. – Вы меня понимаете?
– Да, да, Остап Ибрагимович, готов, готов. Скажите сколько и я готов.
– Сейчас речь не об этом, товарищ нэпман. Успокойтесь, поговорим на эту тему после.
– Да, да, как скажете, приму любые ваши условия, дорогой мой. Остап Ибрагимович.
– На этом пока и расстанемся, товарищ Клюев. – твердо ответил Остап, выходящему из машины нэпману. – До свидания.
– До свидания, до свидания, – затараторил, слегка кланяясь уже отъезжающей машине.
– Ну, детушки! – воскликнул Остап, держа завернутый сверток в мохнатое полотенце.
– Надо быть все-таки, командор, назначить ему сумму выплаты за сокрытие его преступления.
– Мне нравится, Шура, когда вы думаете, и не нравится, когда вы все переводите на деньги.
– Да я, командор… по справедливости, конечно, вы правы как всегда.
– Как всегда, – ведя автомобиль, подтвердил Козлевич.
Компаньоны подъехали к своей конторе и были удивлены, увидев у дверей ее, прохаживающегоЛоева.
– Я к вам с просьбой, Остап Ибрагимович, – встал он перед Бендером, когда тот вышел из машины, не выпуская из рук ценнейший сверток в мохнатом полотенце.
– Слушаю вас, Семен Михайлович?
– Хочу отпроситься на два-три дня. Нам надо с Клавой. Это моя жена, съездить в Мотовиловку к ее родственникам. У ее сестры ребенка крестить будут. Заодно и продуктов прихватим оттуда.
– Хорошо, хорошо, не возражаю, поезжайте, поезжайте. Сейчас особо работы в нашем музее нет.
– Спасибо, благодарен вам, – сказал рисовальщик уходя.
– Это кстати, камрады, – сказал Остап, входя в контору, дверь которой уже открыл, расторопный Балаганов.
– Ну, камрады! Закройте на замок дверь, Шура, чтобы нам никто не помешал. И вывесите табличку, что все археологи на раскопках. И задерните занавески на наших двух полуподвальных окнах, – давал указания Остап, разворачивая бережно полотенце свертка на своем председательском столе.
Тройка концессионеров сгрудилась у стола и шесть их глаз уставились на сказочный молочник и на стоящие рядом с ним чашечки, размерами соответствующие ему.
– Чудо, а? – не мог оторвать от него глаз Бендер.
– А две чашечки, командор? – прошептал Балаганов.
– Неспроста эта тройка так дорого стоит, Остап Ибрагимович, – погладил усы Козлевич.
– И вот смотрите, – взял молочник Остап, – показывая его донышко. – Буква «Фэ», как замысловато написано. И так на всех чашечках, – показывал он донышко чашечек: – Фэ, Фэ, Фэ… Что скажете, камрады?
– Фаберже!
– Надо полагать, братец Шура, – тронул осторожно рукой чашечку Адам Казимирович.
– Так как же нам на аукцион их, командор?
– Еще не знаю, не знаю, детушки мои, теперь уже удачники. Браво!
– Браво! – повторили немного не одновременно единомышленники Остапа.
– А хранить его, где будем, командор?
– Да, это тоже… – качнул головой Козлевич.
– В камере хранения на вокзале? – засмеялся Бендер. – Как Корейко?
– Нет, командор, нельзя доверять вокзалу. А вдруг…
– Я тоже так, Остап Ибрагимович.
– Наверное, в нашем подпольном сейфе, в квартире ВУАКа, а? Камрады-единомышленники?
– Да, не прятать же их в нашей конторе или в музее, командор.
– Да, Остап Ибрагимович, мало ли что здесь может произойти.
– Гэпэушники не нашли же наш склад в квартире ВУАКа?
– Не нашли, – прошелся по комнате Остап. – Не нашли, – повторил он. – В заграничных банках, я читал, есть арендуемые сейфы… есть ли они у нас, в нашем сообществе? Надо выяснить, друзья-концессионеры.
– А пока в подполье наше, Остап Ибрагимович.
– Да, пока так, командор.
– Придется… – начал осторожно упаковывать трехпредметную ценность Остап. – Определим его, как решили, тогда и поужинать можно.
– По такому случаю можно и в ресторан, командор, – тряхнул рыжими кудрями Балаганов.
– Да, Остап Ибрагимович, празднично отметим наше приобретение.
Концессионеры заняли столик в ресторане «Чайка» на берегу Днепра. Посетителей было много, несмотря на то, что цены в этом ресторане были завышены. И Бендер, сунув купюру одному из официантов, сделав знак своим друзьям, уселся за стол, откуда хорошо просматривался Днепр в вечернем свете.
Заказали все лучшее, что нашлось в этом летнем ресторане. А когда подвыпили, тихо разговаривая между собой, Козлевич встал и попытался заказать свой любимый полонез Огинского. Но, к сожалению, скудный оркестр из четырех музыкантов, заказываемый Адамом полонез не играли, как это ни странно было для Козлевича. И он, садясь за стол сказал:
– Тоже мне музыканты…
– Не расстраивайтесь, Адам Казимирович, в другой раз и в другом ресторане, восполним это пробел и закажем играть вашу любимую мелодию трижды.
– Благодарю, Остап Ибрагимович, – наполнил три стопки Адам и, подняв свою, сказал, уже хмельным голосом:
– За удачу, друзья мои, братья…
Выпивали, закусывали. Балаганов жуя кусок шашлыка, сказал:
– Вот бы найти нам еще что-нибудь от этого Фаберже.
– Еще бы, Шура, но это вряд ли чтобы нам подвернулся такой случай. Впрочем, камрады, завтра я отправляюсь в библиотеку ВУАКа и полистаю страницы найденного при раскопках, возможно, найдется что-нибудь.
Глава VIII
Поиск других изделий Фаберже
На следующий день Бендер был в ВУАКе. Библиотекарша, да и сам директор этого учреждения ничего сообщить не могли, и как Остап понял, они понятия не имели, кто это такой Фаберже. Директор посоветовал Остапу обратиться в художественный институт. Остап направился туда, предварительно узнав адрес. Здесь тоже ничего ему не сказали о Фаберже, хотя уже знали кто это такой. А один мастистый художник сообщил:
– Видел я коллекцию этого Фаберже в Москве. Талант, баснословный талант. Говорят, более тысячи создал он ювелирных изделий непревзойденной красоты. Ну, конечно колоссальной стоимости. А те, которые он делал для царя-батюшки миллионы сейчас стоят, молодой человек.
– А где можно посмотреть эту коллекцию? – спросил Бендер.
– Как где? В Москве.
– Да, а в Москве где?
– А вот это сообщить вам не могу, молодой человек. Ведь это была выставка шедевров искусств. Живописи, скульптуры, эскизов, фрагментов, и не только этого самого Фаберже, но и других, менее знаменитых.
А когда Бендер уже попрощался, поблагодарил, мастер тот сказал:
– Да, и вот еще что, как мне думается. Наиболее ценнейшие изделия этого царского ювелира правительство, наверное, уже продало за рубеж. Деньги. Деньги нужнее для борьбы с голодом, – вздохнул он. – Пшеничку ведь в Канаде покупаем, товарищ, – вставил сосед этого рассказчика, сидя за мольбертом.
Возвращаясь домой, Остап подумал: «Наверное, этот молочник и был украден на этой самой выставке в Москве. И когда? Да какая тебе разница, Ося, когда? Ясно, в годы лихолетья. В гражданскую или уже после нее. Украден, ну и что? Молочник у тебя, а другие ценности Фаберже не досягаемые для тебя».
Поведав своим компаньонам об узнанном, Бендер сказал:
– Все, камрады, другую ценность царского ювелира достать невозможно. Надо продумать, как реализовать его творение, которое в наших руках.
– Если бы аукцион, командор, – мечтательно протянул Балаганов.
– Да, Шура, аукцион, но не советский.
0 И все же, почему не здесь? – допытывался эксперт-археолог.
– Вы что? Забыли о ГПУ, товарищ Балаганов?
– Да, братец Шура, нельзя, нас сразу… как это у них водится…
– Да и если бы можно было бы, разве дадут цену, как на западе, камрады? Нет, не стоит ломать копья о невыполнимом.
– Так что нам с ним делать, командор?
– Вот я и задаю вопрос себе, мои единомышленники, и вам что делать?
