Геннадий Степанов - Оглянись, незнакомый прохожий…
Наконец мы приехали на пахоту. Это было поле, наполовину распаханное. Вдалеке виднелся трактор, который двигался в нашу сторону, испуская черный дым. Стая птиц сверху контролировала вспашку на предмет червячков. Они парили над плугом и пикировали вниз, завидев добычу.
– Ну вот, здесь и будете допахивать вместе с Иваном. Поле небольшое. Всего четыре километра борозда. Но, как говорится, начнем с малого, – сказал с улыбкой Володя.
– Ничего себе не большое! У нас борозда, самое большее, метров пятьсот, а тут четыре километра, – удивился я.
– Привыкай.
Тут подъехал трактор Ивана и остановился. Он выпрыгнул из кабины и, улыбаясь, подошел к нам. Он настолько был чумазый от пыли, что у него, как у негра, только глаза и зубы сверкали.
– Вот, Вань, напарника тебе привез. Подмога, так сказать. Ты ему тут покажи, что да как. Ну а уж завтра с утра вместе выезжайте. Договоритесь, во сколько утром начинать. А я поехал. Попозже заеду обмерить пахоту. Всё, работайте.
И он уехал.
Глава 19
… Поболтав с Иваном еще минут десять, я узнал, что у них очень большая семья, мать, отец, четыре дочери и девять братьев. Иван по возрасту предпоследний. Так же Ванька рассказал, что они немцы с Поволжья и что они не захотели жить в Федоровке, ибо в Калиновке жить проще. Я тоже ему о себе вкратце рассказал и как я сюда добрался. Иван с интересом слушал, особенно про наши лесные пожары, про Московское метро и про то, что нынче в моде в России из эстрады.
Но, как говорится, делу время а потехе час. Мы, оседлав своих стальных коней, взревев моторами и испуская черный дым, понеслись по полю, переворачивая пласты земли. Иван шел передом, я за ним. Монотонный рокот трактора располагал к раздумьям, и мысли мои потекли сами собой. Я задумался о том, что увидел ночью в окне старухи, и мне снова стало не по себе. Ведь столкнуться с мистикой лицом к лицу – это значит обречь себя на мучения. Да-да, мучения! Во-первых, не с кем все это обсудить. Потому что люди не верят во всякую чертовщину, доказывай ты им, не доказывай, все бéстолку. Во-вторых, все происходящее мне и самому не понятно и назревает закономерный вопрос: почему именно я это видел? Почему все происходящее так или иначе происходит со мной?
Так думая, я настолько увлекся, что не заметил как Иван остановил трактор и, выпрыгнув из кабины, стал внимательно разглядывать пашню. Я подошел к нему.
– Вань, ты что потерял?
– Да нет, не потерял ничего. Вот смотрю, пахарь ты никакой. Раньше-то пахал?
– В училище, и то только один раз.
– Тогда все с тобой ясно. Надо щас твои огрехи перепахать, иначе Ткач не простит издевательство над землей.
Он подошел к плугу, внимательно посмотрел и спросил.
– Кто тебе плуг устанавливал на глубину вспашки?
– Степан Бендера.
Иван удивленно вылупился на меня и я быстренько поправился.
– Ну, Степан Мрыль.
Иван захохотал и, отсмеявшись, предупредил меня.
– Не выдумай его Бендерой в глаза назвать или еще кому-то. У него в войну бендеровцы всю семью в хате сожгли, за то что Степан Мрыль геройски в разведке служил. Он один сразу двух языков притаскивал за один рейд по тылам врага. На девятое мая как оденет все свои награды, прямо иконостас, хоть молись.
Я достал ключи и мы с Иваном отрегулировали плуг как надо. И снова перед моими глазами плыла земля и думалось, думалось, думалось…
Уже солнце склонилось к закату. Ветер утих. На небе едва просматривались звезды, готовые воссиять всеми своими красками и переливами брильянтового блеска. Откуда-то издали тянуло дымком жженой травы, сладко и приятно щекотавшим ноздри. Напаханного было уже много, а мы все работали, не останавливаясь. Наконец вдали, поднимая пыль, показались две машины. Это был Володя Ткач на своем грузовичке и следом за ним пылил бензовоз. Есть хотелось ужасно и я подумал, что вовремя их сюда принесло.
Подрулив к нам, Володя вылез из машины и, пока совсем не стемнело, взяв свою треугольную, деревянную мерку, зашагал вдоль пашни, делая обмер.
Иван тем временем заправлялся соляркой из бензовоза, и потом я плеснул горючего в бак. Водитель бензовоза достал из кабины термоса с горячей едой и стал все раскладывать на траве, предварительно постелив белую чистую тряпицу. Затем он вытащил из кабины еще сумку и сказал:
– Вот это, Ваньк, тебе матка положила, если в ночь останесься работать.
– Похоже, что не останусь. Масляный насос накрылся. Не поднимает почти плуг. Менять надо. Так что отдай, Гришк, еду вот ему, – и он указал на меня. – Ему еще в ночь работать.
Я взял сумку и, поблагодарив Гришку, убрал ее в кабину трактора. Вскоре подошел Володя и они, повозившись с Иваном в моторе трактора, наконец порешили ехать ближе к дому. Володя посмотрел на меня и, хлопнув меня по плечу, произнес:
– Ну что? Покоритель целины, для первого раза нормально. Поехали домой.
– Куда так рано? Еще пахать и пахать. До двенадцати ночи можно еще поработать. Вон и луна уже вылезла. Посветит мне, если что.
– Ох и упрямец же ты! Ну ладно, работай. Дорогу-то обратно найдешь?
– А че ее находить-то, вон она, и по ней, никуда не сворачивая, пока в дом не упресься, – пошутил я.
– Ну-ну. Ладно. Верю.
Они спешно собрались и поехали. Иван мне махнул рукой и что-то крикнул, но слов было не разобрать. Я уже мчал навстречу горизонту, покачиваясь как на шхуне. Долго ли я пахал, не помню. Только замерз я жутко. Ночь выдалась холодная. Надо завтра в дверку стекло вставить, подумал я. Небо было чистым и луна светила как в последний раз. Можно было работать даже без света. Хотя и так из всех фар у меня светила только одна. Она располагалась на задней части кабины сверху. Я ее развернул вперед, и хотя было не очень ярко, но работать было можно. Так я и пахал бы себе дальше, но погода внезапно стала портиться. Небо затянуло тучами. Заморосил дождь. Луна предательски спряталась за тучи. Я посмотрел на часы. Время уже было ровно двенадцать часов ночи, и я решил ехать домой. Напахано было много, и мне завтра не стыдно будет глядеть в глаза бригадиру.
Подняв плуг, я стал выезжать на дорогу. В темноте она выделялась желтоватой лентой на фоне темной ночной травы. Кругом не было ни деревца, ни огонечка дальнего какого-нибудь селения. От этого становилось жутко.
Сколько я так проехал, не знаю. Дождь все усиливался и дороги почти не было видно. Вдруг впереди на горизонте показалось что-то темное…
Глава 20
… Вдалеке темнела березовая роща. Деревья были какими-то низкорослыми и кривыми. Внезапно подул сильный ветер. Дождь все усиливался. Я с тревогой подумал, что заблудился, ибо когда ехали сюда, никаких деревьев по пути вообще не было. А тут целая роща. Я остановил трактор. Вылез на гусеницу и стал напряженно всматриваться в темноту. Тьма была непроглядная и разглядеть что либо было не реально. Тем более что дождик хлестал по лицу так, что заливало глаза и рассмотреть горизонт мне удалось с трудом. Я принял решение разворачиваться и ехать обратно к полю, а там искать свою дорогу, по которой приехал.
Я стал разворачивать трактор так резко, что слетела гусеница. Я был на себя злой как собака. Чтобы одеть гусеницу одному в темноте, да еще при такой погоде, надо быть сверхчеловеком. Но делать было нечего. Или ночевать в степи, а погода все ухудшалась, или сделать попытку решить проблему. Взяв инструменты, я выпрыгнул в темноту. Ледяной ветер и дождь подгоняли меня и я, несмотря на усталость, работал быстро. Расстегнул гусеницу и сделал попытку натянуть ее на звездочку, но тщетно. Руки озябли так, что уже не чувствовали ничего. За каких-нибудь минут пять я промок насквозь. Заскочив в кабинку, я стал мучительно соображать, что делать. Тут меня осенило. Я вдруг вспомнил, как это делал отец, когда он в поле работал один и помочь было некому. Я пацаном часто с ним выезжал на пахоту в ночное. Я снова выскочил из трактора и, собрав все силы, накинул гусеницу на один зуб звездочки. Затем, включив скорость и отжав один фрикцион, стал медленно отпускать сцепление. К моей великой радости получилось. Осталось состыковать траки и забить палец в их соединение. Вот тут меня поджидало новое испытание. Траки не сходились на три сантиметра. Надо ослаблять натяжной винт. Я порылся в ключах и, о ужас, ключа на пятьдесят пять не было. Так я еще никогда не матерился. Что делать? Хоть плачь.
Из-под сиденья торчали концы ветоши. Я решил намочить их в солярке и зажечь, чтобы погреть руки. Приподняв сиденье, я потянул ветошь на себя и оттуда вывалился нужный мне ключ. Вот оно, счастье! Нет, не миллион в хрустящих новеньких купюрах. Не слиток золота, случайно найденный, а простой ключ на пятьдесят пять враз изменил мое представление о счастье.
Я быстро зажег ветошь. Она, не смотря на дождь, разгорелась ярким пламенем и, погрев руки, я принялся крутить «километр» резьбы. Быстро все доделав и убрав ключи, я проехал метров десять, чтобы убедиться в правильности ремонта. Все оказалось нормально. Тут и дождь перестал лить. Из за тучи вылезла луна и только ветер, чем-то не довольный, все завывал. Я разделся до трусов и одежду как мог и где мог расположил на горячем двигателе для просушки. Сам стоял и всматривался в темноту. пока луна освещала, но дороги, другой дороги, нигде не было.
