Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…
Так вот… Во всей этой беснующейся толпе выделялась «группа товарищей», пожалуй, чуть более взрослая, чем основной контингент, держащаяся всегда вместе. Их было человек шесть-семь… Это парней. А девчонки менялись, но всегда соответствовали уровню качества. Они лихо и умело танцевали рок-н-ролл, причем не такой спортивный, которым нас кормили потом с экранов телевизора и со сцены. Ну, знаете, когда есть акробатика и вытаращенный стеклянный глаз… Это был рок-н-ролл стихийный, с заусенцами и с подчеркнутым вниманием к партнерше. Ребята имели успех, и зрители, вернее, танцующие, благодарно образовывали круг, в котором и происходило это танцевальное шоу.
И мы познакомились. Они были из Ростова. У всех были разные специальности: кто-то – медик, кто-то – летчик, кто-то – диспетчер в том же порту, кто-то – еще студент. Жили в Ростове, правда, рядом, в районе Нахичевани. Удивительно приятные, умные и мягкие в общении, они приняли нас в свою компанию. Обращаю внимание, не мы их к себе допустили, а они нас.
– Где вы так лихо научились плясать рок-н-ролл? – спросил я одного из ростовчан – длинного, худого, но очень пластичного парня. Его звали Александр, и, судя по всему, он был лидером компании.
– Ну мы же из Ростова, а информации у нас почти столько же, сколько и в столице.
– Не верю.
– Ну не верь… Хорошо, мы обманываем сами себя… Нет, просто у нас есть ребята, летающие в том числе и в загранку. Друзья в Прибалтике, а там Скандинавия рядом… А еще фантазия… Мы все помешаны на Пресли и Литле Ричарде, поэтому дух мы схватили, а по канонам или не по канонам мы танцуем – это не важно. Нам весело, мы так живем…
– А ты учишься, работаешь?
– Я медик, закончил, сейчас занимаюсь научной работой, – терпеливо отвечал Александр.
– И что конкретно делаешь?
– Не поверишь – из ворованного спирта настойку делаю, не оторвешься. Будешь в Ростове, угощу.
– Да я в общем-то непьющий…
– Но оценить напиток?
– Договорились.
И мы ходили вместе в горы, делали шашлык, хотя сейчас бы я назвал это подобием шашлыка. На двух лодках с нашим басистом Кеслером, Сашей и еще с основным по рыбалке Николаем ловили на самодур ставриду. Наловили два ведра, но в нашей лодке одно весло вылетело из уключины и экспресс-ремонту не поддавалось. Мы были, я думаю, в километре-полутора от берега. И тогда Грибанов (я изменил фамилию Саши) сел за единственное весло, а я прыгнул в воду и стал выполнять функцию руля. Доплыли. Вечером ростовчане устроили рыбный пир.
II
Время текло, мы менялись… Я стал профессиональным музыкантом, женился. Больше того, сменил пару мест работы, перемещаясь из ансамбля в ансамбль. Мы приехали с гастролями в Ростов. Город является и являлся воротами Кавказа, и его никак нельзя было объехать, гастролируя по югу России и северо-востоку Украины. Это я пишу для молодых, которым пришлось бы расшифровывать фразу «гастроли по югу нашей страны». Традиционно нас поселили в гостинице «Ростов», и ко мне заявился Серега Стрижев, живший в соседнем доме – подъезд в подъезд.
– Слава, не пугайся, мы сегодня всей нашей компанией во главе с Грибановым у тебя на концерте. Не беспокойся, нас обилечивать не надо, в нашем городе у нас все схвачено. А сейчас извольте одеться – время обеденное – и посетить мой дом. Мама ждет, отказ не принимается.
Мы пошли к Сереге в гости. Нас встретила его мама Анна Александровна. Очаровательная женщина, красивая, именно красивая, а не со следами былой красоты. Не броско, но очень элегантно одетая. Она пригласила нас в комнату, где был уже сервирован стол. Все было готово к обеду. Большая, по моим представлениям 70-х годов, квартира, с высокими потолками, люстрой, кожаным диваном, креслами и стульями с высокими спинками вокруг обеденного стола. Но особенно поразила меня керамическая скульптура китайского болванчика или императора-мандарина, в общем, дядьки с большим пузом и складками на теле, как-то там задрапированного ихними китайскими одеждами, а также высокая, опять же китайская (судя по орнаменту), ваза, в которой стояли высушенные стебли то ли тростника, то ли камыша. На стенах была пара картин с традиционной китайской атрибутикой (фонарики, дома с типичными крышами, какие-то драконы) и черно-белый портрет мужчины в очках, с сигаретой в руке. Заметив мой интерес к фотографии, Анна Александровна сказала, что это ее покойный муж – отец Сергея и его старшего брата Геннадия. Старший сейчас подойдет.
– Анна Александровна, простите мою серость, но я никогда не бывал в подобных домах. Откуда вся эта красота?
– Ну, что-то осталось от моих родителей, не все раскулачили, – смеясь, сказала хозяйка «салона», – а что касается китайских мотивов, то наш папа был видным ученым-геологом. Еще во времена дружбы Китая и СССР Александр Петрович возглавлял экспедицию по поиску чего-то, о чем даже нам не говорили.
– Да уран они там искали, – встрял Сергей.
– А ты, Сережа, если тебя не уполномочивали, то и не болтай зря языком. Так вот, Слава, мы всей семьей с детьми более трех лет жили и работали в Китае.
– Это какие же годы?
– Ну я же сказала, еще во время дружбы…
– Это я понял, просто мне интересно, где Сережа и Геннадий учились?
– Сережа был маленький и сидел вместе со мной дома, а Гена ходил в русскую школу. Там же в те годы было море наших специалистов, и мы жили, как в коммуне.
– Сережа, а ты китайский-то помнишь?
– Ну какие-то общие фразы, практики нет, и потом – когда это было-то?
– А вот и Геннадий, – встрепенулась Анна Александровна, – вы тут знакомьтесь, а я пошла на кухню. Домработницы у меня нет, так что приходится все самой. Кстати, хочу, Слава, вас предупредить, Геночка только что развелся, и поэтому «мы у нас женоненавистник».
В комнату вошел мужчина без каких-либо признаков, за которые можно было бы ухватиться при описании внешности. Во всяком случае, шика маменьки и запоминающейся внешности младшего брата – такого, знаете, выпускника гитлерюгенда на выданье – в Геннадии мной не было замечено.
– Ну что? – с интонацией рубахи-парня протягивая мне руку, сказал Гена. – Это ты тот музыкант, про которого мне все уши прожужжал Серега?
– Нет, тот, про которого Серега, это Элвис Пресли.
– А ты кто тогда?
– А я – Иван Коротышкин, Йан Шортер по-ихнему. Слыхал?
– Ну-ну… Московская интеллигенция? – молвил Гена, не зная, обижаться или нет.
– Разрешите представиться – Вячеслав Малежик, музыкант.
– Славик, не гони… Гена сейчас несколько не в себе и не всегда понимает шутки.
– Быстро за стол, а то мальчику, – обняв меня за плечо, сказала Анна Александровна, – надо во Дворец спорта бежать.
– Концерт – дело такое, – мудро заявил я.
Мы сели за стол… Знаменитые ростовские соления, которые были лучшими в стране на тот, да и на этот период. Рюмка настойки от Грибанова, что тот передал Сереге специально для меня, колбасы и какая-то вялено-копчено-соленая и под маринадом рыба. Застолье началось, «Грибановская» была разлита по рюмкам, а домашним компотом было предложено запивать.
– Я за рулем, так что не обессудьте, – молвил я.
– Да, – поддержал Серега, – сегодня гаишники особенно лютуют.
И все выпили за знакомство, и я с набитым ртом хвалил кушанья и говорил, что никакой ресторан… Но, честно говоря, меня даже больше, чем угощения, поразило, как все это подавалось и убиралось. Фарфоровая супница произвела неизгладимое впечатление. Я сидел и грустил, почему вся эта традиция застолья потеряна и почему чаще всего даже в ресторанах приходится рассчитывать на комплексный обед.
Был борщ, и меня уговорили его съесть без сметаны. Я не без боя согласился, и хотя борщ был хорош и я «почувствовал вкус всех ингредиентов», все равно до сих пор люблю борщ со сметаной. Может, оттого, что наливают в тарелку мне его из кастрюли.
Я уже готов был начать благодарственные речи и хвалить хозяйку. Но в это время Сергей и Гена взяли на себя внимание «московского гостя», и Анна Александровна, незаметно исчезнув на кухню, вскоре вошла в комнату с блюдом, на котором лежала крупная рыбина (я думаю, хотя и не уточнял, это был лещ), начиненная гречневой кашей. Это был отвал башки, до того вкусно… И после солений, нескольких стаканчиков морса, борща с мясом я затолкал в себя огромный кусок рыбины с кашей и от жадности потребовал добавки. Я не думал о концерте, не думал, будут ли мои масляные, сытенькие глазки выражать решимость и стремление достроить «дорогу железную, что, как ниточка, тянется». А в другой песне-монологе эти же глазки будут ли гореть пламенем любви к своей избраннице, которой «не страшны никакие испытания»? Сил думать не было, и я, как пиявка, отпал от стола и, поддерживая живот, расположил свое тело на диване.
– Ну и что ты на это скажешь? – спросил Серега.
– Я бы с чувством глубокого удовлетворения хрюкнул… Жаль, что если ребятам расскажу, то ведь не поверят…
