Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cкорпион cамки
– Макс, как ты думаешь, сколько это может продлиться?
– Зима только начинается. Но, ты же знаешь, весна неизбежна.
– Я имею в виду наш роман.
Мы брели по сырому городу. Первый снег обелил газоны. Под ногами хлюпало. Прохожие были угрюмы.
– Ты меня разлюбила?
– Нет. Что ты? Конечно же, нет. Но я так дальше не могу. Мне нужна определенность, понимаешь?
– Я люблю тебя. Что может быть определенней?
– Любовь, это просто слово. Но представь, я уйду от мужа. Что ты можешь мне предложить? Что конкретно? Рай в шалаше?
Он помрачнел. Закурил. Зашагал, все быстрее. Словно увидел цель. Или убегал? Я едва за ним поспевала.
Резко остановился.
– Это не просто слово. Я докажу. Может, не так скоро. Но я это сделаю. Вот увидишь. У нас будет, где жить.
Он что-то задумал. Но что именно, не говорил, как я не пытала. Обронил лишь, что мне не обязательно все знать до конца. Я должна ему верить. Он старается. Ради меня. Ради нас. Только бы я не лезла в его мужские дела. Я должна запастись терпением, просто верить, любить и ждать.
Сидя вечером дома, я вспоминала наш разговор. Снова и снова прокручивая все подробности. Между нами возникла недоговоренность. С его стороны, и с моей. Каждый что-то утаивал. Но неполная правда – разве это не ложь?
Да нет же, он просто хотел мне сделать сюрприз. Не вдаваясь в нюансы. Красивый мужской жест. Уж кто-кто, а Макс это умеет. В конце концов, может и впрямь не обязательно все знать до конца. Достаточно любить. И верить. И ждать.
– Мы должны развестись.
Я содрогнулась от неожиданности. Передо мной стоял муж. Я что-то пролепетала. Он повторил еще раз, с раздражением, громче. Последние дни мы не разговаривали. После того, как открылась измена. Что тут добавить? Он бродил туча тучей и вот, наконец, выдал решение.
В голове помутилось. Я ловила обрывки путаных мыслей, а они зло кружились, не даваясь воле, будоража подташнивание. Развестись? Ну конечно. А чего я могла ожидать? В нашей рухнувшей ситуации это естественно. Люди женятся, разводятся, жизнь идет, не умер никто, даже наоборот, все только к лучшему, к обновлению. Я хотела свободы, и я ее получаю. Я могу быть с любимым. Ура. Почему же так муторно, обморочно на душе? Развестись, это значит, мне выметаться. Только куда? В крохотную квартирку с новой свекровью сутки через трое? Или в номер гостиницы? Или в съемное непонятно что? Или, если не сложится, придется вернуться в родной город? Только не это!
– Не надо развода.
Он нахмурился, он не видел других вариантов…
– Быть вместе.
Он не представлял, как такое возможно…
– Измена была ошибкой. Мы должны это пережить. Давай попробуем. Глядишь, все наладится.
Я и сама не верила в то, что произнесла. Но слова прозвучали.
Он стоял и смотрел, постепенно меняясь в лице. От решительного неприятия – к неуверенности. Вот качнулся, медленно ко мне подошел.
Я закрыла глаза. Не могла, не хотела, чтобы он заглянул в мою душу. Даже мне было жутко в нее посмотреть. Что я делаю, Макс?
Он начал меня целовать.
Во мне все одеревенело. Не чувствовала ничего. Только холодные влажные отпечатки. Сопротивляться не было сил. Исчезли желания, воля. Мысли обмякли, стали чужими. Это не я, другой человек отдавался в забытые руки. Или я становилась другим человеком? Теперь уже все равно. Видно, так суждено. Рабство – тоже свобода. От себя, своей личности. Ничего не решать. Быть игрушкой, голой куклой с конечностями на шарнирах. Просто плыть по течению. В постель. В наше общее, законное ложе. Кто всё это придумал? Кто так безжалостно создал жизнь?
Он очень нервничал. Долго возился. Не получалось. Высыпала испарина. И ожесточение в сосредоточенности лица. Всю меня обслюнявил, измял, методично пытаясь воздействовать. И все равно оставался бессилен.
А вот я кое-что начала сознавать.
Подлец, он ласкал не меня, а свои фантазии! Закатил глаза и думал, я ни о чем не догадываюсь! Неужели я хуже присоски, о которой он никак не может забыть? Никогда не поверю. Этого просто не может быть. Ну, гад, держись!
Он изумился, смутился, вытаращился, стал молить о пощаде. Не на ту напал. Я ему покажу, где скорпионы зимуют! Я вдруг поняла, что на самом деле, все в руках женщины. Я поняла, что быть женщиной – это искусство.
Когда все закончилось, он долго не мог вернуться в себя. Мне нравилась его изможденность, убитость, безоговорочная капитуляция. Я чувствовала, как во мне рождается что-то новое, пугающее удовлетворением, какой-то даже злой радостью. Я могу управлять ситуацией. Я не рабыня. Я госпожа.
Вы скажете, я изменила Максу? Да, наверное, так. Но ведь ему не обязательно об этом знать. Как и мне не обязательно бросать мужа ради любовника.
Представьте, что в вашей жизни есть тайный праздник для сердца.
А теперь представьте: существуют и будни.
И ничего страшного, правда?
9
И однажды он на свидание не пришел.
Я прождала у метро, где мы обычно встречались. Безрезультатно. Поехала в институт. В аудиториях его обнаружить не удалось. Всякое бывает, подумала я.
Он не пришел и на другой день. И на третий тоже.
Звонила ему домой. Несколько раз. Никого не было. Словно все вымерли. Меня это начинало смутно тревожить. Ну не ехать же, в самом деле, мне разыскивать его в «ЦДТ».
Прошла неделя, потянулась следующая. Он не объявлялся.
Тревога набирала градус медленного вскипания. Нет ничего мучительнее отсутствия информации, понимания, что необходимо предпринимать какие-то действия. Но какие? В каком направлении? Почему он мне не звонит? Я готова к любому известию, к любой правде, только бы не вот эта мертвящая, удушливая пустота, в которой домыслы вырисовывают самую банальную, страшную вероятность: он меня избегает, становится недоступен, решил наш роман оборвать.
Наконец, дозвонилась. Трубку взяла женщина. Меня бросило в жар – и тут же пот облегчения: голос явно немолодой, скорее старый. Я сдержанно попросила позвать Макса. Она сказала, что его нет. С какой-то странной, неуверенной интонацией. Когда его можно застать? Она не знала. Или не хотела мне говорить.
Неожиданно она произнесла:
– Простите, это вы… – назвала мое имя.
– Откуда вы знаете, как меня звать?
– Максимка предупредил. Сказал, вы обязательно позвоните. Вот, стало быть, объявились…
Господи, это его мама! Как же я сразу не сообразила?
И тут она зарыдала.
– С ним такое несчастье…
Мне сделалось дурно.
– Что случилось?!
– Он… он в тюрьме…
Все поплыло перед моими глазами.
– За что?!
– Говорят, наркотики… Он под следствием… Но это ошибка, он невиновен, его втянули, оклеветали, мой мальчик, мой единственный сын…
Меня поразило, что это обычный городской дом. Только балконов нет. Как и в любом деловом здании. Старой постройки, скучного вида, монолитное крупное здание на углу шумных улиц.
Позже я поняла: весь огромный квартал и есть тюрьма.
К дежурному была очередь. Все от него чего-то хотели. Шумели, требовали, заискивали, умоляли. Он вяло отвечал, с усталой флегмой взирая сквозь каждую. Именно «каждую», – наверное, совпадение, но толчея у окошка дежурного состояла на тот момент сплошь из женщин.
Я испытывала отчужденность, почти брезгливость, оказавшись среди этих хабалок. В них угадывалась несомненная причастность к тюрьме, они пришли хлопотать о преступниках. Но я-то была другой, мне требовалась справедливость, еще немного и недоразумение разрешится.
Когда подошла моя очередь, дежурный взглянул сквозь меня, не удостоив иного отношения, кроме казенного равнодушия.
Потом я сидела у кабинета следователя. Передо мной дожидались приема еще несколько человек. Они изредка переговаривались, но по большей части молчали, погрузившись в угрюмую отрешенность. По коридору ежеминутно кто-нибудь шастал, из кабинета в кабинет, то с кипой бумаг и деловитостью в строгом лице, то налегке, с досужим выражением нескончаемого перекура промеж непыльной, прискучившей работенки. И опять меня поразила обыденность, безразличие и тех кто сидит, и тех кто мимо проходит. Словно за дверьми одинаковых кабинетов вершатся не судьбы конкретных людей, а производятся действия абстрактного свойства, независимо от участников.
Следователь оказался весьма молодым. Пожалуй, даже симпатичным, встреть я его в другой обстановке, при других обстоятельствах. Но сейчас на его лице лежала все та же печать тюрьмы, что и на всех, кого я здесь видела: измотанность и апатия.
Я уточнила, по какому вопросу. Он был в курсе, дежурный ему доложил. На мои нервные реплики отвечал отстраненно, полистывая бумажки. Сразу внес ясность: от него ничего не зависит, дело возбуждено, близится к завершению и скоро материалы будут переданы в суд… Ошибка исключена… Он взят с поличным… Под следствием семь человек… Участие в преступном сообществе, статья «двести десять». Но это не главное… Статья «двести двадцать восемь», незаконное приобретение, хранение, перевозка… в особо крупных… а если докажут и сбыт… В лучшем случае, примут во внимание сотрудничество со следствием…
