Майя Белобров-Попов - Русские дети (сборник)
Другой юродивый, Гижи-Кола, с серым бобриком волос, неизвестно кем подстригаемых, ходил по улицам с опущенной головой, позванивая ведром и собирая в него всё, что валялось на земле. Он заходил во дворы, клянчил мелочь. Ему бросали медь с балконов, он радостно совал монеты в рот и ни за что не выпускал их, а дети рассматривали содержимое его ведра, хотя взрослые и приказывали нам туда не совать свои носы. На наш взгляд, юродивый был не так уж и глуп. И то, что поблёскивало у него в ведре, казалось очень даже интересным и заманчивым. А на праздники он являлся во двор ещё и с мешком, куда собирал остатки еды и чёрствый хлеб.
– Хлеб – ослам! Вино – людям! – значительно пояснял он и жестами просил подаяние. – Суп буду варить для вас! С праздником!
Говорят, он сгорел под Новый год в своей лачуге под горой, заснув возле электроплитки, на которой после пожара нашли расплавленное ведро с болтами, железками, медной мелочью и обгорелыми обрывками тряпья – Гижи-Кола, видно, решил-таки сварить суп для всех нас…Была ещё и третья тихая помешанная, Рипсимэ, жуткая бесшумная женщина в чёрном платье и рваных бальных туфельках. Лицо она белила школьным мелом, глаза раскрашивала чернилами и целыми днями неслышной походкой ходила по району с коробкой из-под туфель под мышкой, а вечером несла её хоронить в садик. Все знали, что она была балериной, у неё умер младенец и с тех пор она каждый день хоронит очередную пустую коробку-гроб в саду. А коробки ей выдают продавцы обувного магазина, если же не дают – то она тихо плачет у прилавка, размазывая чернила по меловым щекам.
– Жертва! – скорбно произносил всякий раз Михо, когда видел психов или слышал о каком-нибудь несчастье.
И как ни странно, это слово успокаивало: раз жертва – значит не напрасно, не впустую, значит так надо было. А кому жертва – тоже ясно: Богу, кому же ещё?.. А когда мы спрашивали, почему доброму Богу было надо, чтобы красавице Мариам отрезало ноги, Михо отвечал, что этого никто точно не знает, только один Бог, потому что, может быть, если бы Мариам не отрезало ноги, то она выпала бы из поезда и ей отрезало бы голову, и потерять ноги – лучше, чем голову.
И мы притихали, удивляясь Божьей прозорливости и щедрости – как это умный и добрый Бог так всё удачно подгадал!..
Общий язык
Во дворе отмечались дни рождения, именины, праздники, свадьбы и келехи-поминки. Котлы, тазы и мангал, ещё из прошлого века, стояли в общем сарае. Там же хранились картошка, лук и угли, тоже пополняемые сообща, в складчину. «Прокатные» раскладные столы и скамьи, когда-то забытые после чьей-то весёлой свадьбы, были свалены под навесом возле прачечной. За мясо всегда был ответствен Михо-дзиа – он брал на своём мясокомбинате самые лучшие куски по самой низкой цене.
И вот начиналось: в тазу под краном сверкают живые помидоры и бойкие огурцы, свежий хлеб нежно вздыхает на столе, стыдливые сыры тайком пускают слезу, мытая зелень молча ждёт, а угли в мангале тихо урчат, шепчут и подмигивают, помогая мясу румяниться на шампурах.
И дядя Михо уже поднимает свой первый любимый тост – «всё поровну, всё пополам»:
– В древности Тбилиси был город, в котором всех и всего было поровну – счастья и несчастья, людей и животных, еды и питья. Если, к примеру, три человека выходили из города в западные ворота, то с восточной стороны обязательно входили три других человека…
– А если три коровы и два ослика? – спрашивал самый маленький.
– Тоже.
– И цыплята? – уточнял непоседа.
– И цыплята, и котята, и поросята были у Бога на полном учёте!.. Всё!.. Бог любил наш город и хотел, чтобы в нём всего было поровну… – Михо в винном порыве погружался в детали: – Вон, видите, кошка сидит – Писо, Писо, Писуния?.. И даже последняя кошка стояла у Бога в ведомости!.. И если кто-то умирал – то в ту же секунду где-то в городе тут же рождался другой человек. И что самое главное – люди и звери говорили на одном языке!Он пережидал удивлённые вздохи и почтительные предположения, какой же это был язык, и таинственно повторял:
– Общий язык! Все понимали друг друга, а значит, и любили!.. Но вот однажды, когда любовь стала очень уж сильной, посмотрели люди вокруг, видят: всё хорошо, всё спокойно, все дружно живут и трудятся. И решили тогда люди и до неба дойти, чтобы и там свой порядок навести…
– И с Богом познакомиться? – предполагал смышлёныш.
– И это тоже, конечно, – соглашался Михо-дзиа. – И вот начали они строить башню, чтобы до неба добраться… Посмотреть, какая там погода, как дела, всё ли в порядке, что и как там, с ангелами поздороваться, архангелу крыло по жать… Да… Вот… И так хорошо строили!.. Все вместе!.. Ослов и быков не надо было понукать – они сами носили грузы. Верблюды возили в бочках раствор. Кошки месили тесто для лаваша. А собаки сами резали овец и жарили шашлыки!.. И вот так хорошо они строили, что Бог увидел это сверху и испугался: вот, думает, люди сюда залезут и Меня на землю стащат или, чего доброго, вообще убьют – от них всего ожидать можно, Мои дети, по себе знаю… И Он, испугавшись, взял да и разбил общий язык на много-много разных язычков, чтобы люди перестали понимать друг друга…
– И что – язычки полетели? Как птицы?
– Вот именно – разлетелись по сторонам, не поймать. И что дальше?.. А то, что все по своим углам разбежались, всё растаскивать стали, стройматериалы разокрали, быков разворовали, овцы стали бродить без хозяев, пока их не перерезали волки. И начались с тех пор бесконечные войны, склоки и драки – что чьё, кто куда и кто откуда. А Бог сидит себе наверху в безопасности и рад – пока люди на земле грызутся, у Него там, на небе, всё спокойно!
– Хитрый Бог!
– Спрятался!
– В прятки играет!
– В казаки-разбойники!
– Да, и стало на земле всё совсем не поровну, – вставлял с вялой угрюмостью Вано (который после пятилетней отсидки мало верил в хорошее).Дядя Михо молчал некоторое время, смотрел на него, а потом довольно жёстко отвечал, явно продолжая какой-то их старый, нам неведомый разговор:
– Может быть. Да, может быть, там всюду так. Но у нас во дворе всё будет по-прежнему, как было – поровну и по-братски… А кому не нравится – может идти, никто не держит. А будет так: если у тебя нет – я тебе дам, если у меня нет – ты мне дашь, если у него нет – мы ему дадим…
– А если у Писунии нет – ей тоже дадим? – спрашивал самый маленький, играя с кошкой.
– Обязательно, а как же – она же с нами живёт, мышей ловит, пользу приносит. Вот, дай ей этот кусочек!.. Так жили наши предки. Так и мы должны жить. Ты, Вано, сам хорошо знаешь: кто к нам с радостью придёт – того вином встретим, пусть радуется с нами, такой гость от Бога. А кто со злом явится – того мечом встретим: пусть уходит восвояси, откуда пришёл, – этот гость от чёрта!
– Лучше мы сами куда-нибудь убежим! – говорил вдруг несмышлёныш, на что Михо-дзиа внушительно качал головой:
– Нет, нам бежать некуда. За нами – Кавказ. А Кавказ – это хребет мира! – Он звонко шлёпал себя по шее. – Он не даст показать врагам спину. А если надо – то и укроет в пещерах, спрячет и спасёт. А что творится там, в сумасшедшем мире, – нас не касается. Тут, – он тыкал в землю, вызывая наш интерес к травинкам меж камней, на которые указывал его волосатый палец, – тут, в этом дворе, всё должно быть поровну, по-братски и по-человечески. За это выпьем!И стаканы сдвигались в звенящий букет. И начинались долгие общие дворовые предания – о том, как в революцию меньшевик Коция прятал у себя соседа-большевика Гено, а потом всё происходило наоборот – когда пришли красные, большевик Гено прятал у себя семью убитого меньшевика Коции; как во время войны кормили и поили в подвале семью болнисских [16] немцев, пряча их от выселения в Сибирь; как старая ведьма Бабулия сняла джадо с Джемаловой дочки; как чей-то дядя вынес из огня чью-то бабку; как летом ночью в одну из квартир стали лезть воры и больная Амалия, сидя у окна, застучала крышкой от горшка, закричав громовым голосом: «Заряжаю ружьё, сейчас стрелять буду!» – чем повергла воров в бегство; как мой дед-врач полвека избавлял от болезней всех соседей с их родственниками и знакомыми, так что на Пасху и Новый год двор превращался в птичий базар от кур, поросят и баранов, доставленных благодарными больными. А когда доходило до рассказа о том, как в молодости на охоте Вано спас Михо от раненого вепря («Вот так уже кабан стоял, клыки как у слона были, я как пульнул из двух стволов, один жакан в голову попал, а другой прямо в сердце!..»), то даже нам, детям, было ясно, что сейчас пришло время выпить за хорошие воспоминания.
В зоопарке
Конечно, нехорошо кормить бегемота кирпичами, угощать голодного страуса фольгой от сигарет или швырять камешками в обезьян. Но что делать, если сам голоден, глуп и молод и от нечего делать, пропустив школу, бродишь с такими же лодырями по зоопарку (вход – 10 копеек, мороженое – 15, хачапури – 20). А «ходить на шатало» начали рано, с четвёртого-пятого класса.
![Юлиана Еременко - Один шаг, навстречу жизни [СИ]](/uploads/posts/books/4888/4888.jpg)
