Борис Зайцев - Том 8. Усадьба Ланиных

1. Язык, вначале уязвивший меня
Так, что покраснели обе мои щеки,
Предложил потом и врачевание.
4. Так, слышал я, обычно приносило
Копте Ахилла, принадлежащее и его отцу,
Сначала горестный дар, а затем добрый.
7. Мы повернулись спиной к жалобной долине,
Пересекая, в полном молчании,
Скалы, опоясывающие ее кругом.
10. Здесь не было ни дня, ни ночи,
Так что мой взор не проникал вдаль,
Но я услышал звук столь сильного рога,
13. Что он заставил бы охрипнуть любой гром.
И, следуя по направлению его пути,
Я обратил свои глаза к одном месту.
16. После горестного поражения, когда
Карл Великий потерял священную дружину,
Не протрубил Роланд столь яростно.
19. Недолго устремлял я туда взгляды,
И вот представилось мне множество высоких башен.
Тогда я вымолвил: «Учитель, что это за город?»
22. И он мне: «Так как ты проникаешь взором
В темноту слишком издали,
То и выходит, что воображение тебя морочит.
25. Ты увидишь ясно, когда приблизишься,
Как обманываются издалека наши чувства.
Однако, несколько поторопись и сам».
28. Потом он ласково взял меня за руку,
И сказал: «Прежде чем мы подойдем ближе,
Дабы все казалось тебе менее странным,
31. Знай, что это не башни, а гиганты,
И они стоят в колодце, по краям,
Погруженные до самого пупа».
34. Как мало рассеивается туман,
Взгляд мало-помалу различает
То, что скрывал пар, в воздухе скопившийся:
37. Так я буравил темный и густой воздух,
Все более и больше приближаясь к краю;
И уходило от меня заблуждение, но вырастал страх,
40. Ибо как на кругообразных стенах
Венчается Монтереджионе кольцом башен,
Так на бреге, окаймляющем колодезь,
43. Башнями воздымались, на половину своих тел
Страшные гиганты, которым все еще грозит
С неба Юпитер, разражаясь громом.
46. И я уж различал у одного из них лицо,
Плечи и грудь, и большую часть живота,
И вытянутые вниз по бокам руки.
49. Поистине, природа сделала довольно правильно,
Что перестала созидать такие чудища,
Лишив Марса подобных исполнителей.
52. И если не раскаивается она в слонах,
Или в китах, то, присмотревшись тщательней,
Увидишь в этом ее справедливость и благоразумие.
55. Ибо там, где средства разума
Соединяются со злой волей и могуществом,
Всяческой уже защиты лишены люди.
58. Его лицо показалось мне таким длинным и толстым,
Как кедровая шишка у Сан-Пиетро в Риме;
И в этом же соотношении было все остальное тело.
61. Так что берег, опоясавший передником
Нижнюю половину их, оставлял столько
Снаружи, что тщетно трое фрисландцев
64. Похвалялись бы достать до его волос
Ибо я видел, что тридцать больших пядей
Уложатся вниз от места, где застегивается плащ.
67. «Rafel mai amech zabi almi»,–
Издала крик эта надменная глотка,
Которой не подобали бы более нежные псалмы.
70. И Вождь мой обратился к нему: «Глупый дух,
Возьми свой рог и изливайся в нем,
Если злоба, или другая страсть тобой владеют.
73. Поищи у себя на шее и найдешь ремень,
Поддерживающий его, о темная душа,
И взгляни, как опоясывает он твою огромную грудь»
76. Затем сказал мне: «Сам он обвиняет себя,
Это Немврод, благодаря злому замыслу которого
В мире нет ни одного общего языка.
79. Пусть он стоит, не будем понапрасну говорить,
Ибо таков же для него всякий язык,
Как для другого его собственный, никому неведомый».
82. И вот, мы совершили более длинный путь,
Повернув налево; и на расстоянии выстрела из арбалета
Нашли другого, еще страшнейшего и большего.
85. Кто был тот властелин, что обвязал его,
Я сказать не могу; но у него были связаны –
Левая рука впереди, а правая позади –
88. Цепью, которая обвивала его
От шеи вниз, так что на видной части тела
Обертывалась она до пятого раза.
91. «Этот гордец пожелал меряться
Своею силой со всевышним Юпитером,–
Сказал мой Вождь, – и вот его награда.
94. Эфиальт имя его; и он много потрудился,
Когда гиганты привели в ужас богов:
Руки, которыми он действовал, навсегда недвижны».
97. И я ему: «Если возможно, я желал бы,
Чтобы глаза мои познали
Облик безмерного Бриарея».
100. И он ответил мне: «Ты увидишь Антея,
Неподалеку отсюда; он говорит, и не в цепях,
И он перенесет нас в самую глубину греха.
103. Тот, кого ты хочешь увидать, гораздо дальше;
Он скован и подобен этому,
Но еще более свиреп по виду».
106. Никогда не было столь яростного землетрясения,
Поколебавшего башню с такою силою,
Как заколотился в оковах Эфиальт.
109. Тогда более чем когда-либо испугался я смерти
И для нее довольно было бы одного этого страха,
Если бы я не видел его цепей.
112. Тогда вновь двинулись мы вперед,
И подошли к Антею, который, не считая
Головы, выступал наружу на добрых пять алл.
115. «О ты, что в благословенной долине,
Сделавшей Сципиона наследником славы
После поражения Аннибала с его войском
118. Взял тысячу львов в добычу –
Если бы ты участвовал в великой битве
Твоих собратьев, то, как можно думать,
121. Одолели бы сыны земли.
Спусти нас вниз, если соблаговолишь так сделать,
Туда, где Коцит в холоде леденеет.
124. Не заставляй нас обращаться к Титию или Тифону;,
Мой спутник может предложить то, что здесь надобно.
А потому склонись и не выказывай неудовольствия.
127. Он может еще дать тебе в мире славу,
Ибо он жив, и ему предстоит жизнь долгая,
Если до срока Благодать не призовет его». –
130. Так говорил Учитель; и гигант тотчас
Распростер руки, чьи мощные объятия знал
Геркулес, и поднял моего Вождя.
133. Вергилий же, когда почувствовал, что его подняли,
Сказал мне: «Подойди, чтобы я взял тебя».
Затем так сделал, что мы стали связкой.
136. Какою кажется Каризенда тому, кто стоит
Под ее склоном, когда облако проходит
Над нею так, что она валится в другую сторону,
139. Таким представился и мне, смотревшему, Антей.
Я увидел, что он склоняется, и была минута,
Когда я предпочел бы находиться на другом пути.
142. Но беззвучно в бездну, пожирающую
Люцифера с Иудой, положил он нас;
И не остался долго в этом наклонении.
145. Но как мачта корабля поднялся.

1. Если бы я обладал стихом суровым и бичующим,
Как приличествует для печального отверстия,
Над которым громоздятся все остальные скалы,
4. То я выжал бы сок своей мысли
Более полно; но так как у меня нет его,
То не без страха принимаюсь говорить,
7. Ибо нешуточное это дело –
Описать средоточие всего мира
И не по силам языку, лепечущему папа, мама.
10. Но да помогут лире моей те Жены,
Что помогали Амфиону строить Фивы,
Дабы слово мое не отошло от дела.
13. О превыше всех проклятое племя,
Обитающее в месте, о котором тяжко говорить,
Лучше б тебе быть в мире стадом коз или овец!
16. Когда мы оказались в глубине темного колодца,
Под ногами гиганта, гораздо ниже их,
И я все еще глядел на высокую стену,
19. Вдруг раздался голос: «Осторожнее иди;
Становись так, чтобы не наступить подошвой
На головы бедных истомленных братьев».
22. Я обернулся, и увидел пред собой
И под ногами озеро, морозом обращенное
В стекло и не похожее на воду.
25. Не создает зимой в течении своем столь
Толстого покрова ни Дунай в Австрии,
Ни Танаис под холодным небом,
28. Как было здесь; ибо если бы Таберник
Свалился сюда сверху, или Пьетрапана,
Не раздался бы и на поверхности треск.
31. И как сидит, квакая, лягушка,
Высунув из воды морду, в то время года,
Когда часто видит во сне жатву крестьянка –
34. Так, посиневшие до мест, где выступает стыд,
Заключались во льду жалобные тени,
И подобно аистам щелками зубами.
37. Все они вниз обращали лица:
Через рот холод, чрез глаза скорбное сердце
Свидетельствовали о себе в них.
40. Когда я несколько огляделся вокруг,
То взглянул под ноги и увидел двоих столь слитых,
Что волосы на головах их перепутались.
43. «Скажите, вы столь тесно сблизившие груди, –
Сказал я, – кто вы?» И они отогнули шеи;
И когда подняли на меня лица,
46. Глаза их, бывшие доселе влажными,
Заструили к губам слезы, и холод заморозил
Капли на ресницах и сковал их.
49. Доску с доской не вяжет никогда скоба
Так прочно; и тогда они, как два козла,
Сшиблися лбами: такова была их ярость.
52. И вот один, лишившийся обоих ушей
От холода, продолжая склонять голову
Сказал: «Почему всматриваешься ты так в нас?
55. Если желаешь знать, кто эти двое,
То долина, по которой изливается Бизенцио,
Принадлежала их отцу Альберто и им.
58. Из одной утробы они, и по всей Каине
Мог бы ты искать, и не нашел бы тени,
Более достойной погрузиться в мерзлоту.
61. Ни тот, у кого пробита грудь и тень,
Одним ударом, рукою короля Артура;
Ни Фокаччиа; ни этот, столь мешающий мне
64. Головой, что я не вижу ничего
И кого звали Сассоль Маскерони;
Если ты из Тосканы, то уже знаешь, кто был он.
67. И чтобы ты не вводил меня в долгие рассказы,
Знай, что я был Камиччион де Пацци,
И жду Карлино, который меня оправдал бы».
70. Затем увидел я тысячи полиловевших
От холода лиц; меня охватила дрожь
И всегда будет охватывать пред замороженными лужами.
73. И пока двигались мы к тому средоточию,
Куда устремляется всякая тяжесть,
Я трепетал в этом вечном мраке.
76. Было ли то желание, или рок, или случай,
Не знаю; но проходя посреди голов,
Сильно ударил я одну ногой в лицо.
79. В слезах она вскричала: «Что ты меня топчешь?
Если пришел не с тем, чтобы усилить месть
За Монтеаперти, то почему же меня мучишь?»
82. И я: «Учитель, подожди меня немного здесь,
Дабы я разрешил свое сомнение о нем,
А затем я буду, сколько пожелаешь, быстр».
85. Вождь остановился, и я сказал тому,
Все еще грубо поносившему:
«Кто ты, что упрекаешь так другого?»
88. «А ты кто, проходящий в Антеноре,
Ударяя, – ответил он, – другого в щеку
Так, что и для живого это было бы чрезмерно?»
91. «Я жив, и для тебя может быть ценным,–
Был мой ответ, – если ты ищешь славы,
Чтобы я помянул имя твое среди других».
94. И он: «Я жаждаю обратного.
Уйди отсюда и не мучь более меня,
Ибо плохо ты умеешь обольщать в этом болоте».
97. Тогда схвативши его за загривок
Я произнес: «Ты назовешь себя,
Иначе не останется у тебя здесь больше волоса!»
100. Он же в ответ: «Хотя ты и лысишь меня,
Я не скажу, кто я, и не обнаружу этого,
Хотя бы ты тысячу раз на меня ринулся».
103. Я намотал уже его волосы на руку,
И вырвал их не одну прядь,
Он же все лаял, опустив глаза долу,
106. Когда некто другой вскричал: «Что с тобой, Бокка?
Мало тебе ляскать челюстями,
Ты еще лаешь?  Что за дьявол трогает тебя?»
109. «Теперь, – сказал я, – не желаю, чтоб ты говорил,
Злобный изменник, ибо к твоему позору
Я доставлю верные о тебе вести».
112. «Уходи, – отвечал он, – и повествуй о чем угодно,
Но не умалчивай, если отсюда выйдешь,
О том, у кого язык был столь проворен.
115. Он оплакивал здесь золото французов:
Я видел, сможешь ты сказать, Буозо да Дуэра
Там, где грешники не могут портиться.
118. Если б тебя спросили, кто еще с ними,
То вот сбоку – тот Беккериа,
Которому Флоренция перепилила горло.
121. Джиани дель Сольданиер, как кажется,
Там дальше, Ганелон и Тибальделло,
Что отворил Фаэнцу, когда все спали».
124. Мы удалились уже от него,
Когда я увидал двоих, леденеющих в отверстии,
Так что голова одного была покрышкою для другого.
127. И как пожирается хлеб при голоде,
Так же верхний водрузил нижнему зубы
Туда, где мозг соединяется с затылком.
130. Не иным образом грыз Тидей,
В бешенстве, виски Меналиппа,
Чем этот сделал с черепом и всем остальным.
133. «О ты, высказывающий столь скотским образом
Ненависть к тому, кого пожираешь,
Скажи мне о ее причине, – вымолвил я, – и условимся,
136. Что если ты за дело на него плачешься,
То узнав, кто вы и каков грех его,
Я отплачу тебе в том верхнем мире,
139. Если язык, которым говорю, не иссохнет».