Максим Горький - Между прочим (Мелочи, наброски и т д)
Затем она показывала мне три кровавые рубца на своей шее - это любящая рука её матери положила на шею дочки яркие знаки своих забот по адресу "плоти от плоти своей".
А из разговоров с другими людьми выяснилось, что помочь чем-либо девушке очень трудно.
Чем можно доказать, что мать продаёт её?
Девочка уже совершеннолетняя - ей шестнадцать лет и четыре месяца.
Я рекомендовал ей обратиться к прокурору, предлагал написать прошение, много говорил ей о возмутительности того положения, в которое она встаёт.
Но - увы! Возмутительность эта с её точки зрения сводилась, главным образом, к рыжему цвету волос и мокрым усам арендатора, а моральный смысл факта был не доступен её пониманию.
Однажды она даже сказала:
- Это-то ничего бы! Всё равно ведь как-нибудь да нужно же выходить замуж! Иной ещё с тебя приданое возьмёт.
Как видите, у неё не особенно лестное представление о браке, но... может быть, она права.
С ней трудно было говорить, её возмущало только то одно, что "он" "рыжий чёрт" и что он "сопливый".
Pardon! (простите (франц.) - Ред.) Но она именно так выражалась.
Итак, поговорив с нею раза четыре, мы пришли, наконец, к одному соглашению, по поводу которого она решила "подумать".
Прощаясь с ней, я уже чувствовал, что потерпел фиаско в моих намерениях, - не умея думать, нельзя обещать "подумать" и нельзя что-либо выдумать.
- Он нездешний, этот рыжий-то: из-под Уфы откуда-то... А мать уезжает в Балаково, коли это дело сойдётся... - нашла нужным сказать мне эта девочка.
И вот теперь я узнаю, что "это дело" - сошлось.
Рыжий, должно быть, покрасился и вытер себе усы.
Человек временно продан за сто двадцать рубликов.
Дорого это или дёшево - как по-вашему?
В хорошей книге господина Далина "Не сказки" среди фактов, рисующих бесправие женщины, есть вот какой факт.
На харьковском вокзале сидят одиннадцать красивых девушек в возрасте до 17 лет, а около них увивается "восточный чэлавэк" и на вопрос, что это за девочки, - откровенно, и даже торжествуя, объясняет:
- Дэвочки? Очэнь хороши! На Одэсс вэзу...
Словом, перед публикой был налицо так называемый "живой товар" - партия живого товара, ещё не бывшего в обращении.
Днём, при ярком свете солнца и на глазах сотен людей, одиннадцать живых душ отправляются на гибель: всем известно, что их втопчут в грязь, погубят, отравят, уничтожат.
Никто не вправе помешать этому, никто.
Нужно доказать, что эти одиннадцать "продаются" без разрешения и согласия родителей, - тогда можно бороться с восточным человеком.
Но если девушку помимо её согласия "продают" родители - тут нечем и не с кем бороться.
Тут нечем помочь девушке.
Особенно если она сама - без души.
[17]
Стоимость интеллигентного труда с точки зрения самарского коммерсанта на днях точно установлена одним из последних, господином Т.
Ему потребовалось подготовить своего десятилетнего сына для поступления в учебное заведение, и вот он ищет человека, способного "образовать сынишку, штобы ён в емназию вперся".
Такой человек найден и готов служить.
- Ты мне, миляга, - устанавливает господин Т. количество труда, - обучи его всему, что там требовается по порядку. Еграфия - и еграфии, рихметика и её напхай ему в голову, одно слово, приведи мне малого в нужную ролю - и больше никаких! Можешь?
- Могу... - говорит человек.
- Так. А денег тебе сколько за это?
- Три часа занятий?
- Мне хоть пять. Мне чтобы обучить мальчишку. А сколько часов тебе работы - это твоё дело. Хоть десять.
- За три часа ежедневных занятий я с вас возьму десять рублей, говорит учитель.
Купец разевает рот и делает круглые глаза.
Он долго молча смотрит в лицо учителя и наконец хохочет во всю мочь и силу.
Учитель в недоумении.
- Уморил! - покатывается со смеху купчина.
Учитель просит его успокоиться и объясниться.
- Изволь - объясню. Чудак ты, вот что! Да ты понимаешь ли, что я за десять рублей в месяц имею кухарку и горничную, десять рублей плачу кучеру, семь целковых дворнику, и все эти люди за своё жалованье целый день у меня работой заняты - понял? Целый день! А ты за три часа в сутки хочешь с меня эту сумму слупить. Эх ты, учёный! Видно, по учёности своей бога-то ты уж и не боишься совсем.
- Но - позвольте! Какое же вы мне вознаграждение предложите? - спросил ошеломлённый учитель.
- Какое? Я, брат, по чистой совести, могу тебе дать один рубль пятьдесят копеек в месяц!
- Полтора рубля?!
- Серебром! Получай - и с богом принимайся.
Учитель рассчитал, что полтора рубля в месяц - это будет maximum по семишнику за час работы.
Семишник за час умственного труда - унизительно дёшево, и предложение этого семишника - варварски глупо.
- Ну, нет, мы не сойдёмся, - сказал учитель.
Купец удивился.
- Чего ты пыжишься, скажи на милость? Вашего брата, учёных, уйма без делов шляется. Я, брат, найду и такого, который с меня полтину в месяц возьмёт... Так-то... Больно ты чобуньковат. Фря какая! Полутора рублей ему мало... Десять целковых дай... Ишь! Я за десять-то рублей в месяц верхом на человеке кататься буду.
- Прощайте!
- Прощай - не стращай... Горд ты, брат. Видно, ещё у воды без хлеба не сиживал? Постой, погоди! Хошь, прибавлю? Кажинный день два стакана чаю буду давать - хошь? Полтора, значит, целковых и стаканов сорок, а то полсотни чаю в месяц. Идёт?
Не сошлись...
Да, вот он каков, этот купец Т.
Оценивая так дёшево просвещение и интеллигентный труд, он плохо понимает, что творит.
Нельзя не порадоваться тому, что он так плохо понимает это.
Ибо существует мнение, что чумазый скоро захватит жизнь в свои руки, захватит, исковеркает и испачкает её.
Ну, это не скоро будет, если чумазый сохранит в себе первобытность отношения к людям и взглядов на просвещение.
При таком плохом понимании жизни и запросов современности, как у купца Т., трудно купцу Т. доминировать над жизнью и верховодить людьми.
Зелен...
Не созрел...
[18]
Прошлый раз я говорил о том, как в уфимских железнодорожных мастерских дерутся.
Говорил я на основании письма, присланного мне некиим уфимским человеком, но рассказать всё, что было сообщено мне в письме, - не мог.
Тем не менее и то, что я рассказал, возымело действие, как снова сообщает мне мой уфимский корреспондент.
Толкуйте там, что пресса не имеет влияния на жизнь!
Вот вам доказательство противного.
Когда номер "Самарской газеты" с намёками на железнодорожные порядки попал в руки начальства, оно сейчас же нашло среди рабочих одного из невинно битых людей, к своему несчастию, ещё и грамотного, и предъявило ему номер.
- Это что?
- ?!
- Нет-с, это твоего ума дело. Мы тебе советуем поостеречься... да-с. Позаботься, чтоб на предбудущий раз такие писания были невозможны. Сор из избы не выноси. А то!..
Ни в чём неповинный малый возмутился.
- Да это писал не я! Какие у вас доказательства, что это именно я?
- Ты грамотный?
- Да!
- Ага! Ну и достаточно! Так ты и помалкивай. Понял?
Малый ничего не понял, но, конечно, замолчал. Кто-то, что-то, о чём-то написал, а он, ничего не ведая, оказался во всём этом виновен.
Ясно - пресса влияет на жизнь.
Вот факт из области уфимского скулодробления.
Обвинённый в писательстве человек, по словам моего корреспондента, имел суждение о каком-то служебном деле с мастером токарного цеха Т.
Мастер - это тоже начальство - горячился и говорил лаконично и красноречиво...
- Ну? Да! Э! Х-хе! Болван! О? Дурак! Н-но? Х-ха!
А когда увидал, что всё это недостаточно убеждает его собеседника, то употребил самый веский аргумент и дал собеседнику в зубы...
Тот пожаловался начальству.
Начальство выслушало жалобу и положило такую резолюцию:
"А не надо было выводить человека из терпения".
Зачем выводить его из терпения? Конечно, если и меня вывести из терпения, и я буду бить.
И ещё как вздую! Идите и не выводите человека из терпения.
Жалобщик ушёл сконфуженный.
Встречается с ним мастер Т.
- Ну что, пожаловался?
- Отстань...
- Пожаловался, ха-ха-ха!
- Скажи, чего ты надо мной издеваешься?
- Я? Я и ещё тебе в зубы дам!
И мастер дал жалобщику ещё в зубы. На, жалуйся!
Но тот уже не пошёл жаловаться.
Какой в этом смысл?
Он решил проглотить пару зуботычин в чаянии, что третья последует ещё не скоро.
Но - увы! Он не обрёл в смирении покоя.
Кто-то написал о происшествии мне, я тоже написал, а начальство прочитало и прописало жалобщику выговор, повергший его в трепет.
Увы, ещё раз! Не буду больше писать о битых - их и за это бьют.
[19]
Недавно в Самаре был такой анекдотический случай.
В одном учреждении заметили, что некто из служащих не приходит работать.
Заметив это, начальство решило:
- Оштрафовать его!
Оштрафовали.
Но и это не подействовало на строптивого служащего, - он всё не являлся работать.
