Максим Горький - Между прочим (Мелочи, наброски и т д)
Но они уже обзавелись Сю, Эберсом, Купером, Эмаром, Онэ и с удовольствием их почитывают.
Вообще отдел иностранных писателей в клубе канцеляристов печально беден, а пользование им до слёз смешно.
Конечно, библиотека ещё молода, но, приобретая книги, будет ли она помнить имена великих писателей?
И новые книги исправят ли литературный вкус читателя?
Вопрос туманный, и решение его в положительную сторону сомнительно...
Делу развития литературного вкуса у средней читающей публики могло бы сильно помочь устройство популярных лекций по истории литературы... Но это, конечно, лишь "пленной мысли раздраженье".
Ибо кто тот человек, который взялся бы устроить такие в высокой степени полезные лекции, и где то общество, которое откликнулось бы на его начинание?
Ах! На Набережной города Самары следовало бы устроить такую же вывеску, как у жигулёвского завода, и на этой вывеске написать:
Смертный, входящий в Самару с надеждой в ней
встретить культуру,
Вспять возвратися, зане город сей груб и убог.
Ценят здесь только скотов, знают цены на сало и шкуру,
Но не умеют ценить к высшему в жизни дорог.
Посмотрим на русскую литературу.
В ней первой величиной является...
Карнович!
Его читали 11 раз.
Он тоже исторический романист, и не знаю, кому из двоих - ему или Самарову - следует вручить пальму первенства за своеобразное понимание истории и за изложение скучным языком исторических анекдотов.
За Карновичем следуют: Мордовцев, Баранцевич, Мещерский князь-гражданин и Станюкович.
Все они одинаково интересны и прочитаны по десяти раз.
Есть ещё очень хороший писатель - крещёный еврей и юдофоб Сергей Сергеевич Окрейц - читан 9 раз.
Поучительно и занимательно...
Лейкина читали 8 раз.
Ещё бы, это такой смешной писатель!
Смирнова, Маркевич, Назарьева - две дамы в компании ярого консерватора, читаны по 9 раз.
Каждый том Достоевского взят по разику.
Тургенев - 4 раза.
А Неистович-Вральченко - 5!
Глеб Успенский взят 5 раз.
А Ясинский - 8!
8 книг Некрасова взяты 11 раз.
Каждую, значит, читало полтора канцеляриста.
Чехова читали в год пять раз.
Загоскина же и Авсеенка - по 8...
Будет!
Ясно - крупные русские писатели не в чести у средних читателей.
[15]
Знаете ли вы, читатель, что в Самаре есть "Корневильский рынок"?
Настоящий "Корневильский рынок", на котором всегда к вашим услугам:
Есть блондинки
И брюнетки...
Предлагающие вам взять их в качестве нянек, кухарок, горничных по цене от трёх рублей за месяц каторжной работы.
Предлагая свои услуги, они не поют, как в оперетке:
Regardez par ci,
Regardez par la, (cмотрите здесь, cмотрите там (франц.). Из популярной в то время комической оперы Ж.Р.Ж.Планкетта "Корневильские колокола" - Ред.)
- а просто говорят:
- Барин! Не нужно ли вам какую-нибудь рабочую женщину?
Или:
- Барыня! Не требуется ли вам кого-нибудь для услужения?
По причине их простоты и жалобного тона их обращения, по причине полного отсутствия в их словах какой-нибудь гривуазности (нескромность, игривость, почти непристойность - Ред.) и в их поведении опереточного жанра на них никто не обращает внимания.
И они уныло высиживают по двенадцати часов в сутки на холоде и под дождём в чаянии спроса на их руки.
Место их упорного сидения - угол Алексеевской площади и Дворянской улицы, на тротуаре, против дома Бахаревой.
Ранее они сидели в сквере, а теперь облюбовали себе как сборный пункт тротуар Бахаревой и ныне с полным удобством вымораживают из себя надежды на работу и на кусок хлеба.
Их спрыскивает дождь, посыпает снег, продувает ветер до мозга костей, но они всё-таки сидят и ждут.
Чем чёрт не шутит?
Среди них создалась легенда, что когда-то одна из них чуть-чуть не попали кухаркой в хороший, богатый дом и даже, наверное можно сказать, попала бы, но простудилась во время сиденья на ветре, под открытым небом, схватила воспаление лёгких и умерла ранее, чем успела окончательно переговорить с нанимателем относительно условий найма.
В эту легенду верят и ждут подтверждения её реальным фактом - путём найма на службу одной из них на глазах всех её товарок.
Они коченеют от холода.
Они немножко неделикатны от голода.
С шести часов утра они идут дрогнуть на холоде и ветре до шести вечера, и всё безуспешно - на рынке труда перепроизводство рабочих рук, и никто из нанимателей и работодателей не хочет взять одну из этих замерзающих женщин себе в услужение.
И они сидят день за днём, сидят и ждут работы, простужаясь, заболевая, уродуя себя.
Мимо них ходят, ездят, но всё это мимо них.
А они мокнут на дожде и удивляются.
- Почему это, товарки, не нанимают нас куда-нибудь? а? - спрашивают они друг друга.
Никто не знает почему.
Добрейшая управа!
Твори добрые дела!
Пора!
Дни выборов близки - чем помянут тебя преемники после того, как большинство твоих членов помрёт гражданской смертью, убитые чёрными шарами?
Прикрой крышей "Корневильский рынок" на Алексеевской площади!
Дай где-нибудь приют корневильским брюнеткам и блондинкам, ничем не защищённым от капризов самарской осени!
Осени крышей кухарок, нянек, мамок, горничных и других особ из категории "услужающих людей"!
Сунь их куда-нибудь в уголок!
[16]
Это было недавно, на днях.
Возвращаясь однажды вечером из редакции домой, я был остановлен робким возгласом:
- Послушайте!
Обернулся и вижу - стоит сзади меня молодая девица и, смущённо перебирая пальцами концы шали, исподлобья смотрит на меня и что-то хочет сказать.
- Вы что?
- Можно мне пойти немножко с вами?
- Пойдёмте.
Пошли.
Сначала она всё вздыхала, поводила плечами и перекидывала муфточку из руки в руку - и всё это продолжалось столько времени, что мне уже стало скучно.
- Я вас хочу спросить, куда мне жаловаться на мать? - медленно выговорила она и вопросительно подняла на меня глаза.
Глаза у ней были робкие, бледные какие-то, бесцветные, лицо бескровное и худое, но миловидное, тёмные пятна под глазами придавали ему выражение печальное и убитое, а тонкие губы были так сжаты, точно она собиралась расплакаться. Одета она была по-мещански просто - в старенькую, потёртую шубёнку и шаль.
- Что вам сделала мать?
- Бьёт всё... очень больно... Да это бы ничего ещё...
- А разве есть ещё что? - спросил я.
- Да-а. Она, видите ли, продаёт меня одному господину... Потому она и бьёт, что хочет вот продать, а я не согласна... - вполголоса объяснила девушка, и губы у неё вздрагивали.
- То есть как же это она вас?
- А он, видите, даёт ей сто двадцать рублей за меня, и чтобы я жила с ним, вроде как бы жена, столько времени, сколько он захочет.
Как видите, дело шло о чём-то вроде новой формы брака, о браке на срок, о временном пользовании женщиной как таковой за известную арендную плату...
По всей вероятности, мать, сдающая в аренду своё дитя, при этом даст арендатору гарантирующую его права расписку, такого приблизительно содержания:
"Накануне XX столетия, в конце века гуманизма, всяческого просвещения и блестящего развития наук, в 1895 высококультурном и просвещённом году, я, нижеподписавшаяся самарская мещанка такая-то, сдала дочь свою Олимпиаду в аренду господину N за сумму в сто двадцать рублей серебром и на срок, какой ему, господину N, самому будет угодно пользоваться дочерью моей. Причем я, мещанка такая-то, за уплаченные мне господином N деньги, лишаюсь всех моих кровных прав на арендуемую у меня статью и никаких претензий за порчу господином N тела и души моей дочери обязуюсь не предъявлять, считая себя вполне удовлетворённой полученной мной с него арендной платой. Мещанка такая-то".
Просто и основательно.
Было время, когда на рынках Рима глашатаи кричали:
- Sardi venales! Alius alio nigerior!
Что по-русски значит:
- Сардинцы продажные! Один хуже другого!
Сардинцы считались плохими рабами и шли по дешёвой цене.
А было это в 179 г. до Р.X.
Что, как настанет время, когда на наших рынках тоже будут кричать:
- Мещанские девушки продажные! Одна другой лучше! Недорого! Кому угодно?
Подумайте-ка, ведь, право же, это вполне возможно накануне XX столетия по Р.X.
Нечто в этом духе уже существует, и кто хочет в этом убедиться, пусть погуляет по Дворянской улице вечером от семи до десяти.
Там очень много продаётся рабынь; вся разница между торговлей Рима и Самары в том, что у самарских рабынь нет глашатая...
...Я много говорил с этой девушкой и немало говорил о ней с другими людьми.
Из разговоров с ней я выяснил, что она не хочет идти в аренду потому, что арендатор рыжий и что у него всегда мокрые усы, которые при поцелуях мажут ей щёки, от чего её тошнит.
Затем она показывала мне три кровавые рубца на своей шее - это любящая рука её матери положила на шею дочки яркие знаки своих забот по адресу "плоти от плоти своей".
