Елена Нестерина - Это Фоме и мне
- Эх ты, - на глаза Вики навернулись слёзы, - они все умерли из-за тебя.
- Это ещё почему?
- Ты всё боялась, что они разбегутся, на тебя напрыгнут. И крышку так завинтила, что им воздуха не осталось!
- Это были меры предосторожности...
- Они бы и из коробка не выскочили... А теперь вот что делать... Вика понюхала баночку. - И что у тебя в этой банке за крем был такой ядовитый? А, понятно... Конечно, нанюхались. А им, маленьким, много разве надо?
- Как людей кусать, так они не маленькие... - Лариске хотелось оправдываться и найти какой-нибудь аргумент против вшей.
- И не перепрыгнули бы они на тебя, у них же и крылышек нет, всхлипнула Вика. - Тоже мне, сюся-муся.
И она грустно побрела к Фоме, оставив Лариску ждать в сквере. Купила по дороге бананов, как гостинцев, себе банку пива, выпила его быстро и решила съездить к Брысе ещё раз - вдруг на Рафике Гусейнове новые вошки завелись.
И к окну Фомы подошла уже весёлая-весёлая.
НА ПРЯМОЕ ПОПАДАНИЕ ИГЛЫ В ВЕНУ
И вот пошли дожди. Мало радостное состояние Фомы подошло к своей критической точке, а анализы никак не давали повода к сборам на волю. Был пятнадцатый вечер пребывания в больнице, шоу затягивалось, и Фома даже выгнал ординарца Сергуню, пришедшего, как обычно, поговорить, вон из бокса. Никогда прежде Фома не поддавался таким эмоциям. Он встал возле окна своего полуподвального помещения, щелчком согнал таракана, пробирающегося к съестным припасам, и стал смотреть на дождливую улицу.
"...Грустен должен быть человек и растерян - чтоб не сумел возгордиться. Который год я вижу холодное лето, мокрую зиму, бесстрастные дни. Это уже даже не актуально. Тёплый снег давно стал синонимом грустных вечеров и пустых скитаний в пространстве. Господи, я мог бы всего этого не замечать. Но, кажется, я уже давно завяз где-то внизу. Вот и хожу, как дурак, по своей скучной жизни и угасаю. Или не угасаю (естественно), но сейчас это уже не я. А так всё хорошо, я люблю людей, они любят меня, вот только что с этим делать - не знаю..."
Мысли Фомы прерывает Палёнова, которая пришла посоветоваться, поступать ли её сыну, кажется, в Интерпол, Фома даёт ей спокойным голосом какие-то рекомендации, и она озабоченно уходит, оставив на кровати стопку газет. Фома просматривает несколько, но ни одна из них не соответствует его вкусу и принципу - их нельзя читать в туалете. Фома ограничивается сигаретой, моет руки и снова встаёт смотреть в окно. Там всё без изменений. Тогда Фома идёт в номер Мхова и Лишайникова, садится там на кровать и начинает общаться.
Мхов помахивает невзначай часами Casio, Фома обращает на них внимание, хвалит Мхова за правильный выбор, Лишайников рассказывает два анекдота, Фома выпивает стакан минеральной воды, время идёт.
- Мхов, скажи, у тебя любимая девушка была? - обращается Фома, глядя ему прямо в рыженькое лицо.
Мхов, 16-17 лет от роду, грустно вздыхает, и выражение лица его удаляется в воспоминания:
- Ах, была. Очень давно...
Лишайников презрительно смеётся, Фома успокоительно говорит: "Ну ничего, Мхов, ничего", сидит у них ещё какое-то время, а затем уходит. По дороге в бокс ему попадается Сергуня, Фома тут же его прощает, даёт посмотреть журнал с женщинами, отобранный у малолетних узников, и заходит к себе.
За окном на улице успел закончиться дождь, немного прояснилось, солнце садится по ту сторону корпуса. Соседнее здание морга покрывается естественной бледностью; любовь к жизни оставляет пределы больницы. Гоняясь по палате за комарами, Фома размышляет о своей болезни - кому это выгодно. Выясняется, что никому, абсолютно никому. Но завтра обещала приехать Вика. Фома накрывается с головой одеялом и засыпает.
... - Это опять мы, привет. - Вика просунула голову в дверь "второй соматики". - К тебе можно?
Брыся стояла возле какого-то мужчины, вероятно, врача, она только кивнула и продолжала его внимательно слушать. Лариска и Вика остались ждать её в коридоре. Они пришли утром, хоть и знали, что Брыся работает утром более активно. Просто у Вики сегодня был выходной, а Лариска, как студентка, вообще была свободна целое лето. Вика не хотела терять день.
- Ну что там Брыся, я прямо не знаю, не может выйти? - Лариска была недовольна. Ей вообще не нравилось посещение больниц, просто ей больше нечем было заняться, поэтому она снова сопровождала Вику.
- Ну погоди. Брыся же работает... - сказала Вика.
- Тоже мне, работает. А мы тут стоим, заразу ловим. Ишь, надо же, доктор Брыся.
Сама Брыся никогда не называла себя Брысей. Но так звали её другие, уже много-много лет, класса так с третьего. Белобрысая она была, эдакий белобрысик - белый брысик. Сейчас волосы Брыси были баклажанового цвета, но менять имя из-за этого было всё равно поздно.
Она выскочила в коридор, вся бодрая, спешащая.
- Привет, девчонки!
- А нельзя там у вас ещё вошками разжиться? - попросила Вика. - А то мы тех уморили...
- Да, где там ваш Рафик Гусейнов, может, на нём ещё поискать можно? добавила Лариска, видя, что Вика начинает стесняться.
Из двери "второй соматики" вышел врач, посмотрел на Брысю и её одноклассниц, и пошёл по коридору.
- Вот, пока врач вышел, идите на него гляньте! - Брыся мигом распахнула дверь.
Рафик Гусейнов ползал по полу. Он пытался заворачиваться в палас, но рядом всё время кто-то пробегал, Рафик гневно рычал и вылуплял глаза. Голова его продолжала представлять из себя квадрат, только уже тёмно-ворсиситый.
- Ишь, какой. - сказала Вика. - А живность на нём есть?
- Нет, нету. Вчера смотрели. - ответила Брыся. - Мы же его ещё и обработали.
- А такие вошки у него были хорошие, - вздохнула Вика, - я-то думала, наловим...
- Хе, не вопрос. Я сейчас тебе новых насобираю!
- Правда? - обрадовалась Вика.
- Спрашиваешь. У нас этого добра опять подвезли. В боксе сидят мать и сын Бубловы. Долго будут сидеть, у них ещё подозрение на одну инфекцию. Вы меня в коридоре подождите, сейчас день, сами понимаете... давай, куда собирать?
- Стой. А если эти Бубловы с инфекцией, значит, у них и вши с инфекцией? - вдруг опомнилась Вика.
- Вряд ли. Их подозревают на дифтерию, они имели контакт с носителями. Мы этих Бубловых больше для острастки и для профилактики держим. Чтоб мамаша знала, как со вшами приезжать.
- А, ну тогда ладно. - заявила Лариска.
Вика протянула Брысе тонкую пластмассовую баночку из-под майонеза, на крышке которой были заблаговременно проделаны дырки. Брыся взяла её и скрылась.
Лариска определённо хотела что-то сказать, но Вика была, кажется, занята своими мыслями - она стояла, опустив голову и глядя на мокрые носики ботинок. Вот она вытащила блокнот и ахнула:
- Ой, Ларис, нам надо бежать! Если мы на электричку сейчас опоздаем, то там будет большое "окно", то есть перерыв, электрички три часа ходить не будут!
- О-го-го.. А всё из-за Брыси, чего она там копается, - Лариске всегда должен был кто-то быть виноват, такой уж была она человек.
Но Брыся уже выходила из двери.
- На, Вик. Это, конечно, не лучшие экземпляры, с Рафиковыми не сравнятся, но всё равно - вши, как вши. Тоже четыре штучки.
- Мелковаты, - сказала Вика, заглянув в банку, - но ничего, как говорится "мал клоп, да вонюч"...
- Во-во, лечебная польза такая же будет. - подтвердила Лариска. - Ну что, пойдём? - Ей очень не хотелось ждать под дождём электричку, если они, всё-таки опоздают.
- Мы побежим, хорошо? - засовывая банку в пакет и в сумку, сказала Вика Брысе. - Мы на электричку спешим. Туда ж ехать - вообще к чёрту на кулички. Спасибо ещё раз!
- Ну, этих не уморите! - крикнула Брыся вслед.
- Нет!
Но они всё-таки опоздали. Электричка показала свой хвост, когда Вика и Лариска только высыпались из автобуса, застрявшего в недлинной, но всё-таки пробке. Дождь лил, не переставая, на пустой железнодорожной платформе не осталось ни человека, ни собаки, только Вика с Лариской под одним зонтиком. Каждую минуту Вика вытаскивала банку и смотрела, как там вошки, не задохнулись ли. Из-за этого она постоянно вылезала из-под зонта, беспокоила Лариску, и Лариска была совершенно не рада, что поехала с Викой в такую погоду.
- Надо идти в вокзал и ждать там. - сказала Вика.
Но в здании вокзала оказалось ещё хуже, чем на улице. Откуда-то задувал вокзальный сквозняк, хотя в этот день ветра не было. Везде на полу были лужи, сырость пробирала до костей, и как два бомжа, что устроились спать в уголке на креслах, всё это терпели?..
- Может, тут буфет есть? - предположила наивная Вика, - бывают же на вокзалах буфеты?
Но буфета, конечно, не было. Вернее, дверь с надписью "Буфет" была, но года три ею не пользовались уже, это точно.
- Может, всё-таки есть ещё электричка какая-нибудь скоро? - с надеждой спросила Лариска и подошла к окошку билетных касс. Но и окошко было заложено доской изнутри.
- Нет, видишь, в расписании когда ближайшая - как раз через два часа сорок минут, - сказала Вика, - поэтому и кассирша забаррикадировалась. Они всегда так делают, когда долго электричек нет.
