Анатолий Курчаткин - Солнце сияло
- Кто такой Баранов? - спросил я.
- Баранов есть Баранов, кто, - бросил Гена.
- Да, в принципе, почему нет, - сказал я.
Мне действительно было все равно, кому снимать клип. На Лайзу Минелли рассчитывать не приходилось.
- Значит, о'кей. Свожу тебя с ним, шьете сценарий, ну и так далее. Клип недорогой, на все производство тебе - двенадцать тысяч, твой гонорар - что сэкономишь.
Я невольно присвистнул про себя. Это были не условия - галеры. Но выбора у меня не было. Нужно было браться.
- Надо еще посмотреть, какие у него претензии, - попробовал я все же оказать сопротивление. - Может быть, у него претензий на сто тысяч.
- Двенадцать тысяч, цифра обсуждению не подлежит, - отрезал Гена.
Он был не арт-директор, а директор финансовый. Интересно, если в этом агентстве такой арт-директор, каким же должен быть ведающий финансами?
Кто такой Баранов, я вспомнил, когда дома поставил в магнитофон кассету с записью той песни, на которую нужно было снять клип. Это был певец, прославившийся года два назад хитом о суровых первопроходцах капитализма в России. Которым приходится, мчась на своих "Мерседесах", сносить с дороги зазевавшихся пешеходов, но они в этом не виноваты, потому что скорость у них высока, а цель еще далеко, и на такой бешеной скорости, кроме того, они и сами рискуют своими жизнями.
Правда, та песня, на которую требовалось снять клип, была все же терпима. Хотя, конечно, пел он так, что хотелось выть, а не подпевать ему.
Мысли о том, чтобы отказаться от клипа, когда я понял, кто это, у меня не возникло. Я уже давно не снимал музыкальных клипов. А Баранов или кто другой - какая разница. Единственно что, только я определил, кто это, он у меня тотчас стал называться Бараном. Я обдумывал сценарий, набрасывал на бумаге его схему, записывал возможные гэги, и в голове у меня, хоть ты тресни, звучало: Баран, Баран, Баран...
Через три дня состоялось наше знакомство. Он пришел не один, с ним были еще двое, которых он представил мне одного как своего директора, а второго как друга. Директор был худой парень с какими-то измученными глазами, будто его терзало что-то вроде постоянной кишечной боли; друг же являл собой тип "быка": квадратные плечи, квадратная коротко стриженная голова, квадратная челюсть, беспрестанно, словно шатун, плюща жевательную резинку, описывающая полукруговые движения. Баран был похож на "друга". И своей квадратной массивностью, и стриженой головой, только без жевательной резинки во рту и весь порыхлее, попухлее, даже с бурдючком живота под просторной майкой, в которую был одет.
Мы встретились все в той же комнате, где руководство агентства смотрело мои клипы. Из них всех был только арт-директор, и со своей бьющей в глаза костистостью и короткой стрижкой он казался человеком Барана, тогда как худой директор с измученными глазами - случайным недоразумением в этой компании.
- Что, Саша, - сказал Баран, когда мы расселись, - с работой я твоей ознакомился, парень ты способный. Тем более, как меня известили, ты так и рвешься. Рвешься, да?
Разумеется, у меня не было сомнений, что прежде, чем нам встретиться, ему показали мои клипы. Деньги доставал из своего кармана Баран, и решать окончательно, буду я делать клип или нет, предстояло ему. Но все же покровительственность тона, с какой он приступил к нашему разговору, заставила меня всего встопорщиться.
- Я согласен, - коротко отозвался я.
- Он согласен! - вперился в меня взглядом "друг". - Да счастлив должен быть! Сам Баран тебе дает делать!
Они и между собой звали его Бараном! Оставившее меня было чувство юмора вмиг вернулось ко мне, я сумел удержаться от смеха, только напрягши всю волю.
- "Согласен" и "счастлив" - с одной буквы, - выдал я. - Как великий пролетарский поэт Маяковский говорил? "Мы говорим Ленин - подразумеваем партия. Мы говорим партия - подразумеваем Ленин". А даже не на одну букву.
Это было полным бредом, но и "другу", и самому Барану понравилось. Друг удовлетворенно пошевелил ноздрями, а Баран хлопнул себя по ляжкам:
- Вот такой клип мы и должны выдать: чтоб стебалово из него так и лезло! Чтоб с патетикой, но чтоб стебалово.
Гена, сидевший до того с закрытым ртом, напомнил о том, что он арт-директор и сидит здесь не для мебели:
- Патетика и стебалово - соединение убийственное.
- А мне и надо, чтоб было убийственно, - сказал Баран.
- Но если постараться, то соединить можно, - словно к этому он и вел, завершил свое замечание Гена.
Я отмолчался. На опыте прежних клипов я знал, что, когда начинаются реальные съемки, потом монтаж, все эти предварительные разговоры обесцениваются в прах и ничего не стоят. Задумывалось одно - выходит другое, и никто уже не помнит, что там задумывалось.
Тем не менее на утряску сценария ушло больше месяца. Лето катилось в жарком блистании солнечной упряжки, направляемой твердой рукой Гелиоса, велосипед мой бездельно стоял в коридоре, заваливаясь вещами и мягчея шинами. Вариант, утвержденный сегодня, оказывался негоден назавтра, мозги у меня кипели, и Гена все время был на стороне Барана, не поддерживая меня ни в чем.
- Не убийственно, - говорил Баран, отвергая результат моих очередных ночных бдений, уже, надо полагать, и забыв, откуда он вынес это определение.
- Подтверждаю, - неизменно исходило из костистого Гениного рта.
Оказались испорчены даже съемки - наверное, самая нервная, но точно и самая праздничная часть работы.
Постройка декораций, подбор реквизита, отбор актеров, переговоры об аренде техники, переговоры с визажистами, звуковиками, рабочими, переговоры об аренде павильона - всё позади, все и вся на месте, и осветители, потребовав в последний момент от тебя неизменной доплаты, выставили наконец освещение как должно. Пленка после проявки окажется в таком зерне - хоть рыдай, оцифровка даст такое искажение цвета - рыдай еще пуще, но все это будет потом, а пока - океан света, твой крик "Мотор!", стрекот камеры, и тридцать человек, слившись дыханием, работают на то, чтобы этот стрекот оказался удачен.
Так, как праздника, я и ждал съемок. Но когда я увидел, кого Баран притащил на съемку... Разумеется, тут были и измученный кишечными болями унылый директор, и квадратный "друг", но если бы только они! А и еще целый десяток таких же "друзей", окруживших съемочную площадку по периметру, как конвойным кольцом, и среди них был один, которому Баран выказывал не просто особое почтение, но даже и угодничал перед ним - высокий, основательно за центнер весом, эдакий племенной бугай, только без кольца в носу и на задних ногах. Я его узнал - лишь увидел. Это был тот, что тогда на кладбище ударил меня в глаза. Разве что тогда он был в длинном кашемировом пальто и длинном белом кашне, а сейчас, в естественном согласии со стоящим на дворе временем года, - в блистающем свежестью белом летнем костюме, уже одним своим видом кричавшем о цене в несколько тысяч баксов. Дорогущие коричневые сандалии, впрочем, были надеты на босу ногу, в отверстие впереди торчали пальцы со съеденными грибком ногтями.
Он меня, разумеется, не узнал. За годы, что прошли с нашей встречи на кладбище, он явно пересел с "Волги" на "Мерседес" и уже, надо думать, не ездил на разборки сам. Он был в силе, он чувствовал себя хозяином жизни, ее господином.
И потом, все время съемок, он постоянно о чем-то спрашивал Барана, громко переговаривался с другими "быками", громко хохотал, а когда подошла пора постельной сцены, жутко возбудился, залез, разглядывая снимавшуюся модель, чуть не в кадр, и кажется, от возбуждения в его белых штанах топырилось.
Проявка, оцифровка - все прошло нормально. Смотреть отснятый материал Баран снова заявился с целой компанией друзей, но того бугая, из-за которого я едва не ослеп, не было.
Просмотр отмонтированного мной готового клипа был назначен на семнадцатое августа. Клип был готов у меня еще пятнадцатого, до просмотра я хотел прокрутить его Гене, но Гена отказался. Давай уж сразу с заказчиком, сказал он.
Семнадцатое августа 1998 года запомнилось всем как день дефолта, но лично мне - прежде всего просмотром клипа, снятого мной для Барана.
В комнате, где мы сидели в первый раз и где, чуть позднее, произошло наше знакомство с Бараном, снова собралось все руководство агентства, а Баран пришел без дружеского шлейфа, только все тот же квадратный "друг", что был в самом начале, и, конечно же, неизменно удрученный состоянием своего кишечника директор.
Не могу сказать, что я был совершенно спокоен. Сдача ролика - это всегда стресс, и адреналин хлещет в кровь, наверное, литрами. Но все же я был относительно спокоен, можно сказать так. Клип вышел не гениальным - и странно было бы выйти ему таким при том, что я был связан по рукам по ногам и снимал не то, что хотел, - однако же мне удалось исхитриться при монтаже и сделать его, как это говорится, смотрибельным. Что, я знал, в нем неудачно это пара склеек и один эпизод с поющим Бараном на фоне взрывающихся автомобилей - денег на его съемку не было, пришлось прибегнуть к наложению, и наложение вышло слишком бросающимся в глаза. И еще, было мне понятно, возникнут сложности с постельной сценой. Она была слишком откровенной. С этой сценой ни один канал, кроме как в ночной эфир, клипа не взял бы. Что, разумеется, Барана не устраивало. Но он очень хотел эту сцену. Он орал, что без нее клип ему на хрен не нужен. Я пробовал объяснять - Гена, который не хуже меня понимал, какая судьба ждет клип со сценой такой откровенности, ни разу по ее поводу не высказался, а когда я обращался к нему за поддержкой, ответом мне оказывалось молчание столь упорной твердости, словно и молчание у него было из кости.
