Анатолий Курчаткин - Солнце сияло
Я молчал или отделывался от нее самыми общими фразами. У меня не было никакой охоты объясняться с ней.
- Слушай, в конце концов ты можешь даже иметь любовниц, - говорила она в другой раз. - Я тебе позволяю. Только нужно, чтобы не с двумя-тремя одновременно. С одной. Чтобы хоть какая-то гарантия от венерических заболеваний. Ты видишь мою широту? Где ты еще найдешь такую женщину?
Надо быть откровенным: она меня восхищала изобретательной продуманностью своих убеждений. Я даже любовался ею - как она это делает.
Если, однако, быть откровенным в полной мере, следует сказать, что я испытывал и облегчение от того, что произошло. Потому что, не желая признаваться в том самому себе, я уже давно мечтал о свободе от Тины. Наши музейные походы доконали меня, высокое искусство стояло у меня в горле, мое естество просило простых и грубых развлечений.
Одним словом, я и сам хотел развязаться с нею. И сцена, случайным свидетелем которой мне довелось сделаться, оказалась лишь толчком, чтобы тайное желание превратилось в осознанное.
В последних числах мая я стал свободен. Школьный год закончился, и Тина с сыном перебрались к ее родителям.
Только вот, выяснилось, незадолго до моего отъезда в Прагу она забеременела. И делать аборт, полагая это вредным для женского организма, не собиралась. К Новому году я должен был стать отцом.
* * *
На въезде в Измайловский парк мне показалось, что нужно подкачать заднюю камеру. Я докатил до ответвления дороги, свернул туда и, затормозив, слез с велосипеда. Открепил от рамы насос и, присев на корточки, навинтил шланг на резьбу ниппеля.
Не успевшая войти в силу и потемнеть, еще продолжающая расти июньская листва нежно лопотала над головой, отзываясь на едва ощутимые движения воздуха, солнечная ячея на земле трепетала и двигалась, будто пытаясь поймать в свою сеть какую-то невидимую глазом добычу.
- Кого вижу! - услышал я голос у себя за спиной.
Я прекратил накачивать камеру, разогнулся и посмотрел назад.
Это был Леня Финько. Только почему-то он стал необыкновенно высок и смотрел на меня прямо откуда-то из-под облаков.
- Привет, - удивленно проговорил я, окидывая его взглядом - и понимая, отчего он вдруг так увеличился ростом: Леня был на роликовых коньках.
- А я и не знал, что ты любитель велосипеда, - сказал Леня.
- А я - что ты роликов, - сказал я.
- Да я тоже не знал. Вот узнал.
- Недавно катаешься? - догадался я.
- Три дня. - Леня показал три пальца. - Как уволился. Утром встаю - чем заняться? Пошел в магазин. Купил, надел - и вот не слезаю.
- Подожди, подожди. - Главным в его словах было то, что он уволился, и столь краткое упоминание об этом событии никак не могло удовлетворить меня. - Как это уволился? Совсем? В никуда?
- Совсем. В никуда, - подтвердил Леня. - Вот на коньках катаюсь.
- Подожди, подожди, - снова осадил я его. Мы только что, можно сказать, те самые три дня назад, сдали с ним мой пражский ролик, облегченно переводили дух, обсуждали новый заказ. - Ты что же, так неожиданно?
Леня поднял бровь, покривил губы, поиграл в воздухе пальцами - будто бы эти движения придавали его словам особый смысл, который иначе был бы мной не понят.
- Заловили меня. Ну, стукнул кто-то. О наших с тобой левых делах. Фамусов твой в канализацию меня обещал спустить.
"Мой Фамусов" - это из Лениных уст звучало великолепно. Никогда прежде Леня не позволял себе называть его так, на мой манер. Всегда лишь по имени-отчеству и с подчеркнутой почтительностью. Уж чей-чей был Фамусов, так его.
- Прямо в канализацию? - ненужно переспросил я.
Мне подобного выражения от Фамусова слышать не довелось, но от Лени я знал о нем. Этот фамусовский эксклюзив означал то же, что "сделать фарш".
- Уже и начал, - ответил мне Леня. - Трудовую мою на глазах у меня в клочья разодрал. Двенадцать лет стажа коту под хвост.
- Ну, у меня трудовой вообще нет, - успокоил я Леню.
- У тебя нет и нет, а у меня же была, - с печалью произнес Леня.
Возможно, он был прав, но известие о его увольнении было печальным прежде всего для меня. Оно означало, что я лишился работодателя.
- И что, у тебя никакого места не присмотрено? - спросил я.
- Да-а, - протянул Леня. - Какое мне сейчас место. Фамусов твой мне везде дорогу перекроет. Покатаюсь вот еще - на Багамы поеду. Перекантуюсь годок. На год мне жировых отложений хватит. Я человек бережливый. Составишь мне компанию на Багамы?
Я похлопал по седлу своего семискоростного "Мэрлина":
- Нет, я уж вот на байке. Мы в отличие от вас люди небережливые.
- Брось, брось, - заприговаривал Леня. - Только на Багамы, чего там.
Учитывая Ленино неумение шутить, предложение его следовало рассматривать вполне всерьез.
- Дуй один, - сказал я. - Или найди себе спутницу.
- Спутница не проблема. - В голосе Лени снова прозвучала печаль. - За спутницу платить надо.
Леня был не просто бережлив, он был по-сатанински расчетлив. А будь другим, не смог бы так долго водить Фамусова за нос.
- Подожди немного, подкачаю камеру, - попросил я, наклоняясь и поднимая с асфальта насос.
- Симпатичный байк, - произнес Леня у меня над головой. - Новый, гляжу. Давно ездишь?
- Да нет, тоже недавно, - уклонился я от пространного ответа.
Я купил велосипед на другой день, как Тина с сыном уехали к ее родителям. И вот уже неделю укатывал себя на нем так, чтобы притащиться домой без сил и ничего не чувствовать, кроме немоты в мышцах. Леня Финько, оставшись без работы, купил ролики, я, оставшись один, - велосипед.
Камера затвердела, я скрутил насос с ниппеля, прикрепил его обратно к раме, и мы двинулись. Разговор наш вертелся все вокруг того же: Фамусов, Багамы, мой велосипед, его ролики, кто же все-таки стукнул. Так мы докатили по Главной аллее до Елагинского проспекта и здесь разъехались. И потому, что ему на роликах можно было только по асфальту, а мне хотелось свернуть в лес, и потому, что, кроме общего денежного интереса, нас ничего больше не связывало. Если по-настоящему, нам не о чем было говорить, не было интереса друг к другу. Хорошую бы я ему составил компанию, отправься мы вместе на Багамы.
Он загремел по Елагинскому проспекту направо, а я, стрекоча подшипниками, проехал по Главной аллее еще вперед и свернул налево - на дорожку, которая должна была привести меня к Красному пруду. Солнечная ячея все так же ловила на земле свою неведомую добычу. Листва продолжала свой нежный зеленый лепет над головой. Моя сегодняшняя велосипедная прогулка только начиналась.
Я катался на велосипеде еще дня четыре, но в одно утро, поднявшись, вместо того чтобы собираться на велосипедную прогулку, сел за компьютер готовить свое портфолио. Краеугольный камень цивилизации у меня в кармане сократился до размеров, которые грозили мне уже катастрофой. Прага, потом наш разъезд с Тиной, которая не востребовала с меня лишь моей души, а после еще покупка байка - все это оказалось для краеугольного камня истинным бедствием.
В большое рекламное агентство обращаться было бессмысленно. Там мне с ходу устроили бы проверку, где я снимал, с кем работал, позвонили бы в фамусовскую контору... Я решил пойти по небольшим агентствам.
Успех ждал меня в первом же, куда я позвонил. Приезжайте, подвозите портфолио, ответили мне.
И дальше тоже шел сплошной фарт. Я притащил на встречу для представления два пакета кассет, но такой кучи не потребовалось. Смотреть меня собрались генеральный, финансовый и арт-директор. И только я запустил первую кассету, выяснилось, каждый со мной знаком. В смысле с моими роликами. Все они видели мою работу по телевизору.
- Похоже, на ловца и зверь бежит? - проговорил генеральный, обращаясь к арт-директору, когда на экране зарябила пустая пленка. - Проблема Баранова, а?
- Может быть, - отозвался арт-директор, изучающе разглядывая меня.
Он был абсолютной противоположностью Лене Финько: никакой вкрадчивости, мягкости, наоборот: казалось, он весь одна сплошная, каменной твердости кость. И внешний вид у него был под стать тому впечатлению, что он производил в общении: костистое лицо, короткая стрижка, тонкие, словно костистые, губы.
Мы, все вчетвером, поговорили минут пять - где я арендую технику для съемки, на каких условиях, где и как проявляю пленку, оцифровываю, монтирую, - генеральный с финансовым переглянулись, и генеральный поднялся с кресла.
- Давай, заряжайтесь на Баранова, - сказал он арт-директору. - На ловца и зверь. Давайте, завязывайтесь с Геной, - кивая на арт-директора, пожал он мне руку. - И в темпе, с ходу - и полный вперед: заказчик бьет копытом.
Он вышел из комнаты, и финансовый директор поднялся тоже.
Мы остались с Геной, как, получается, звали арт-директора, вдвоем.
- Баранову тебе делать клип отдаем. Согласен? - вне всяких грамматических норм, так что, чтобы понять его, пришлось напрячься, проговорил Гена.
- Кто такой Баранов? - спросил я.