Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 2
Длинная, спѣшная вереница образовъ и картинъ побѣжала внезапно предъ нею. Лина, Гундуровъ исчезли мгновенно изъ ея памяти. Она торопливо, лихорадочно переживала всѣ чары, весь соблазнъ — и весь обманъ собственной жизни; ей было опять тяжко, и жутко, и больно, — больно опять до слезъ за ложь тѣхъ дней очарованія которые такъ опостылѣли ей теперь.
Да, это минувшее, весь этотъ блескъ, и чадъ, и обольщенія, все это вдругъ, разомъ разлетѣлось и стаяло, какъ пѣна и стекло упавшаго со стола бокала…. Она никогда, никогда не вернется къ той жизни; она извѣдала ее до оскомины, до тошноты. Молодость прошла, она устала, устала, — ей ничего уже болѣе не нужно какъ забвенія и покоя….
А алое зарево зари захватывало небо все выше и выше. Молочнымъ цвѣтомъ подергивались края сизыхъ ночныхъ тучекъ. Отчетливо и сѣро отдѣлялась уже пыльная даль дороги отъ зеленой щетины набѣгавшихъ на нее озимей. День наступалъ со своимъ тепломъ и горячими красками, со своимъ все воскрешающимъ свѣтомъ…..
Графиня Воротынцева велѣла поднять верхъ коляски. Этотъ со всѣхъ сторонъ уже обливавшій ее свѣтъ какъ будто оскорблялъ ее. Она приткнулась головой къ валику висячей кожаной подушки, и закрыла глаза. Но загоравшійся свѣтъ дня билъ и сквозь ея прижмуренныя вѣки, раздражая ее и вызывая вмѣстѣ съ тѣмъ новыя представленія въ ея мозгу. Она думала о солнцѣ, о солнцѣ другихъ странъ, гдѣ и ее ждетъ иная, свободная жизнь, ждутъ иныя впечатлѣнія, иной смыслъ и содержаніе жизни…. Кончено ли въ самомъ дѣлѣ все? спрашивала она себя какъ бы противъ воли, — или тамъ, подъ этимъ новымъ, чужимъ солнцемъ она нежданно должна найти то, чего напрасно такъ долго искала здѣсь, то настоящее слово, которымъ еще никто не умѣлъ откликнуться на немолчную жажду ея сердца?…
Увы, ей не суждено было обрѣсти то желанное «слово». Подъ тѣмъ «новымъ солнцемъ» ожидала ее одна безвременная могила
IV
Гундуровъ медленными шагами поднялся опять по лѣстницѣ, и направился въ комнату тетки. Онъ зналъ что она будетъ ждать его, не уснетъ не повидавшись съ нимъ.
Она еще не раздѣвалась, и въ своей robe feuille-morte de madame Cottin ходила по комнатѣ, часто и озабоченно понюхивая изъ своей маленькой золотой табатерки.
— А, вотъ ты! Ну, садись!.. Не надолго, поспѣшила она примолвить, — надо будетъ тебѣ пойти опять туда, ко всѣмъ…
Онъ сѣлъ — спустился въ большое готическое кресло, въ которомъ утромъ сидѣла Лина, и уронилъ руки на колѣни.
Она внимательно поглядѣла на него сбоку. Ей показалось что онъ даже похудѣлъ съ этого утра.
— Усталъ?
— Да, немножко, отвѣтилъ онъ, стараясь улыбнуться.
— Да, послѣ такой роли. Ты прекрасно игралъ, я даже удивилась…. И она въ свою очередь насилованно улыбнулась.
Сергѣй зналъ тетку, и эту ея привычку ходить по комнатѣ и торопливо нюхать когда она была чѣмъ-нибудь очень взволнована, и то что вслѣдъ за этими «посторонними словами» она разомъ приступитъ къ предмету озабочивавшему ее.
Онъ не ошибался.
— Что у тебя вышло съ княжной? спросила она ex abrupto, оборачиваясь на ходу и глядя ему прямо въ лицо.
Онъ ожидалъ почему-то этого вопроса, и все-таки смутился.
— Кто вамъ сказалъ что у насъ что-то вышло, и почему вы думаете….
— Никто мнѣ не говорилъ; но я знаю тебя съ пеленъ, и ее успѣла узнать достаточно въ это короткое время. Я поняла это изъ выраженія вашихъ лицъ тамъ, на сценѣ…. и поняла также что виноватымъ тутъ никакъ не можетъ быть она, строго промолвила Софья Ивановна.
Ему тѣмъ чувствительнѣе былъ этотъ упрекъ чѣмъ громче слышался онъ ему въ его собственной совѣсти. Онъ, какъ говорится, повернулъ съ больной головы на здоровую.
— И поэтому, тетя, слегка раздраженнымъ тономъ сказалъ онъ, — вы сочли нужнымъ сообщить о…. - онъ не находилъ слова — о обо всемъ этой свѣтской графинѣ, которую я сейчасъ проводилъ, и по словамъ которой я не могъ не понять что она знаетъ… Я не говорю, она прелестная, милая женщина, и была такъ внимательна ко мнѣ что я могу быть ей только чрезвычайно благодаренъ, тѣмъ болѣе что не знаю чѣмъ могъ я заслужить… Но, признаюсь вамъ, мнѣ нисколько не были пріятны намеки на то что, я думалъ, знаете только вы и и еще одна особа, договорилъ онъ черезъ силу.
— Ты думаешь? съ невеселымъ выраженіемъ шевельнувшихся губъ молвила она на это:- ты думаешь что ни у кого глазъ нѣтъ, слуха, что никто не въ состояніи видѣть, сообразить и вывести заключеніе?… Эта Аглая развѣ со своею невозможною глупостью ничего не замѣтила, а кто же не видѣлъ что у васъ тамъ шли не роли, не заученный разговоръ актера съ актрисой, а разыгрывалось что-то настоящее, личное между вами!.. Графиня, — она дѣйствительно прелестная женщина, не даромъ весь Петербургъ былъ у ея ногъ, — она съ первыхъ словъ поняла что въ тебѣ говорило настоящее отчаяніе, «un vrai désespoir», какъ она выразилась, а что она, княжна, насилу на ногахъ держалась. Какое заключеніе съ умомъ ея, со свѣтскимъ опытомъ, могла она изъ этого вывести? А мнѣ что же лгать ей было, клясться что ничего подобнаго нѣтъ? Повѣрила бы она мнѣ,- да и къ чему было мнѣ лгать?… Или ты думаешь что этотъ петербургскій, выписанный Аглаей женихъ ничего не замѣтилъ? Такъ я углядѣла съ какимъ выраженіемъ лица слѣдилъ онъ за каждымъ словомъ васъ обоихъ…. Или князь Ларіонъ? Вотъ его фраза мнѣ: я его спросила нарочно, когда мы вернулись наверхъ послѣ театра, почему мы были лишены удовольствія слышать пѣніе княжны, и вообще цѣлая ея сцена пропущена; а онъ мнѣ своимъ этимъ дипломатическимъ тономъ, и явно со шпилькой по твоему адресу: «ей было де въ мочь, говоритъ, она слишкомъ серіозно, къ сожалѣнію, вошла въ свою роль Офеліи».
— Онъ это сказалъ? воскликнулъ Сергѣй.
— Да, сказалъ, и я….
Онъ не далъ ей продолжать, вскочилъ:
— Отчаяніе, да, тетя, эта графиня была права, настоящее отчаяніе! вырвалось у него неудержимо изъ груди;- что я перечувствовалъ, перестрадалъ съ утра вы не знаете!.. Я воображать даже не могъ что изо всего этого такая мука выйдетъ!.. И какіе-то враги, ненавистники, уколы — униженія, тетя!.. Я будто виноватъ предъ нею, будто оскорбилъ ее тѣмъ что осмѣлился…. и всякій нахалъ считаетъ себя въ правѣ вступаться за нее, спѣсь съ меня сбить. Вы бы послушали что говорили тамъ при мнѣ, нарочно… «Она цѣну должна себѣ знать», она «не про московскихъ соловьевъ»…. Это я, вы понимаете, «соловей», то-есть я авантюристъ, прощалыга, ворона залетѣвшая въ высокія хоромы… Я едва…. я бы кажется растерзалъ его на мѣстѣ, восклицалъ Сергѣй со сверкающими отъ негодованія глазами, — но то что говоритъ какой-нибудь Свищовъ, вѣдь это думаетъ и вашъ свѣтъ, то пресловутое общество которое вы называете «хорошимъ»….. а я кромѣ мерзости и гнуснаго разчета ничего, ничего въ немъ не вижу… Скажите, ради Бога, этотъ пріѣзжій женихъ, вѣдь онъ ея не знаетъ, онъ понять, оцѣнить ея не могъ…. Онъ ея не любитъ, не способенъ развѣ такіе люди могутъ!.. Онъ прямо пріѣхалъ схватить кушъ…. Онъ возьметъ ея деньги, а съ ними ужь и ее въ придачу…. Я, тетя, вы знаете, думалъ ли я о ея деньг….. А выходитъ такъ что на его сторонѣ всѣ права…. сочувствіе къ нему, одобреніе…. а меня, меня, по ихъ мнѣнію, вытурить отсюда слѣдуетъ…. за мою продерзость…. Что же это, скажите, что так…..
Страстный молодой гнѣвъ ожигалъ его губы; будто спаленныя на половину, не доканчиваясь, путаясь, обрываясь, падали изъ нихъ слова…. Онъ дрожавшею какъ въ лихорадкѣ рукой налилъ себѣ стаканъ воды изъ стоявшаго на столѣ графина, выпилъ его залпомъ, и упалъ снова въ кресло, порывисто дыша и судорожно моргая рѣсницами.
Софья Ивановна не прерывая слушала эту горячую вспышку. Она почти радовалась ей. «Все равно что у дѣтей корь, думала она, — высыпало, на половину сбыто». Но она сама была взволнована, не тѣмъ что заставляло негодовать племянника, а чѣмъ-то что она прозрѣвала въ немъ за этимъ негодованіемъ.
— Пошло, безобразно, отвѣчала она, садясь насупротивъ его, — но въ отчаяніе приходить отъ этого все-таки безумно. Ты долженъ былъ это предвидѣть заранѣе. Какъ ты до сихъ поръ ни поглощенъ былъ твоими книгами, но не можешь же ты не знать въ какой строй сложилось, на какихъ понятіяхъ живетъ наше общество; тебѣ и по исторіи должна быть это наконецъ извѣстно….. Ну да, ты по происхожденію тотъ же Рюриковичъ, что и Шастуновы, а дѣдъ этого Анисьева — выслужившійся Гатчинецъ, одной породы съ Аракчеевымъ; въ другой странѣ съ понятіями о «naissance», какъ это разумѣется тамъ, не могло бы и рѣчи быть, кто изъ васъ болѣе въ правѣ претендовать на руку княжны. Но у насъ, милый мой, этихъ взглядовъ нѣтъ, родовая наша знатность — миражъ, и всѣ знаютъ что за нимъ пустота одна и туманъ. Отсюда и складъ понятій соотвѣтствующій. Хорошъ онъ или дуренъ, и почему не сумѣли мы выработать другаго, — иной вопросъ, но онъ логиченъ, и его ты не перевернешь. Иллюзій себѣ нечего намъ съ тобою дѣлать: въ глазахъ свѣта нашего, его огромнаго большинства во всякомъ случаѣ, этотъ флигель-адъютантъ — партія для княжны, а выходя за тебя она дѣлала бы «mésalliance», потому что ты — ничего, кандидатъ, какихъ сотни, а онъ — un personnage, въ милости, близокъ къ солнцу, предъ нимъ кар…..
