Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 2
— Станетъ оно еще давать себѣ трудъ посылать за тобой! Просто выключитъ если къ сроку не явился.
«Не изъ Сицкаго ли что?» подумалось одновременно и Сергѣю, и его теткѣ; они переглянулись.
— Нѣтъ, тогда бы безъ колокольчика! сказала она громко въ отвѣтъ угаданному обоими ими вопросу, и успокоенно улыбнулась ему.
Топотъ лошадей между тѣмъ уже явственно слышался на дворѣ. Кто-то подъѣзжалъ ко крыльцу.
— Исправникъ! доложилъ, вслѣдъ за этимъ, выходя изъ комнатъ, старикъ Ѳедосей, камердинеръ Гундурова.
— Что ему нужно? невольно вскрикнула Софья Ивановна.
— За мною, вѣрно за мною!.. радостно возгласилъ «фанатикъ», — театрикъ должно-быть устраивается, такъ онъ за мною, толстопузъ, прикатилъ!..
И онъ со всѣхъ ногъ кинулся съ балкона.
— Они Сергѣя Михайловича спрашиваютъ! угрюмо пѣвучимъ голосомъ промолвилъ Ѳедосей, не трогавшійся съ мѣста.
— Меня?… Проси! сказалѣ Сергѣй, взглянувъ на тетку. — Не попался ли въ чемъ кто-нибудь изъ нашихъ крестьянъ? объяснилъ онъ.
— Сюда!.. сюда проси! торопливо добавила Софья Ивановна…
Въ гостиной уже раздавался скрипъ сапоговъ входившихъ, и на балконѣ черезъ мигъ, слегка споткнувшись о его порогъ, но сейчасъ же оправившись и молодцовато выставивъ грудь впередъ, появился Елпидифоръ Павловичъ Акулинъ во всей внушительности своей громоздкой фигуры и съ такою же внушительностью на неулыбавшемся и какъ бы чѣмъ-то чрезвычайно озабоченномъ лицѣ. Вальковскій шелъ за нимъ опустивъ голову и поводя изподлобья кругомъ какъ бы нѣсколько сконфуженными глазами. Пріѣздъ «толстопуза» очевидно не имѣлъ цѣлью театрикъ.
— Madame la générale! проговорилъ исправникъ, подходя къ хозяйкѣ, и шаркая съ ловкостью бывалаго гвардейца.
— Здравствуйте, monsieur Акулинъ, проговорила Софья Ивановна, внимательно глядя на него:- не угодно ли присѣсть? примолвила она черезъ мигъ, указывая на кресло.
Елпидифоръ отблагодарилъ поклономъ, тяжело опустился въ это кресло, протянулъ и перекинулъ одна на другую толстыя свои ноги и, уложивъ фуражку на колѣняхъ, а голову опустивъ на грудь, принялся съ намѣренною какъ бы неторопливостью стаскивать съ рукъ перчатки.
Софья Ивановна съ невольнымъ волненіемъ слѣдила за всѣми его движеніями.
— Да неугодно ли вамъ чаю? спросила она вспоминая свою обязанность хозяйки, и поставила чайникъ на канфорку еще не потухшаго самовара.
— Если позволите… полстаканчика… Некогда больше! примолвилъ онъ, подымая глаза и останавливая ихъ на ней.
— А развѣ вамъ еще куда-нибудь отъ насъ нужно? проговорила она, скрывая подъ равнодушнымъ тономъ вопроса серіозное безпокойство которое начинало овладѣвать ею.
— Нѣтъ-съ, отвѣчалъ исправникъ, принимая видъ человѣка который обязанъ, но весьма неохотно исполняетъ это, объявить другому непріятную вѣсть:- я имѣю дѣльце… къ Сергѣю Михайловичу…
— Какое такое? спросилъ Гундуровъ, хмуря брови.
— Вотъ, если позволите на минуточку… къ вамъ въ кабинетъ, медлительно выговорилъ исправникъ, протягивая руку къ налитому ему хозяйкой стакану чая, — мы съ вами переговоримъ…
— Отчего же не здѣсь, не сейчасъ? сказала выпрямляясь въ своемъ креслѣ Софья Ивановна, — у Сергѣя нѣтъ никакихъ тайнъ… и никакихъ дѣлъ, подчеркнула она, — о которыхъ нельзя было бы говорить громко, при всѣхъ!..
Елпидифоръ повелъ любезно головой внизъ.
— Отъ всей души готовъ вамъ вѣрить, madame la générale… тѣмъ болѣе что мнѣ лично ничего неизвѣстно… И даже повѣрьте (онъ счелъ нужнымъ вздохнуть), почитаю для себя возложенное на меня порученіе весьма тяжкимъ… Еще такъ недавно подвизались мы съ Сергѣемъ Михайловичемъ какъ собратья по искусству въ Гамлетѣ… котораго передалъ онъ намъ съ такимъ совершенствомъ… И вдругъ я такъ-сказать во всемъ аттрибутѣ моихъ полицейскихъ обязанностей…
— Да говорите, сдѣлайте милость, перебила его тетка Гундурова, — какое у васъ порученіе?
Акулинъ чуточку помолчалъ, затѣмъ развелъ руками, уперся въ нее взглядомъ, и выпустилъ словно изъ ружья:
— Извините меня, ваше превосходительство, я обязанъ доставить племянника вашего къ его сіятельству, графу, въ Москву.
У Софьи Ивановны сверкнули глаза и побѣлѣли губы; Ашанинъ вскочилъ съ мѣста, гладя на исправника какъ будто не довѣрялъ ушамъ своимъ. Вальковскій какъ-то мгновенно исчезъ въ неосвѣщенной сторонѣ балкона.
— «Доставить»! повторилъ весь вспыхнувъ Сергѣй. — Что ему отъ меня нужно?
— Это ужь имъ извѣстно, отвѣтилъ исправникъ съ легкою улыбочкой, потягивая чай изъ своего стакана, — а я тутъ, какъ говорится, не что иное какъ слѣпой исполнитель. Получилъ предписаніе-съ!
И онъ все такъ же медлительно, откинулся спиной въ кресло, отстегнулъ двѣ пуговицы своего форменнаго сюртука и полѣзъ рукой подъ бортъ его въ карманъ (онъ видимо наслаждался производимою имъ тревогой: онъ зналъ какъ не лестно было о немъ мнѣніе хозяевъ Сашина, и не могъ простить этого имъ).
— Самого меня, говорилъ онъ тѣмъ временемъ, — чрезвычайно это какъ разстраиваетъ. — Дочь мою единственную, какъ это можетъ вамъ извѣстно (онъ повелъ неопредѣленно глазами кругомъ), только что выдалъ за товарища же нашего по спектаклю, Никанора Ильича Ранцева. Третій день всего какъ свадьбу сыграли, и я, признаюсь, надѣялся поотдохнуть у нихъ недѣльки двѣ, порадоваться на нихъ… Любо, вѣдь, дорого смотрѣть, не натѣшатся другъ другомъ, не нанѣжатся….
«Поздравляю ихъ обоихъ!» злобно подумалъ и чуть громко не отпустилъ Ашанинъ, на которомъ какъ бы невзначай остановились въ эту минуту глаза Акулина.
— И вдругъ это меня отрываютъ, продолжалъ расписывать тотъ, — и даже для исполненія такихъ непріятныхъ обязанностей. Вотъ-съ, не угодно ли взглянуть? заключилъ онъ, дошарившись де нужнаго въ своемъ карманѣ, и протягивая Гундурову сложенный вчетверо по-казенному листъ бумаги.
Сергѣй быстро пробѣжалъ его про себя и, передалъ теткѣ.
— Я кандидатъ университета, а не… какъ тамъ сказано, сказалъ онъ только съ презрительною улыбкой.
Бумага гласила что, по приказанію его сіятельства, исправникъ такой-то «имѣетъ извѣстить проживающаго во ввѣренномъ ему уѣздѣ неслужащаго дворянина, бывшаго студента Московскаго университета, Гундурова явиться, для личнаго объясненія, къ его сіятельству, въ Москву, во вторникъ, 6-го іюля, въ 9 1/2 часовъ утра.»
Софья Ивановна прочла тихо, затѣмъ вслухъ, останавливаясь черезъ слово: она старалась добраться того непонятнаго для нея смысла который могъ заключаться въ словахъ: «для личнаго объясненія». Какія нужны ему объясненія съ Сережей, о чемъ?…
Исправникъ привсталъ съ мѣста и потянулся къ ней черезъ столъ съ устремленнымъ впередъ указательнымъ пальцемъ:
— Собственноручную приписку извольте замѣтить… сбоку-съ, сбоку…
Она прочла прибавленныя на полѣ бумаги крупною рукой московскаго владыки два слова: «привезти самому».
Елпидифоръ Спустился опять къ кресло, и еще разъ вздохнулъ.
— «Самому», это то-есть мнѣ… везти!..
— Ахъ ты шельмецъ этакой, шельмецъ! сказалъ себѣ Ашанинъ, чувствуя въ эту минуту неодолимое желаніе помять отвислыя жабры бывшаго Полонія.
— Во вторникъ, 6-го іюля, перечла Софья Ивановна. — Что у насъ сегодня? Понедѣльникъ, пятое… Это, значить, ему надо завтра утромъ быть въ Москвѣ?
— Такъ точно-съ, подтвердилъ Акулинъ, опираясь обѣими руками въ ручки кресла чтобы подняться окончательно на ноги;- девяносто шесть верстъ, Сергѣй Михайловичъ, обратился онъ къ нашему герою, который молча, сжавъ неестественно губы, прислушивался къ этому чтенію и разговору, какъ бы рѣшившись не принимать въ немъ никакого участія, — да проселкомъ до города, верстъ двѣнадцать: только къ утру доѣхать успѣемъ… Собираться бы вамъ надобно…
Всѣ примолкли на мигъ.
— Что же, Сережа… какъ ты думаешь? заговорила первая его тетка, подымая на него глаза.
Онъ пожала плечами.
— Собираться мнѣ не долго… Хоть сію минуту!..
— Ты когда думаешь… вернуться? не совсѣмъ твердо спросила она его опять.
— Да завтра же объ эту пору, я полагаю.
— Весьма бы желательно-съ, весьма! промолвилъ на это исправникъ съ интонаціей голоса злое намѣреніе которой не ускользнуло отъ Софьи Ивановны.
Багровыя пятна выступили у нея на лицѣ. Она взглянула на него такимъ негодующимъ взглядомъ что Елпидифоръ смутился и кашлянулъ въ руку чтобы скрыть это смущеніе, — и встала изъ-за стола.
— Вы мнѣ позволите васъ оставить одного пока племянникъ мой будетъ укладываться. Пойдемъ, Сережа!
— И я съ вами! поспѣшно сказалъ Ашанинъ.
Они ушли втроемъ.
Вальковскій внезапно выскользнулъ изъ своего темнаго угла, подошелъ озираясь къ исправнику, и шепотомъ проговорилъ:
— Не знаешь, братъ, для чего онъ требуется: дѣло въ самомъ дѣлѣ какое; или согрѣшилъ чѣмъ?
Тотъ глянулъ на него черезъ плечо.
