Евгений Гришковец - Город
М а к с и м. А я знаю Авдеева Толю, он хороший человек... такой... мужик. И не думаю, что он тебя очень достает. А там, в книжке, и я есть, наверное...
Он: Здесь много хороших людей, а может быть, и все хорошие. Просто так надо, понимаешь... Потому что это уже неважно. Пусть все эти хорошие люди подумают, что я сошел с ума или я плохой... А тебя, Макс, здесь нет, вот гляди. (Показывает.) Хотя (машет рукой) я ведь все равно так не сделаю, не смогу. Так и буду звонить и отвечать...Улыбаться буду, жестикулировать, закрывать трубку рукой и комментировать. И поэтому, Макс, надо съездить. Надо попробовать, как без этого всего - хорошо или плохо...А твой телефон я и так помню.
Пауза.
М а к с и м. Я вот шел к тебе и даже остановился. Подумал: надо бы пива купить... по бутылочке. А потом подумал, приду утром с пивом, взаймы просить. Неправильно.
Он: Правильно, Макс, сейчас очень правильно было бы маленько выпить.
М а к с и м. Именно, маленько. И даже не для того, чтобы что-то выпить, а для того, чтобы что-то перед этим сказать.
Он: У нас дома только какой-то бальзам есть. Такой темный, горький, но, видимо, ужасно полезный.
М а к с и м. Серега, да не надо. Я к своим обещал приехать ско-ро.
Он: Да? Ну, смотри. А то можно хотя бы в чай плеснуть.
М а к с и м. Мы с тобой за голым чаем чуть не поссорились, а что будет, если бальзама туда плеснуть? Ну его.
Он: Дело твое. А я бы выпил... немножко.
Пауза.
А я, Макс, ничего делать не могу. В смысле, все через силу, все... И я от всего этого так устал, и кажется, устал на много лет вперед. Нет у меня никаких сил с этим справиться. Потому что все, что я умею, весь мой опыт все бесполезно. И вот это вот мое состояние, оно для меня такое новое, что я в этом моем новом существовании ничего не умею, и весь мой опыт никуда не годится. Поэтому и хочу сделать чего-то такое, чего не делал никогда. Никогда никуда без дела не ездил. Вот... думаю попробовать. А Татьяна... Макс, женщины вообще гораздо более жизнестойкие создания. Вот я вижу, что она ждет от меня какого-то решения. А от этого решения и её жизнь зависит... А она ждет и может при этом радоваться... радоваться каким-то простым вещам. Новым занавескам или вкусному винограду... и ждать при этом... Я так бы не смог. Мне кажется, я даже вкус не различаю того, что ем. Я ничего не чувствую, кроме этого глобального какого-то процесса... процесса понимания моей слабости, вот этой моей неспособности ни к чему... И ещё я понимаю, понимаю очень остро, что я буду тем, кто я есть, всегда. Понимаешь, всегда! То есть не буду знать итальянский язык никогда, никогда не буду богатым, никогда не побываю в Аргентине, и так далее, и так далее... нет, Макс, не получается объяснить, потому что, Бог с ней, с Аргентиной, главное - вот это "навсегда". А женщины не так устроены. Лучше. Видимо, как-то рациональнее... Нет, не рациональнее, это обидно звучит. Лучше - и все.
М а к с и м. Я маленько не в строчку. Я тут недавно слушал радио, оно у меня вообще не выключается. И там что-то было про рациональность в природе. Что, мол, у насекомых и животных все в высшей степени рационально, и поэтому они такие прекрасные. А я подумал... Извини, Серега, я вообще не в ту степь, но, может, тебе будет забавно послушать. Так вот, я подумал: вот комар сосет кровь, для комара рационально было бы быть беззвучным, ну, чтобы безопаснее питаться, а у него такие есть специальные крылышки, маленькие, которыми он гудит. Только гудит. Летает он большими. А ещё есть такие маленькие. Чтобы гудеть. А я вчера всю ночь не спал. Ну, знаешь, тишина, и вдруг - з..з..з..з, потом раз, и снова тишина. Значит, сел сосать мою кровь. Дернешься, опять запел, сволочь. И вот так я метался. Включишь свет, пока проморгаешься, к свету привыкнешь, он уже спрятался. Выключишь свет, ляжешь - загудел. А потом подумал: ну пусть один раз напьется и успокоится, не буду дергаться - но ведь непонятно, куда он сел... И начинает все тело покалывать... не выдерживал, дергался, и опять свет включал. Но они, эти комары городские, такие хитрые, падло......А не звенели бы, да сосите сколько влезет, им капля-то всего нужна. Нет, специальные маленькие крылышки, специально, чтобы мучить. И, я сильно подозреваю, чтобы мучить именно человека. Потому что лосю или кабану в лесу, видимо, наплевать. А я всю ночь скакал... А ты знаешь, что среди комаров кровь сосут только...
Он: Самки. Я знаю. Макс, не пытайся меня вот такими притчами развеселить.
М а к с и м. Тогда ты скажи, что тебе нравится мучиться, и я не буду пытаться.
Он: У нас комаров тоже полно в доме. Они где-то в подвале плодятся и из подъезда в квартиру залетают.
М а к с и м. Давай, я за пивом сбегаю.
Он: ...Давай......Щас, я денег дам.
М а к с и м. Ну уж нет. У меня на ремонт не хватает, а на пиво есть.
Он: Ма-а-а-кс!
М а к с и м. Ты же знаешь, что спорить бесполезно. Ты только телефон подключи, я своим позвоню. Ты прав. Телефон, действительно, гадость. Сейчас врать буду... Любимой жене! Свинство...
________________
Разговор с женой
Он и Она.
Темно, включается свет. Он в трусах, жмурится. Берет газету,
сворачивает её в трубочку, оглядывается по сторонам.
Он: Не могу, хуже пытки, издевательство какое-то. Спасу нет.
Она: (в ночной рубашке, шали и тапочках, тоже жмурится). Сережа, если ты не хочешь спать, то не делай из этого события. Я-то чем виновата? Мне утром рано вставать... уже ... вон через четыре часа...
Он: Почему ты не купила какой-нибудь отравы от комаров?
Она: А почему ты не купил?
Он. Я же тебя просил... и давно.
Она: Сережа, сейчас ночь. Негде сейчас, сию секунду, взять отраву... Ну чего ты хочешь?... Давай, я буду отгонять от тебя комаров.
Он: Зачем ты глупости говоришь...
Она: Не шуми... И можно хоть какой-то свет выключить, такая иллюминация из-за одного комара. Саша может проснуться. А ему тоже утром рано вставать.
Он: Конечно, чего ты спрашиваешь?
Она: (выключает основной свет, остается гореть торшер или другая небольшая лампа; садится). Ну все, теперь ложиться бесполезно. Сна ни в одном глазу.
Он: Сейчас он прилетит. Хотя бы отомщу. (Накидывает халат.) И между прочим, кровь сосут и терзают только самки...комаров.
Она молчит. Пауза.
Она: Как я не люблю вот это... вот эти ночные бдения. Для меня такой тусклый свет ночью значит одно - кто-то болеет. Сашка маленький болеет или я, маленькая... Сразу такая тоска, такая тоска...
Он молчит.
Как тебе не стыдно, Сережа,... как тебе не стыдно.
Он: Прости, Танечка, прости. Но ничего поделать не могу... Это не капризы, это что-то другое. Я отлично понимаю, что мне лучше быть одному сейчас... не побыть одному, а быть. Понимаешь?
Она: Господи, ты все про одно и то же.
Он: Наверное, это неприятно... Мне это тоже не нравится.
Она: Это, Сережа, не неприятно, это невыносимо.
Он: Да, наверное..., наверное, но ничего поделать с этим не могу. Не могу.... Вот, смотри..., я отчетливо помню, как мы с тобой покупали наш диван. Как у нас не хватало денег, мы просили его нам оставить, потом радовались, когда его купили,... что удачно купили..., а теперь я не могу вспомнить само ощущение. Само ощущение радости. Я помню, что радовался, но не помню как. И не помню, как я мог радоваться покупке дивана... или вообще, радоваться. Не понимаю. И вообще, то, как я раньше понимал, ну, понимал, все... теперь не работает. Я теперь не понимаю даже самое элементарное. И из-за того, что ничего не понимаю, все вижу...
Она: Что ты видишь, комаров? А то, как я живу, как Саша, как мы...
Он: (хлопает ладонью по столу). При чем здесь комары? Видишь, с тобой невозможно говорить серьезно.
Она: Серьезно, давай говорить серьезно. Только не шуми... Так что ты такое видишь?
Он: Зачем ты так грубо? Так нельзя спрашивать. Так ты ничего не услышишь или услышишь не то, что хочешь. А все слышат только то, что хотят услышать.
Она: Не знаю, кто такие эти "все", а я от тебя выслушала так много того, чего не хотела слышать... так что это ко мне не относится... Дальше.
Он: Танечка, смени этот тон, или мы не будем разговаривать.
Она молчит.
Понимаешь, вроде бы все нормально, то есть я вижу, что все вроде как я хотел... ты, Сашка, работа, город... Но я не помню, не могу вспомнить, как я мог всего этого хотеть. И как мог быть всем этим доволен. Понимаешь, я все теперь вижу по отдельности. И все это - отдельно от меня... А самое главное - время. Вот, казалось бы, совсем недавно, я ощущал время так: что-то было давно, что-то не очень давно, а что-то вчера... А сейчас для меня все давно. Все...
Она молчит.
Все было давно: и город этот был так давно, и страна... Танечка, ты меня слушаешь?
Она: Я слушаю тебя, Сережа.
Он: Мне так жалко того, которым я был раньше. Вот я хожу по городу, я его так знаю, здесь вся моя жизнь, за его пределами у меня ничего нет, и никого, почти никого, а сейчас я не чувствую его как город. Я его не чувствую... Я его вижу. И вижу я строения, между ними дороги,... в землю зарыты трубы, провода, люки кругом, чуть поглубже метро... Но на самом деле, относительно размеров планеты, не так уж глубоко, так...чуть-чуть. Много столбиков, тоже с проводами, фонариками, много деревьев. Но это не тот город, который я любил, или страна... Мне так жаль того мальчика, то есть меня, мальчика, который думал про себя давным-давно: "Господи, какое счастье, что я родился именно здесь! Вот родился бы где-нибудь... в Аргентине, и что бы я тогда делал?" А сейчас я не понимаю, что это. В смысле, не что это за страна, а почему я её то так любил, то не любил, почему я здесь живу, почему живу именно так... Вот смотри, я говорю по-русски... и продавщица в нашем гастрономе говорит по-русски. Мы разговариваем с ней на одном языке. Но если бы она услышала то, что я сейчас сказал, а я ведь говорил по-русски, что бы она из этого поняла?
