Инна Кинзбурская - Дорога на высоту
-- Ах, какая сознательность! Но обрати внимание: ты сказала -- "они".
-- Что поделаешь, Света. Сколько бы я ни твердила "мы", ничего не изменится, о нас говорят "они". Может, у тебя будет все по-другому. У твоих детей. Хотя... смотря за кого ты выйдешь замуж...
Она замолчала, обе они молчали. Потом мама сказала, без тени грусти, без пафоса, ровным таким голосом:
-- Что делать? Мы здесь родились, мы не выбирали место, где родиться. Зачем выбирать -- где умереть?
-- Ма!
-- Что "ма"? Умирать все равно придется, хочешь не хочешь, -- она произнесла "хошь-не-хошь". -- А здесь я хоть пользу приношу. И работу свою люблю. Но чего это вдруг? Это так дурно влияют на тебя твои друзья-сионисты?
-- Какие они сионисты? -- вдруг, как часто бывало в разговоре с мамой, она высказала то, о чем раньше не думала, что только смутно ощущала. -- Они подпольные евреи. И те, кто половинки, и те, кто целые. Те, кто целые, конечно, пишут в анкетах, как положено. Но никто из них не выйдет на площадь с шестиконечной звездой.
-- И правильно, -- сказала мама. -- Это было бы глупо. Они собираются уезжать?
-- Ни, боже мой! За океан их никто не зовет. О Ближнем Востоке они и думать не хотят. Но как приятно рассказывать, что был в Прибалтике, заходил в синагогу и -- ax! -- какое снизошло на него озарение. А в Ленинграде встречался с дядей-отказником. Та-ай-но!
-- Светка, -- мама ласково погладила ее распущенные волосы, -- бросай ты эту сомнительную муть. Ехать в самом деле некуда. В лапы к арабам? Если уезжать, то только за океан. Они правы. Но ведь и там все чужое.
-- А здесь -- свое?
-- А ты не чувствуешь, что это -- твое?
-- Пожалуй, да.
-- Ну вот, значит, все в порядке. Кончай дипломную работу... -- мама помедлила, потом решилась:
-- Ты за кого-то из них собираешься замуж?
-- А ты бы хотела, чтобы я за кого-то из них вышла замуж?
-- Светка, не отвечай вопросом на вопрос.
-- Но все-таки?
-- Я ведь не слепая, вижу, как некоторые на тебя смотрят.
-- Пусть смотрят, если им приятно.
-- А тебе?
-- Как-то скучно.
-- Скучно? Мне казалось, тебе с ними интересно.
-- Было. Раньше. Но, понимаешь, все это как-то ненадежно. Ненастоящее. Хотя они все прекрасно учатся и, наверное, чего-то все-таки смогут добиться.
-- А где настоящее?
-- Не знаю.
-- Но к концу учебы девочки стараются как-то устроить свою личную жизнь, -осторожно сказала мама.
-- Я не хочу "как-то". Не хочу.
-- Пожалуй, ты права.
Вот такой разговор вспомнился Светлане в какую-то из бессонных ночей на гостиничной койке. Сейчас, спустя столько лет, она вспоминала свою юность с чувством щемящей грусти. Это было. И хорошо, что было. Но, слава Богу, осталось в прошлом. Слава Богу.
Светлана положила трубку и долго стояла, не двигаясь, полная нежности к маме и Светке. Казалось, она еще слышит их голоса. Потом сделала над собой усилие, вернулась в коридор, обула комнатные тапочки, стала снимать дорожную одежду.
Все было не так в этот ее приезд. Раньше, если не было дома Светки младшей, когда Светлана возвращалась после долгой и даже недолгой отлучки, он захлопывал дверь и не давал ей поменять обувь. Туфли слетали в воздухе.
-- Ой, -- отбивалась она не очень решительно, -- подожди, я приму душ.
-- Какой душ? -- он обнимал ее крепче. -- Я соскучился. Сейчас он прошел в комнату, включил телевизор, но не сел в кресло, стоял, она видела его длинную напряженную спину. Он что-то решил? Значит, он ей скажет.
Месяца два спустя после того разговора мама сказала:
-- Я вчера говорила с начальником, он может похлопотать о твоем назначении в наш институт. У нас как раз создают новый отдел, где будут нужны программисты.
-- Мама, -- Светлана подошла и обняла ее, -- мне не хочется у вас работать. -- Она говорила медленно, искала слова, чтоб не обидеть маму. -- Мне кажется, у вас стало немного душно. А мне хочется простора.
-- В молодости все этого хотят. Со мной тоже такое было.
-- Ну, вот видишь.
-- И где, ты думаешь, есть простор?
Сказать? Все равно надо сказать, а сейчас вроде бы легче.
-- Помнишь, я тебе говорила, что есть город, построенный на песке?
-- Светка, это очень ненадежно -- город на песке.
-- Ма! В самом деле. Оттого, что на песке, чисто, нет грязи. Город молодой, зеленый, красивый. Там куча всяких научных институтов, и берут на работу всех, даже евреев. Неделю назад приезжал к нам на факультет представитель фирмы, где делают вычислительную технику. Агитировал. Обещал интересную работу и койку в общежитии. Если бы я была замужем, дали бы в общежитии комнату.
-- Вот видишь, замужем...
-- Ма!
-- Ладно. И далеко этот город в пустыне?
-- Почему пустыня? Песчаный берег реки. И всего пять часов езды от нас.
-- Прекрасно, -- мама вздохнула и отошла от Светланы. -- Пять часов -- всегда можно приехать. Это тебе не какая-нибудь Байкало-Амурская магистраль.
-- Что ты, -- Светлана повела плечиками. -- Туда меня не тянет, ты меня не так воспитала.
-- Конечно. Я поумнела за последние четверть века. Меня-то воспитали так, что я чуть не уехала на целинные земли.
-- Мама, ты прелесть, -- Светлана подошла и чмокнула ее в щеку.
x x x
-- О! -- сказал кто-то высокий и худой. Кажется, он только что вошел. -- У вас новенькая!
Светлана сидела за первым в своей жизни рабочим столом в первый рабочий день. Стол ей поставили в углу, головы она не повернула, высокого видела боковым зрением. Понятно: "новенькая" -- это она. Странно -- как в первом классе. Только в голосе чуть-чуть насмешка. Знакомая манера. Но голос низкий, приятный.
-- Везет людям, а у нас приняли одних мужиков.
-- Ясное дело, -- ответили ему, -- у вас железки, дело мужское. Это очень неженственно -- железки.
-- Точно! -- голос высокого. -- Я обратил внимание на женственность ваших программ. Иногда такие номера выкидывают...
-- О чем спор? -- сказал кто-то из сидящих в комнате. -- Не работают ни программы, ни железки. Как в том анекдоте. Покупатель спрашивает в магазине, нет ли мяса, а продавец отвечает: "У нас нет рыбы, а мяса нет в отделе напротив".
-- Кошмар, -- сказал высокий.
-- Что кошмар? Не работают.
-- Какие глупости, -- опять голос высокого, -- не работают -- заставим. Не в первый раз. Но вот что о нас подумает...
-- Светлана, -- подсказал кто-то.
-- Светлана, -- повторил он. -- Здесь рассказывают бородатые анекдоты, девочка испугается и запросится к маме. За древние анекдоты я бы лишал премии.
-- Тогда пришлось бы депремировать пол-института.
Светлана понимала: весь этот треп -- для нее. Это было приятно. Может, тоже сказать что-нибудь вот так же, шутя, она ведь умеет, у нее хорошая тренировка. Надо показать, что ей ясно: у них сейчас антракт в работе, разрядка в напряжении. Пусть увидят, что она -- не девочка, и -- своя, знает, что дело свое надо делать серьезно, а говорить об этом с умным видом -ужасно. Лучше вот так, посмеиваясь.
Но ничего она не сказала, не могла рта открыть, голову повернуть, cидела вся скованная, сжалась.
-- Совсем ребенка огорошили, -- вдруг сказал высокий. Из всех голосов она почему-то выделяла его голос. Он словно понял ее состояние, подошел к Светлане, стал возле ее стола. -- Не слушай ты их, им бы только трепаться. Значит, тебя зовут Светлана? И откуда ты в наших Васюках?
Светлана подняла голову и чуть-чуть улыбнулась: мол, она все понимает. Улыбка ее предназначалась не ему -- всем, но он стоял рядом, близко, загородив Светлану от остальных, и улыбка досталась только ему. Он тоже слегка улыбнулся -- глазами, и неожиданно это стало их маленькой тайной. И сейчас, спустя столько лет, она помнит этот миг -- словно зажглась лампочка. Огонек.
Светлана сказала, откуда приехала.
-- О-о! -- потянул он. -- Там готовят приличных программистов. И диплом, конечно, красный?
-- Красный.
Светлана старалась говорить спокойно. Но это было трудно, невозможно. Она чувствовала его взгляд. На лице. На плечах. На правой руке. Кольца не было. Колец вообще не было. Никаких.
Раздался телефонный звонок, кто-то взял трубку.
-- Домский? У нас. Толя, срочно в машинный зал. Что-то там сдохло.
Он развел руками: ничего не поделаешь, кончилась передышка, надо идти. Сказал:
-- Труба зовет, -- и улыбнулся уже не только глазами. Улыбка у него была немного застенчивая, детская, и как-то сразу выдала его принадлежность к древнему восточному народу.
Значит, его зовут Толя. Толя Домский. Его предки вышли из Египта вместе с предками ее университетских приятелей. Это была не оформленная мысль, Светлана как-то вмиг приняла и осознала эту информацию, как сигнал. А подумала совсем о другом: потомки тех, кто вышел много веков назад из Египта и потом сорок лет бродил по пустыне (она уже немного знала историю), оказались удивительно разными. Домский выглядел земным, уверенным. Прочным, что ли... Надежным.
Он ушел, они виделись всего несколько минут, а у нее в душе осталось странное чувство тепла. Мелькнула мысль: "Женат, наверное". Внутри зашевелилось что-то еще более непонятное. Ревность? Или зависть? К жене.
