Влас Дорошевич - По Европе
Истерический вопль вырвался у толпы, стоявшей у дверей, передался другим, охватил весь храм.
Грянул гром несмолкающих аплодисментов.
60,000 человек ринулись вперёд, едва сдерживаемые папскими жандармами и папскими гвардейцами.
Весь собор св. Петра наполнился одним криком:
— Evviva papa il re!
Женщины махали платками, мужчины — шляпами, зонтами, палками.
Навстречу папе заиграл оркестр, грянула великолепными сопрано папская капелла.
Весь храм гремел:
— Evviva papa il re!
И вдруг эти крики, вопли, музыку, пение прорезал могучий, страшный, адский, словно мефистофельский, свист.
Совсем музыкальная картина из финала пролога бойтовского «Мефистофеля».
Человек пятьдесят, наверное, сбившись кучей, дружно, по команде, издали этот раздирающий свист, освистывая триумфатора-папу.
Полная картина римского триумфа, с хулителями среди кликов восторга.
Но этот свист только подлил масла в пламя. И истерическое «Evviva!» разразилось, загрохотало, забушевало как ураган.
В те несколько минут, пока папу несли по собору св. Петра, люди успели потерять все силы.
Пронесли, и когда стихло всё, кругом красные лица, по которым крупными каплями льётся пот, мокрые волосы. Люди едва переводят дыхание. Многие еле держатся на ногах.
Красные воспалённые глаза, хриплое запалённое дыхание, мокрые, смявшиеся воротнички рубашек.
Словно это продолжалось не несколько минут, а несколько долгих часов.
Можете судить, как ревела толпа.
На высоких носилках, ровно, медленно, еле-еле плывших над толпой, на золотом и пурпурном троне, среди белоснежных опахал из страусовых перьев, в белой одежде, с золотой тиарой на голове несли призрак папы, идею о папе.
Почти бесплотную идею.
Среди белых опахал и белой одежды светло-жёлтое, восковое лицо и руки папы кажутся прозрачными.
Лица нет. Есть только обострившиеся неподвижные черты. И кости, обтянутые кожей.
Очень большой заострившийся нос только и кидается в глаза на этом лице. Всё остальное мелко, почти неразборчиво.
Первую минуту казалось, что на носилках среди страусовых перьев несут закоченевший труп.
Папа лежал в кресле без движения.
Но это был только припадок кашля.
Маленький, жёлтый, восковой человек в огромной золотой тиаре задвигался.
Крики кругом поднялись исступлённые.
Он посылал благословение вперёд, на обе стороны.
Со старческой суетливостью двигался на троне, поворачивался то в эту, то в ту сторону, нагибался к тянувшимся к нему рукам, протягивал свои прозрачные, восковые руки, благословлял.
И там, куда он посылал благословение, поднимался истерический, исступлённый вопль.
Женщины плакали, крича, махая платками.
Папа кашлял, и его провалившиеся щёки надувались. Он повёртывался из стороны в сторону и благословлял дрожащими руками.
Никакой «вечной улыбки», с которой рисуют папу на всех портретах, не играло на его лице. На этом жёлтом, почти не живом уже лице дрожал, мерцал, еле трепетал огонёк жизни. И было что-то милое и доброе в этом огоньке.
Когда папу донесли до его места, — профессор Лаппони первым подбежал к нему.
Но папа чувствовал себя «великолепно».
Началась месса.
Вместо папы её служил один из кардиналов.
Звонко и сочно запела папская капелла.
И когда затихло её пение, вдруг началось шиканье. Оно шло от окружающих папу, кругами расходилось по храму, — и весь храм св. Петра погрузился в мёртвое молчание.
Слепой в эту минуту, стоя среди 60-тысячной толпы, подумал бы, что в храме нет ни души.
Несколько секунд, долгих, бесконечных, длилось это мёртвое молчание.
И вдруг какой-то дрожащий звук донёсся с того места, где папский престол.
Послышалось, — как будто послышалось только:
— Filii…[63]
Гром аплодисментов, воплей, криков:
— Evviva papa il re! — грянул в ответ.
Это войско, двор, епископы, — всё склонило колени перед папой, и он послал своё благословение «urbi et orbi».
То торжественное благословенье, которое должен произнести в храме св. Петра 25 лет тому назад.
— Папу было слышно во всём соборе! — говорили с восторгом, с восхищением, со слезами.
И когда снова поплыли над толпой носилки с этим благословляющим призраком папы, с этой почти бесплотной идеей папы, — новый ураган аплодисментов, криков, воплей, каких-то стонов разразился в храме св. Петра.
Триумф был кончен.
С колоссальной лестницы храма св. Петра, словно бесконечный водопад, лилась человеческая река.
Populus Romanus расходился с триумфа довольный великолепным и победным зрелищем.
Слышались все наречия мира.
Словно во время императоров, когда Рим был властителем «всего круга земель».
Словно на триумфе Тита или Веспасиана.
VUrbi et orbi.
Это не энциклика, не тронная речь. Но даже, будучи напечатано на простой газетной бумаге, это имеет силу документа.
Это статья, помещённая во всех официозных газетах Ватикана.
Такие документы не печатаются без «imprimatur»[64] римской курии.
Эта статья звучит тронной речью, гордой и победоносной.
25 лет тому назад папа Лев XIII, которому история, быть может, даст наименование Мудрого, вошёл на одинокий и всеми оставленный престол.
После «несчастных событий» 1870 года все правительства отвернулись от римской курии. Папство казалось конченным. Криспи, как мы видели, разговаривал с Ватиканом чрез участок.
«Тронная речь», напечатанная в виде статьи, перечисляет все конкордаты, заключённые Львом XIII, все сношения с иностранными державами, им завязанные, все миссии и посольства, чрезвычайные и постоянные, им посланные.
— Пришлось бы переименовать почти все государства цивилизованного мира! — восклицает «речь». — И всё это великое дело «признания папы» снова государем — дело исключительно великого Льва XIII.
Речь сначала говорит об «еретических» странах.
Особенно подробно и внимательно останавливается «речь» на Англии.
Англия пользуется за последнее время особым вниманием со стороны римской курии.
На Англию у Ватикана особый аппетит.
Католичество особенно сильно работает над Англией.
Даже «беатификация» Жанны д’Арк, которой добиваются французские католики, «пока» отклонена Римом:
— Жанна д’Арк, конечно, святая девушка. Но её сожгли англичане. И им это может не понравится!
«В Англии, — говорит „тронная речь“, — где, как они называют, к „папизму“ относились всегда особенно враждебно, римская церковь понемногу делает всё новые и новые завоевания. Этим мы обязаны той отзывчивой и благородной предупредительности, с которой папа Лев XIII относился всегда ко всем событиям за время долгого правления покойной королевы Викторий и за то время, которое царствует Эдуард VII. Слова и действия папы открыли глаза миллионам англичан, предубеждённым против Рима, и заставили пасть старые предрассудки англичан. Римская церковь обязана лично святому отцу этим делом сближения, симпатии и справедливости. Многочисленные теперь в Англии обращения в католическую веру суть пред Господом плоды высокой мудрости, которая характеризует сношения святого отца с могущественной английской нацией. И блестящая миссия, с которой прибыл к подножию папского трона герцог Норфолк, во главе самой отборной и блестящей аристократии Англии является почестью, вполне заслуженной великим старцем, власть которого над душами ещё обширнее, чем Британская империя».
Герцог Норфолк, как известно, постоянный гость Рима. Он живёт в поезде железной дороги. Не успеет окончить одного путешествия «к подножию папского престола», как снова мчится с толпой самых аристократических английских пилигримов «припасть к стопам святого отца».
А «число обращений» всё растёт и растёт в евангелической Англии.
Так работает Рим в самой «еретически-протестантской» из стран.
«Тронная речь» переходит к странам «верным».
У меня перед глазами стоит покойный великий Росси в лучшей из его ролей, — в короле Лире.
Для каждой из дочерей у него свой, особый голос.
Как своё, особое чувство.
— Tu, Gonerilia… — говорит он, и это не тот голос, которым он сейчас скажет:
— Tu, Regana…
— E tu…
И в этом голосе звучит неизъяснимая нежность:
— Mia bella Cordelia!
После мелодии, которая зазвучала в этом голосе, становятся уж лишними слова:
— Младшая, но не последняя из наших дочерей!
Гонерилья — Бельгия.
На ней со спокойствием, любуясь ею, останавливается величественная «тронная речь»:
«— Бельгия видела, как во время правления Льва XIII и благодаря умелой деятельности святого отца, либеральная партия потеряла власть в стране и уступила её католической партии, которая широко пользуется этой властью в интересах справедливости и истинной свободы!»
