Николай Каронин-Петропавловский - Снизу вверх
И Михайло ласково смотрѣлъ на Пашу.
Послѣдняя вспыхнула до корней волосъ, и на глазахъ ея навернулись слезы. Но она отвѣтила практически:
— Не обманите меня, Михайло Григорьичъ!… Вы вонъ какой теперь баринъ, а я деревенская… гдѣ же мнѣ угодить вамъ?
Михайло, въ свою очередь, взглянулъ, потомъ поблѣднѣлъ, но обвинилъ себя за такую недовѣрчивость дѣвушки. Черезъ минуту онъ былъ уже спокоенъ, хотя горячо заговорилъ:
— Развѣ я обманывалъ когда-нибудь тебя, Паша? А я такой же все, — онъ поспѣшно и коротко разсказалъ свою жизнь въ городѣ, какъ онъ перебѣгалъ отъ одной работы къ другой, отыскивая чего-то лучшаго, какъ голодалъ и шлялся оборваннымъ и злымъ, какъ сдѣлалъ подлость и поплатился за то, какъ одно время ослабъ, потерявъ всякую надежду на счастье, какъ случайно попалъ къ людямъ, которые обласкали его, и какъ онъ сталъ учиться… Прошло почти три года съ тѣхъ поръ.
— Какой же я баринъ? Вонъ, посмотри, виситъ моя блуза, она прожжена вся и запачкана… Вотъ мои руки — на нихъ мозоли, а въ порахъ ихъ уголь, желѣзо, масло… Но я многому научился… Но это не помѣшаетъ намъ съ тобой жить! — кончилъ Михайло.
Паша хотѣла обнять его, но только закрыла лицо руками.
Потомъ они пошли къ Ѳомичу и Надеждѣ Николаевнѣ. По улицамъ на нихъ смотрѣли прохожіе, потому что они представляли довольно странную пару. Это, однако, не могло смутить Михайлы. Не смутился онъ и у Ѳомича, когда, по приходѣ съ Пашей, отрекомендовалъ ее своею невѣстой и просилъ пріютить ее на нѣсколько дней. Онъ только подозрительно оглянулъ друзей, чтобы убѣдиться, не смѣются-ли они?
Ѳомичъ и Надежда Николаевна не смѣялись, но словно удивились, — Миша никогда, во время житья у нихъ и послѣ ухода съ ихъ квартиры (полгода тому назадъ), не говорилъ имъ не только о невѣстѣ, но и вообще о чемъ бы то ни было, касавшемся женщинъ. Но они приняли сейчасъ живѣйшее участіе въ Пашѣ, которая, по обыкновенію, остановилась около порога и держала въ рукахъ узелъ свой съ имуществомъ. Надежда Николаевна усадила ее, взяла изъ рукъ ея узелъ, положила на мѣсто, стала ее разспрашивать, а когда Миша ушелъ, предложила ей позавтракать.
Послѣ завтрака Паша сѣла на краешекъ стула, сложивъ руки на колѣняхъ, и тоскливо слушала, что говорили между собой хозяева. Посидѣвъ такъ съ часъ, она вдругъ спросила Надежду Николаевну:
— Нѣтъ-ли чего поработать у васъ?
Надежда Николаевна улыбнулась, но недоумѣвала, что бы ей сказать. Паша увидала, что въ комнатѣ полъ грязный потому что во дворѣ было грязно. Это было обрадовало ее.
— Я бы полъ вымыла, — предложила она.
— Зачѣмъ? — возразила Надежда Николаевна.
— Да онъ, вишь, черный…
— Ничего, завтра вымоютъ.
Паша опечалилась этимъ отказомъ и скучно обвела глазами комнату. Ея вниманіе теперь обратилъ на себя завязанный чулокъ, лежавшій на одномъ окнѣ.
— А чулокъ можно повязать?
Надежда Николаевна опять разсмѣялась и уже хотѣла убѣждать, что чулокъ въ свое время будетъ оконченъ, но въ это время вмѣшался Ѳомичъ. Онъ скорѣе понялъ состояніе Паши.
— Ты, Паша, пожалуйста, дѣлай все, что тебѣ хочется. Хочешь чулокъ — вяжи. Вымой полъ, если тебѣ нравится, дѣлай еще что-нибудь, вообще что угодно, не спрашивая позволенія.
Паша взяла чулокъ и съ видимымъ удовольствіемъ принялась вязать его, въ то же время внимателько прислушиваясь къ разговору. Впрочемъ, долго она и не скучала. Миша взялъ отпускъ на нѣсколько дней и быстро окончилъ приготовленія; купилъ кое-какую утвари нанялъ квартиру, справился у попа и т. д. Ѳомичъ не успѣлъ одуматься, какъ уже все было готово къ свадьбѣ, поэтому онъ поспѣшилъ высказать свой взглядъ на все это странное дѣло.
Онъ нарочно разъ вечеркомъ зашелъ къ Михайлѣ, но долго не зналъ, какъ начать. Онъ барабанилъ пальцами по столу, не кстати вынималъ изъ кармана платокъ и безъ нужды сморкался, выразительно посматривалъ на товарища, но чувствовалъ, что языкъ у него присталъ къ нёбу.
— Послушай, Миша, — наконецъ, рѣшился онъ. — Я тебѣ хочу кое-что сказать… Ты, пожалуйста, не обижайся… Я отъ всего сердца это говорю…
Ѳомичъ, говоря это, шумно высморкался и чувствовалъ, что въ комнатѣ довольно жарко.
— Ну? — спросилъ Михайло, давно ожидая этого разговора и напередъ зная, о чемъ будетъ рѣчь. Какъ бы удивился Ѳомичъ, если бы догадался объ этомъ!
— Видишь-ли, Миша… Я удивляюсь твоей женитьбѣ… Не хорошо вмѣшиваться, конечно… мнѣ бы не слѣдовало путаться въ это дѣло, но я боюсь за тебя. Паша даже неграмотная… какъ вы будете жить? Что у васъ общаго?… Вотъ что я хотѣлъ сказать… И ты не прими дурно.
Ѳомичъ, высказавъ это, еще разъ высморкался, ожидая отъ товарища одного изъ тѣхъ взрывовъ, которыхъ Ѳомичъ побаивался. Но Миша спокойно выслушалъ, только нахмурился.
— Она простая, добрая… — возразилъ онъ.
— Я не сомнѣваюсь, но какъ ты будешь жить съ чужой?
— Она мнѣ не чужая! — вспыхнулъ Михайло сначала, но вдругъ замолчалъ и задумался. Ѳомичъ наблюдалъ его.
— Мнѣ скучно одному, Ѳомичъ! — вдругъ сказалъ Миша.
— Поэтому и женишься?
— Отчасти… Но ты лучше оставь объ этомъ, — она мнѣ своя, родная… Но мнѣ отчего-то другого не весело, Ѳомичъ!
Ѳомичъ взглянулъ въ лицо товарища, худое, блѣдное и скучное.
— Ты несчастливъ, Миша? — спросилъ онъ.
— Не знаю. Но мнѣ что-то дурно живется.
Михайло рѣдко былъ такъ откровененъ, и Ѳомичъ понялъ, что если онъ такъ говоритъ, то, значитъ, есть что-то.
— Что же тебѣ еще нужно? Ты получилъ то, чего нѣтъ у милліоновъ, — развитіе и хлѣбъ…
— А что же дальше? — спросилъ пытливо Михайло.
— Какъ что? Да чего же тебѣ?… Какой ты странный! — возразилъ Ѳомичъ удивленно.
Михайло вдругъ съ злостью разсмѣялся и перевелъ разговоръ на другое. Тѣмъ эта неожиданная откровенность и кончилась. Миша, можетъ быть, и самъ плохо вѣрилъ въ свои слова, убѣжденный, что все это — глупая блажь, да въ это время ему и некогда было заниматься собой.
Занятъ онъ былъ въ это время Пашей. Черезъ нѣсколько дней они обвѣнчались. Надежда Николаевна была посаженою матерью у Паши. Приглашены были: товарищъ Миши, машинистъ, нѣсколько простыхъ рабочихъ съ завода и, кромѣ того, Вороновъ Петруша и Исай. Вороновъ добылъ откуда-то черную пару; правда, у сюртука большая часть пуговицъ отсутствовала, но Вороновъ гордо поглядывалъ на себя и: презрительно на кроткаго Исая. Послѣдній былъ, съ самаго начала, такъ испуганъ его взглядомъ, что сидѣлъ въ дальнемъ углу комнаты, почтительно вскакивалъ, когда Вороновъ бросалъ на него взглядъ, и ежеминутно ожидалъ, что этотъ строгій баринъ непремѣнно дастъ ему хорошую затрещину, — ты куда, молъ, затесался, свинья? За исключеніемъ этихъ двухъ гостей, всѣ остальные провели свадебный день весело, хотя вина не было.
Молодые поселились въ своей квартирѣ. Потянулись спокойные дни для нихъ. Михайло уходилъ съ утра на работу, приходя только на полчаса пообѣдать, и возвращался домой вечеромъ. Паша готовила обѣдъ, мыла, чистила, гладила и завела въ домѣ такую чистоту, что боязно было даже шагъ сдѣлать. Паша была счастлива, требуя только того, чтобы Миша побольше давалъ ей дѣла, чтобы она не сидѣла сложа руки. Послѣднее сильно безпокоило ее. Хозяйство ихъ, въ сущности, было скудное. Встанетъ она чуть свѣтъ, сдѣлаетъ обѣдъ, вымоетъ четыре тарелки (больше нѣтъ), два ножа, двѣ вилки, нѣсколько разныхъ посудинъ и съ удивленіемъ спрашиваетъ себя, что же еще дѣлать? Ничего! Тогда она почти собираетъ пылинки съ пола, вымоетъ безъ всякой надобности чистыя окна, вычиститъ всю одежду мужа — и опять дѣлать нечего.
Одно открытіе сильно поразило ее.
— А я думала, ты богатый! — сказала разъ грустно Паша.
— Почему же ты такъ думала? — спросилъ съ интересомъ Миша.
— А какже? Кто умный, у того и всего много.
— Ну, это не всегда, — засмѣялся Миша.
Затѣмъ Паша обратила вниманіе на самого Михайлу Григорьевича. Отчего онъ такой нездоровый? Иногда скучный? Пожаловаться на него она не могла, — онъ всегда былъ съ ней ласковъ. Но она его жалѣла. Она была убѣждена, что это онъ на работѣ убивается.
— Какой ты худо-ой! — разъ замѣтила Паша съ любовью и жалостью.
— Я здоровъ, Паша, — возразилъ Михайло, ничего не подозрѣвая.
— Какое ужь… Погляжу я, сколько дураковъ на свѣтѣ шляется, которые богатые, а ты вотъ, умный человѣкъ, сиди!…
— Развѣ умъ и деньги одно и то же, Паша? — спросилъ Михайло, еще не понимая.
— Я про то и говорю, сколько дураковъ на свѣтѣ шляется богатыхъ, а ты вотъ…
— Тебѣ недостаетъ чего-нибудь, Паша? — спросилъ Михайло, еще не понимая.
Паша обидѣлась на этотъ вопросъ и горячо возразила:
— Развѣ я о себѣ? Мнѣ тебя жалко! Сколько работаешь, а все не поправляешься. Ты бы на другую должность перешелъ.
— Зачѣмъ? — спросилъ Михайло.
— А чтобы разбогатѣть, — отвѣтила съ волненіемъ Паша.
