Марк Колосов - Товарищ генерал
Я должен отомстить за них!
Кончив свою исповедь, Шиков глубоко вздохнул, будто стряхнув с себя какую-то тяжесть, как бы сказав: "Мне нелегко вспоминать об этом!"
Они подходили к дорожно-комендантскому участку. Зина, остановив попутную машину, пристально взглянула на Шикова, словно желала удостовериться в правдивости его рассказа.
Шиков смело посмотрел в пристальные глаза Зины, и то, что он прочел в них, успокоило его. В строго-недоверчивом взгляде ее глаз Шиков уловил беспомощность. Взгляд этот говорил: "Я стараюсь показать, что проникаю к тебе в душу, но я еще совсем неопытна и ничего прочесть в твоей душе не могу".
Зина отвела взгляд и быстро поднялась в кузов машины. Некоторое время виднелась ее стройная фигура, потом скрылась за поворотом.
Шиков медленно побрел к себе. На дежурство он должен был заступить вечером. Он решил отоспаться. Отоспавшись, он пришел к своему начальнику. Лучинин в эти часы никого не принимал, а только отзывался на звонки высшего начальства.
Шиков, сидя в приемной, принялся припоминать подробности своего объяснения с Зиной.
Поверила она ему или не поверила?
Поразмыслив, он понял, что положение его опасно.
Он только отдалил беду. Один выход маячил перед ним: выполнить задание писаря, получить свою подписку и бежать!
Чей-то недовольный голос вывел его из этого состояния. Перед ним стоял военный инженер.
Шиков, мельком взглянув на него, узнал в нем того инженера, которого он видел в запасном полку на переправе. Инженер настойчиво добивался, чтобы Шиков доложил о нем.
— Начальник не принимает! — тупо сказал Шиков.
— Да понимаете ли вы, — резко произнес инженер, — дело не терпит отлагательства! Город недостаточно защищен с северо-запада. Одного внешнего обвода мало. Необходимо утвердить план более совершенной обороны на случай продолжительных, упорных боев в самом городе!
Расчет инженера на то, что слова его будут услышаны за дверью, оправдался. Дверь отворилась, и из нее вышел в расстегнутом кителе Лучинин.
— В панику ударился?! — шутливо-строго проговорил он. — Упорные бои в городе?.. Это еще что? Харитонов его в Шахты не пустил, а вы его, побитого, сюда пустить вздумали? Не выйдет! Так и передай своим. Клейст полуокружен. Побит. И будет пойман, если не уйдет сейчас на запад! Ясно?
Военный инженер начал горячо доказывать, что оборона 56-й армии уязвима с севера, а такой крупный населенный пункт, как Ростов, позволяет организовать сложную систему обороны, используя подвалы зданий.
Горячность инженера, видимо, раздражала Лучинина, но, выслушав его доводы, он снисходительно проговорил:
— Ладно, оставь мне свой доклад.
Шиков, слышавший весь-этот разговор, в ту же ночь сообщил о нем писарю. Тот похвалил Шикова, но, когда Шиков рассказал о встрече с Зиной и о своих планах, лицо писаря слабо передернулось, затем оно приняло сочувственное выражение.
— Пожалуй, ты прав, тебе надо бежать. Вот твоя подписка!
Писарь протянул Шикову бумагу. Шиков, пробежав ее, порвал с таким чувством, точно освобождался от оков. Затем он стал просить писаря снабдить его необходимым документом для побега.
Писарь, округлив глаза, смотрел на Шикова и завораживающим голосов произнес:
— Хорошо, я дам тебе заключение военно-врачебной комиссии, что ты после пребывания в госпитале временно демобилизован, едешь в тыл… Ну, а теперь выпьем!
На столе снова появилась водка и закуска. Шиков, обжигаясь, пил, не сводя восхищенных глаз с писаря.
На другой день писарь не явился на работу. К нему пришли из административно-хозяйственного отдела штаба. Писаря дома не оказалось. В квартире произвели обыск. В одной из комнат обнаружили вход в подвал и, когда открыли его, увидели труп Шикова.
Он лежал скорчившись на груде кожсырья, которое отец Шикова похищал на складе для продажи частным мастерам.
Никаких следов насильственной смерти на трупе не оказалось.
Вскрытие установило, что смерть Шикова произошла вследствие отравления.
* * *
Провалившееся наступление Клейста на участке 9-й армии изменило обстановку на Южном фронте. Клейст очутился в полукольце наших войск.
Командование Юго-Западного направления поручило штабу Южного фронта разработать план наступательной операции.
Главный удар должна была наносить 37-я армия, вспомогательный — 9-я правым флангом. Задачей 56-й Отдельной армии оставалась оборона Ростова.
В то время как готовилось это контрнаступление с целью окружить Клейста, он, перегруппировав силы для ударе на Ростов с севера, прорвал фронт нашей 56-й армии и 19 ноября очутился на северной окраине города.
Два дня продолжались ожесточенные уличные бои. Части 56-й армии сражались мужественно. Особую отвагу проявил полк ростовского народного ополчения. Но удержать город не удалось.
Здесь не оказалось заранее подготовленной обороны с продуманной системой огня. Бойцы не были обучены ведению уличных боев с танками.
21 ноября ударная группа Клейста захватила Ростов, но в тот же день части 37-й и правого фланга 9-й армии вышли к реке Тузлов, создав угрозу окружения Клейста. Едва успев войти в город, не дав даже отдохнуть своим танковым дивизиям, Клейст с ходу вынужден был их отправить в район прорыва. Оборона Ростова с юга была возложена на две дивизии моторизованной пехоты.
Не имея резервов, Клейст вынужден был обнажить свой центр, против которого находился левый фланг Харитонова.
Вся надежда Клейста была на то, что Харитонов будет поддерживать 37-ю армию. Сюда Клейст и перебросил главные силы. За это время он рассчитывал укрепить Ростов с той стороны, где находился левый фланг Харитонова. На этом направлении по плану нашей операции имелось в виду лишь оковывать противника, и здесь не требовалось большого числа войск.
Полк Климова, находясь на правом фланге 9-й армии, упорно прогрызал оборону противника, то и дело переходившего в отчаянные контратаки. Батальоны отбивали в день по нескольку танковых контратак.
Гущин, неясно представляя себе положение дел, видел свою задачу в том, чтобы наступать в лоб противнику. Он наступал, не реагируя на то, как маневрировал противник.
Володя Ильин в это время находился в полку Климова.
Командный пункт полка только что разместился в освобожденном селе, в здании сельской школы. Везде валялись обрывки газет, консервные банки, пустые бутылки из-под французских вин.
Климов осматривал изуродованный рояль. Он открыл крышку — рояль был превращен в мусорный ящик. Там скопилось огромное количество пустых бутылок, коробок от сигарет, оберточной бумаги, обрывков целлофана, окурков.
Он кликнул ординарца и велел очистить рояль.
— Пойдем! — сказал он Володе.
Комната, куда они вошли, была, видимо', кабинетом директора школы. Климов, усадив Володю, сказал:
— Давно хотел с тобой поговорить… да все как-то не нахожу времени. То бой, то подготовка к бою. Решил о своей жизни рассказать теперь, когда мы наступаем. В случае моей смерти приткнешь отдельной главой в книге. Заглавие такое: "Жизнь — извилистый путь!" Это обязательно прочтут. Ты можешь не записывать.
И так запомнишь. Ну, слушай!
Сын безлошадного казака! Понимаешь? Девки на меня не глядели. На теленка, на кошку, на собаку поглядят, а на меня нет. То есть для них я был как бы неодушевленный предмет. Ты понимаешь? А я был паренек самолюбивый, не стерпел такого унижения, ушел в Ростов, на завод. Наконец война, первая мировая. Я на фронт — добровольцем. Тут сразу же один Георгий за другим.
Вся грудь в крестах. Дивизия наша попадает в Питер. Я вижу, что, с одной стороны, дело к тому идет, что происхождения своего мне нечего стыдиться, рабочий человек вошел в моду, но, с другой стороны, как долго это будет продолжаться? Тут наша дивизия неожиданно на Дон подалась. В теплушке ночью кто-то меня за рукав дернул: "Давай, станичник, на разъезде соскакивай! Будешь командиром сотни!" Я, ничего не соображая, соскочил и.
вижу-еще несколько человек выскочило. Значит, в нашей дивизии агитаторы-большевики знали, кого агитировать. На классовую принадлежность напирали. И не ошиблись. Пришли мы к Буденному. Получаю сотню. Вот, погляди!
Климов извлек из бумажника потертую фотографию, на которой был он в кожаной куртке, в высокой шапке с красной поперечной лентой, вооруженный с ног до головы.
— А это жена с дочкой!
Володя посмотрел снимок, на котором, зажмурившись от солнца, в белых платьях и широких шляпах стояли на ступеньках ослепительно-белого здания две женские фигуры.
Из бумажника выглянула еще одна фотография, но Климов не показал ее. Володя успел заметить на ней знакомое лицо Карташова.
— Мне в этой войне не везет! — сказал Климов. — Я — кавалерия! С конем сросся, как птица с крылом. Нет мне в этой войне размаха. Сам видишь. То запасной полк. То этот, стрелковый. Разве это наступление? Пять километров в день. А вот и совсем встали. Разве можно тут в лоб переть… Шмякнет сейчас осколком —»
