Марк Колосов - Товарищ генерал
Молодая медицинская сестра, дежурившая у изголовья генерала, когда он еще продолжал битву за жизнь, рассказывала, что в ее воображении он был в этот момент не одинок. В этой пустой палате перед нею как бы прошло множество людей. И среди них были, как это ни казалось ей странным, люди, знакомые ей только по книгам, вызванные этим человеком. Она не помнит, разговаривал ли больной с ними или так ярко говорил о них ей, что они ожили в ее воображении.
Возможно, ей это только мерещилось, ибо она была очень утомлена ночными дежурствами, а днем не отсыпалась, но она рассказывала, что в палате были Спартак, Некрасов, Чапаев, Чкалов, Николай Островский.
Потом ей показалось, что она уснула, и, когда проснулась, в палату пробивались первые лучи солнца. Она взглянула на лицо спящего генерала, с минуты на минуту дожидаясь, что он проснется и скажет ей несколько приветливых утренних слов, а она ответит ему, как-он хорошо выглядит. Но больной не проснулся, и, только когда вошли врачи, она узнала, что он скончался
Весть о кончине Харитонова тотчай была передана в Ставку и по телеграфным проводам полетела в армию, которой он командовал. Верховное Главнокомандование отдало приказ об увековечении памяти генерал-лейтенанта Харитонова.
В приказе говорилось, что, отмечая выдающиеся заслуги Ф. М. Харитонова, отдавшего свою жизнь борьбе за честь и независимость нашей Родины, Верховное Главнокомандование постановляет:
"…соорудить в городе Рыбинске памятник Ф. М. Харитонову и присвоить Ярославскому пехотному училищу кмя Ф. М. Харитонова".
Проститься с телом Харитонова из армии прибыла на самолете делегация.
Из госпиталя тело Харитонова было перевезено в клуб Народного Комиссариата Обороны.
У гроба, рядом с видными военачальниками Советской Армии, стояли жена, сестры, племянник и племянница Харитонова-тот Рудя, которого он учил правильно выражать свои мысли, и та Женя, которую он спас от Клейста.
После кремации урну с прахом перевезли на Новодевичье кладбище, где состоялись похороны.
Когда кончился траурный митинг, отзвучала музыка, отгремел салют, человек в гражданской одежде, с непокрытой головой подошел к Шпаго и, отведя в сторону, спросил:
— Узнаете меня, майор?
— Ну как же!.. — отозвался Шпаго. — Узнаю…
Венгерский коммунист вздохнул:
— Да, майор, не стало нашего друга! Но близок день, когда мы, венгры, вместе с вами вступим на родную нашу венгерскую землю. Тогда мы расскажем и нашему народу об этом скромном и простом русском человеке. Его жизненный пример будет воодушевлять юношей на такую же самоотверженную борьбу за торжество коммунизма!
Стоя у свежей могилы в кругу соратников Харитонова, Шпаго никак не мог смириться с мыслью, что Харитонова уже нет в живых.
Образ Федора Михайловича продолжал жить в душе Шпаго рядом с Другими дорогими ему образами, но Харитонов не возвышался среди них, а как бы сливался с ними своим душевным строем. Шпаго посмотрел на Климова, на Ларина, на Сурина, на Карапетяна, на Петю Бойко, на Васю Синельникова, на Зину, на жену и сестер Харитонова, и ему почудилось, что и они думают точно так же. И они не могут примириться с мыслью, что Харитонов умер. Почему-то пришли на ум слова Гоголя: "Нет уз святее товарищества!.. Любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек".
1950–1954 гг.
