Андрей Кранин - Дочки-матери
Войдя в квартиру, Леля увидела на полу мужские ботинки непапиного размера. Опознав их, она растроганно заволновалась. В кухне степенно чаевничал Макс, а Евгения Викторовна вышла в прихожую, чтобы встретить Лелю.
- Лелек, у нас гость, - с радужным возбуждением сообщила Евгения Викторовна.
- Знаю, - испортив матери роль вестника судьбы, пробормотала Леля. Она была обижена на Макса, что он ушел, не сказав ни слова, но виду не подавала. Леля, не заглядывая на кухню, прокралась в гостиную, и, забравшись с ногами на диван, обессиленно положила голову на диванную подушку. Она смертельно устала. Голова напоминала чугунный шар, в котором в условиях высокотемпературной плазмы дымились мозги, спаленные титаническим умственным напряжением. Звуки квартиры гулко отскакивали от этого шара, причиняя только боль. В освещенном дверном проеме показался контур Макса.
- Леля, ты что тут лежишь, как макрель в белом вине? - неожиданно бодро обратился он к ней.
Леля поморщилась. Макс говорил очень громко, усиливая головную боль. Однако, она нашла силы улыбнуться и ответить, шелестя губами, как весенний ветерок
- Я очень устала, Максим.
- Ты, что, дуешься на меня? - сказал он, опускаясь на край дивана. Он взял её лицо в свои руки. Они у него были теплые, абсолютно сухие, как стенка в сауне, и излучали какую-то целительную энергию. Леля почувствовала, как головная боль постепенно начинает отступать, а вместе с ней и обида, и страхи, и недовольство. Остается только теплое чувство успокоенности и защищенности. Она хотела как можно дольше оставаться в руках у Макса. Так, наверное, себя чувствуют новорожденные сумчатые, уютно свернувшись клубком в теплом и пушистом мамином кармане.
- Лелечка, прости меня. Просто расстроился сильно, не хотел, чтоб ты меня видела в таком состоянии.
- Ничего, Максим, я понимаю.
- Ужасно обидно, понимаешь, - продолжал Макс с жаром. - Я, наверное, единственных из всех этих косноязычных имбецилов был подготовлен и завалился только потому, что эта стерва Ника своими голыми коленками перехватила у меня душку Збарского.
- Максим, она бы Печерской ни за что не сдала, - Леля почувствовала, как головная боль возвращается с новой силой. Она намеренно пропустила "имбецилов", хотя, следуя логике Макса, она тоже умещалась в этой категории.
- А почему я должен пасть жертвой? Ты знаешь, я все забросил, готовился к зачету. Важно впечатляющее начало. Мне теперь кажется, что у меня вся сессия пойдет кувырком.
- Максим, ты не мог бы чуть потише говорить. У меня голова сильно разболелась, - морщась выдавила из себя Леля.
- Что? - Макс удивился, что могут существовать ещё какие-то затруднения помимо его провала на экзамене. - А, мигрень - болезнь слабых и нервических натур, - добавил он сухо. - Ладно, отдыхай, я пойду развлекать твою maman. Я ей тут анекдоты про Наполеона рассказывал.
- Максим, - еле слышно послышалось из Лелиного угла. - Что у вас происходит с Никой? Вы как два хищника в одном вольере - готовы растерзать друг друга.
- Ника? - задумчиво произнес Макс. - Мне кажется, что у неё multiple personality disorder (раздвоение личности). Она все мнит из себя царицу Савскую, а на самом деле публичная девка с плаз Пигаль.
- Макс, зачем ты так? Она ничего плохого тебе не сделала.
- Не сделала? - заговорил Макс возбужденно. - Да, она не изувечила меня, не закатала под асфальт, не толкнула с горы в бездну. Но если ты хочешь знать, её вербальные атаки, а проще выражаясь её поганый язык, наносят мне гораздо более ощутимые нравственные травмы, чем удар стамеской по темени, например.
- Она иногда бывает слишком прямолинейна, я согласна. Но в душе она очень хороший человек. Помнишь, как она Соне помогала. Если бы не она, Соня бы вообще пропала.
- Соня? - тут Макс на секунду остановился. - А что Соня? Ника же мне сказала, что Соня умерла от передозировки. Я ещё свечку поставил по усопшей душе.
Леля вдруг осознала, что сказала что-то лишнее. Она вспомнила, как Ника позвонила поздно вечером и попросила её папу помочь Соне получить загранпаспорт. Это нужно было сделать очень быстро. Потом она сказала, что они отправили Соню к родителям в Израиль, только... Леля вспомнила это очень четко... Ника твердо просила, ни кому об этом не говорить, даже маме и Максу. А она проболталась так внезапно. Черт! Неудобно как-то. Но ведь это Макс, такой близкий и заботливый. Конечно, ему можно довериться. Хотя он всегда недолюбливал Соню, но причинить ей вред он не способен.
- Максим, я открою тебе маленькую тайну, - решилась Леля. - Соню увезли к родителям, чтобы спрятать её от того, кто дает ей наркотики. Ее папа врач психотерапевт, он поместил её в хорошую клинику. Ника просила никому об этом не говорить, но тебе, конечно, можно. Я не знаю, почему она тебе сама не сказала об этом.
- По той же причине, - ответил за Лелю Макс, - из желания унизить меня. Показать, что мне нельзя доверить даже детский секрет. Вычеркнуть меня из ближнего круга посвященных. Она, следовательно, в вашей ложе верховная жрица, а я так - певчий из хора, мальчик с пальчик, вечно у неё на посылках.
- Нет, Максим, все не так. Она умышленно сократила число людей, которые знают об этом. Ведь чем больше посвященных, тем больше шансов, что они кому-нибудь проболтаются. Вот как я, например. Об этом знали только те, кто непосредственно в этом участвовал.
- А ты как же там участвовала? - саркастически усмехнулся Макс. Пилотировала самолет Москва - Тель-Авив. Или, может, сестрой милосердия при её бесчувственном теле.
- Не иронизируй, - обиженно сказала Леля. - Мой папа ей паспорт помог выправить. Так бы я тоже ни о чем не узнала.
- Ладно, - устало заключил Макс. - Завершим эту болезненную дискуссию. Воспоминания о Соне должны укладываться в пару словосочетаний. Большего она не заслужила.
Леля больше не хотела возражать. Она знала, что это бесполезно. Она ещё не выиграла ни одного спора у Макса. Ее стало утомлять, что в последнее время они постоянно ссорятся. И все из-за их же друзей.
- Но Новый год мы все равно будем встречать все вместе, - уже проваливаясь в сон сказала она.
- Бесспорно, вместе, - успокоил её Макс, накрывая пледом.
Находясь в полусне, полуреальности, ей показалось, что Макс легким прикосновением провел сухой ладонью по её льняным волосам, наклонился к самому уху, нежно лизнул набухшую мочку и коротко прошептал:
- Я люблю тебя, милая Лелечка...
14
- Але?
- Позови Соню...
- Не слышу, милок, громче говори.
- Позови Соню, старая ведьма.
- Ой - старуха мелко затряслась, - нету Сони, в ИзаЕль она подалась к отцу с матерью.
- Когда она уехала?
- Давно, милок, уж месяца два как будет, или три. Не помню я, - старуха жалобно завыла, - оставь ты меня, старую в покое. Мне умирать уже скоро, у меня ноги больные.
- Заткнись, кикимора. Адрес её давай и телефон.
- Нету у меня адреса. Они сами звОнють. Я и писать-то не умею неграмотная я. Я всю жизнь при господах, всю жизнь в няньках. Не научили меня писать-то.
- Я сейчас поднимусь в квартиру, у тебя есть три минуты, чтобы найти адрес...
Это было последнее, что услышала бабка. Она почувствовала сильную ноющую боль в левой груди. Боль начала расти, захватывая все вокруг, и вдруг, потолок начал быстро-быстро вертеться, как будто это был не потолок, а карусель, и потом все стало черным. Звуки застыли.
В дверь позвонили. Звонок настойчиво заливался несколько минут, но некому было открыть дверь.
В дежурную часть отделения скорой помощи поступил анонимный звонок. Голос, как его идентифицировал диспетчер, принадлежал молодому человеку. Он отказался представиться, сказал только, что в его доме проживает старая женщина, которая обычно убирается в его квартире. Она не приходила уже несколько дней, и он обеспокоен. Дополнительную информацию он сообщить не мог.
Когда бригада "Скорой помощи" вместе с участковым милиционером открыла дверь, то увидела, что на полу рядом с телефоном лежала пожилая женщина. По заключению эксперта, смерть наступила в результате обширного инфаркта приблизительно 72 часа назад. Ввиду отсутствия состава преступления и очевидности естественной смерти уголовное дело открывать не стали, а умершую Малашенко Зинаиду Ивановну должны были кремировать за государственный счет. Родственников умершей обнаружить не удалось.
С утра 31 декабря Лелю разбудил звонок. Она, борясь со сном, протянула руку к тумбочке, на которой стоял телефон, и сняла трубку
- Слушаю Вас.
- А мы ещё ничего не говорим, - послышался Никин смех в ответ. - Лелька, ты что ещё дрыхнешь? Я тут, между прочим, салатики режу.
- Ника, который час? - Леля пыталась сфокусировать взгляд на будильнике и на секунду ей это удалось. - О боже, уже два!!!
- Два... - согласилась Ника. - А ты приносишь горячее. Я думала, у тебя уже барашек в печке дымится, а ты, оказывается ещё спишь.
- Ника, я скоро приеду, только соберусь.
