Сергей Клычков - Чертухинский балакирь
В этот день будет драка наверно и на обед за столом разрядится в луковичные перушки тюря, а на ужин в том же наряде - мурцовка!..
Недаром мужики говорят, что еду эту выдумал бес, чтобы мужик меньше верил в оспода-бога, а сон… считал спокон веку вкуснее белого ситника, потому что ест ситник и по сие время только во сне…
БОБЫЛЬЯ ПУСТОШЬ
Прошел Петр Кирилыч задами, боялся, чтоб кто-нибудь не увидел да перед дорогой не сглазил, дошел до сельской изгороди по огородам и долго простоял около нее. Прислонился Петр Кирилыч к изгородной верейке и низко на поворину опустил голову: куда теперь идти и за что теперь приниматься после того, что с ним приключилось?
"Небесная царица, что со мною творится?.."
Вспомнил Петр Кирилыч последний Антютиков наказ постеречь на Дубне.
Авось на удачу опять выйдет купаться… тут тогда… Самое главное - в рот ворон не ловить!..
Было все вокруг Петра Кирилыча по-вечернему тихо, с Дубны, покачиваясь и клубясь, нехотя на тихом ветру опять плыли завернутые с головою туманы, и за чертухинским лесом на Красном лежала низко заря, как кумачовый платок на голове у Феклуши.
Все притихло и затаилось, словно спряталось с глаз. Должно быть, к утру ударит последний холодок на сорокового мученика. Только невдалеке на поляне, расправивши хвост, похожий на лиру, на которой играл царь Давид до той поры, когда еще не умел слагать псалмов и поститься, на одном месте кружился черныш и чувыкал.
"Чфу-жой!.. Чфу-жой!.." - выговаривал черныш, а Петр Кирилыч подговаривал:
- Свой!.. Свой!.. Болбонь себе… на доброе здоровье!
Потом черныш вдруг привскочил над землей, расправил к земле крылья, зачертил ими сердито и на всю округу заболбонил: "бфл-бул-бул-бул-бул", словно из большой бутыли вода полилась, и за ним на многие версты забормотала сквозь сон сырая весенная даль.
Заслушался Петр Кирилыч птицу.
Только когда все село потемнело и завернулось в туман, он осмотрелся вокруг и увидел, что стоит на братнином огороде, где он в прошлом году с Пронькой чучело ставил, чтоб пугало воробьев от гороха. Чучело широко расставило балахонные руки, хочет в темноте поймать Петра Кирилыча, да, видно, сослепа никак не поймает.
Тыркнул его ногой Петр Кирилыч и перескочил через забор.
*****
Заторопился Петр Кирилыч, заспешил, словно боялся куда опоздать. За небольшой луговиной, где полднюет сельское стадо, шли пустоши, за пустошами - Боровая дорога. Почему-то свернул на них Петр Кирилыч, должно быть, опять побоялся кого-нибудь встретить и навести на ненужные пересуды и толки.
Редко бывает и в наши дни человечья нога на этом месте, не смотри что стоит возле села… Спокон века растет на нем чахлая ивушка небольшими кустами, издали они словно в бабьих юбках, раздутых ветром по подолу: болотный бредник!
Шумят эти кусты, словно бредят, никогда-то им нету покою!..
И словно на этот докучливый шум прибегли из леса похиленные набок убогие елочки, с большими горбами на спине и с загнутыми в сторону ветра вершинками, с ручками, расставленными далеко вперед, ощупью, видно, идут по болоту… но не найти им дороги назад к большому матерому лесу, так и будут всю жизнь расти в боковую ветку, с покорным поклоном суровому зимнему ветру, завязивши в топкой земле корявые лапти, только и дожидаясь поры, когда их подрубит под голень тупой топор бобылихи.
Оттого это место и прозывалось: Бобылья пустошь.
Бобыли из Чертухина рубили на ней безо всякой дележки.
Только мало было охотников, рубили, что поближе к дороге, а подальше -такие места: не вытянешь ноги… Кочки так и запихают в разные стороны. Растут они в этом месте с сотворения мира и к нашей поре были по самый пуп человеку.
Не любили мужики этого места!..
*****
В эту-то пустошь и вломился Петр Кирилыч, не захотевши идти по дороге.
Так и шумит со всех сторон на него прошлогодняя осока, словно грозится, выставила она с коч колючие усы, и чудится Петру Кирилычу, что у каждой кочки на осочной плеши сидит, завившись кольчиком, змея-медяница, и вместе с осокой шипит на него, и тянет к нему желтое жало.
Почти на самой середине пустоши Петр Кирилыч остановился и перевел дух.
Ощупал он ногой высокую кочку, нет ли змеи, присел на нее и стал с лица и шеи вытирать пот полою рубахи. Рукой подать, кажется, до матерого леса, а еще идти - конца-края не будет болоту, и кусты дальше грудятся и сбиваются в кучи и словно кого подолами прикрывают - распушились ветками книзу.
"Ну и место… чертово тесто!.."
Только это Петр Кирилыч сказал или подумал, как опять, как и тогда, под окном у Ульяны, крепко кто-то сзади его обхватил, и не успел Петр Кирилыч назад обернуться и ахнуть, как почувствовал у себя на щеке знойную щеку и у губ рот, тухлый, как куриный болтун.
- Князь мой ненаглядный!.. Петр мой Кирилыч!..
У Петра Кирилыча мураши по коже побежали.
"Тетка Ульяна?.. Откуда ее?.."
Со всех сил рванулся Петр Кирилыч в сторону и повалился меж коч. Видит из-за кочки: Ульяна стоит как ни в чем не бывало и чуть заметно улыбается на него…
- Ты долго будешь… шутить, тетка Ульяна? - тихо спросил Петр Кирилыч, приподнявшись с земли.
- Окстись, Петр Кирилыч, мне не до шуток… вот ведь где встретиться довелось! Ну, да я-то и рада.
- Зато мне радости мало.
- Чтой-то, Петр мой Кирилыч?.. С чего же?..
- Эй, Ульяна, не будет добра!..
Петр Кирилыч присел на кочку против Ульяны. Ульяна положила возле себя на кочку беремя и к Петру Кирилычу подвинулась ближе.
- От добра, Петр мой Кирилыч, добра не ищут… Как уж там хочешь, а свое я возьму… потому распалилась!..
- У… погань!..
- Не погань, Петр мой Кирилыч, - кабы лопать самому не пришлось! Лучше меня ведь все равно на всем свете никого не сыщешь!..
- Это тебе, дуре, кажется с тюри!..
- То-то и дело, что тюрю в глаза не вижу… Не гляди, что бобылка, - я такая стряпуха!..
- Была бы курочка, сварит и дурочка!..
- Вот уж не так, так не эдак… Ты вот из житной муки ситный спеки!..
- Спечешь оклякыш, поешь - заплакашь!..
- Да уж знаю: балакирь!.. Оттого и глаза на тебя повесила… Давай, Петр мой Кирилыч, решать дело по-хорошему!..
- Я от хороштва, тетка Ульяна, не прочь… Отстань от мене, и только делов: ты - в гости, а я - домой!..
- Мой, Петр мой Кирилыч, мой!.. Всю жизнь будешь есть один только ситник… Знаешь, ситник кто ест?..
- Нет уж, не знаю, а врать не хочу.
- Ангелы божьи на небе да бары!
- Ну и пускай их жрут на здоровье… Намажь ты себя медом, и то… Ульяна… разве что… спьяна!
- Подожди… подожди!
- У-у… я, у-у-х!.. Проклятущая!..
Петр Кирилыч схватил сушину и замахнулся ею на тетку Ульяну, хотел было ударить с размаху, но Ульяна вскочила на вязанку с сучками, свистнула на весь чертухинский лес, сучки в береме зашевелились, полез из беремя сперва лошадиный хвост, потом задние ноги и круп, потом, словно темь, закурчавилась вороная грива, и вмиг перед Петром Кирилычем взвилась на дыбы большая черная лошадь с большим черным пушистым хвостом до щиколоток, и на хребте у нее, не держась, уже сидел самый заправский гусар, в залихватской шапке с плюмажем, с саблей на боку, каких Петр Кирилыч видел у мирского попа на картинке.
- Прощай, балакирь!.. Помни про ситник и тетку Ульяну!..
*****
Заколыхалась осока перед Петром Кирилычем, и самого его понесло поверх ее колючих усов. Вот уже настороженно выстроился за пустошью лес, темный он и торжественно-строгий, как столоверский поп с дарами в руках; на еловых макушках четко обозначились крестики, и над каждым крестом горит большая звезда.
Петр Кирилыч вытер пот полою рубахи и, перекрестившись, вошел в темный, пахнущий еловыми шишками ельник.
Глава пятая
КОРЧАЖНЫЙ ЗВОН
Вернее всего, ты не знаешь, что мужики в избе называют венцом?..
По всему, это прозвание пошло с того незапамятного срока, когда первый мужик вздумал перебраться из землянки в избу, выбрал себе в лесу попрямее сосну и начал ее строгать и фуганить!
Венцом он назвал каждый ряд бревен в домовой стене, или, по-нашему, в срубе, хоть ли в лапу, хоть ли с углом!..
И так ему хорошо показалось в первой избе после пещеры, что и впрямь иначе нельзя было сказать: мужик стал жить в сосновых венцах, стал хозяин, рачитель и скопидом!
Воля, звездный венец остались по-прежнему дереву, зверю и птице!..
*****
Неспроста Спиридон Емельяныч выговорил у барина условие, чтобы тот поднял ему мельничную избу еще на три венца.
Спиридон был такой человек - ни одного слова у него зазря не проходило: сказал - отрубил!.. Значит, и надо!..
Надо было Спиридону ухоронить от попов свою веру.
Может, потому только и поменял Спиридон Емельяныч барину медведицу (али двух медвежат, бог его знает!) и дал книгу в придачу: дело было совсем не в мельнице, а в этих самых венцах!
