Андрей Кранин - Дочки-матери
Когда Макс и Леля вошли в квартиру, они увидели Евгению Викторовну, стоящую одной ногой в тапке; другая нога была занесена над сапогом. Из такой неловкой позы, Ленина мать начала быстро объяснять свои действия:
- Лелек, ну где вы ходите? Я опаздываю. Звонила тебе по сотовому, что же ты не отвечаешь?
Леля механическим движением полезла в сумку, потом, озарившись догадкой сказала
- Мы в метро ехали, там сигнала нет.
Евгению Викторовну по существу не волновало Лелино объяснение, её волновал её сапог, в котором заело молнию. Дернув за крючок рывком и справившись с механизмом, она, отдувая челку со лба, распрямилась.
- Лелек, тетя Лида из Женевы приехала, привезла обалденный костюм. Я поеду, посмотрю. Приду поздно. Папа, к слову сказать, придет ещё позднее. У него совещание. Это чиновничий новояз - посовещаться означает выпить.
Уже в дверях, застегивая на ходу пальто, она сказала:
- Да, чуть не забыла. Тебя ваша Ника разыскивала, говорила что-то срочное.
- Что срочное? - удивилась Леля.
- Не помню, что-то с Соней случилось. Какие-то у неё проблемы. Впрочем, более уникальной мне представляется ситуация, когда у Сони нет проблем. На столике перед зеркалом Никин сотовый номер. Так, записала на всякий случай.
Как только за матерью закрылась дверь, Леля схватила телефон и начала судорожно набирать номер. Она не заметила, как Макс наблюдал за ней сузившимися в щелку глазами.
Наконец, она услышала Никин голос:
- Лелька, это ты? Все отбой, можешь дальше любоваться кубизмом.
- Да что случилось? - томясь от непонимания выкрикнула Леля.
- Ничего особенного. Соня опять соскочила. Сбежала из клиники, набухалась наркоты и теперь торчит дома. Мы с Лехой в пробке стоим, нам нужно было, чтоб кто-нибудь туда поехал, встретил врача. Но я тебе не дозвонилась, поэтому снарядила туда Шурупчика.
- Юлю? И она что, поехала?
- Конечно, ведь это я попросила, - с ударением произнесла Ника.
Тут связь оборвалась, но Леля не стала перезванивать. Итак все было ясно. Она коротко пересказала Максу все, что узнала от Ники, и начала неторопливо раздеваться. Макс выслушал все до конца и, нахмурившись заметил:
- Столько возни с Соней. Почему Ника носится с ней, как с сокровищами Агры? Ей что воспитывать некого? Читала бы Лехе книжки, глядишь, научился бы Гоголя от Дюма отличать.
- Макс, ты сейчас несправедлив. Мы же дружим, надо помогать друг другу. Она же несчастный человек. Ей лечиться надо.
- Интересная аксиома. Мы дружим, значит мы должны. Давайте все пройдем через катарсис - очищение через страдание, в этом нам окажет посильную помощь наша слабая на голову подруга Соня, - Макс разошелся так, что жестикулируя руками, задел на стене бра.
- Почему ты её так не любишь? - с легким раздражением от его непонимания спросила Леля.
- А за что, Лелечка? За какие заслуги перед обществом. Она же блоха, муха навозная, от таких как она наш социум становится неполноценным, ущербным. Что из неё выйдет, зачем она живет? Бессмысленное существование. Ее завтра не станет, и никто, кроме её наркодилера, о ней не вспомнит.
Леля замерла пораженная жестокостью Макса. Таким она его ещё не видела. Она не замечала, что он был воинствующе настроен против Сони. Он не был с ней особенно приветлив, это действительно так, он никогда не обращался к ней непосредственно, может быть, они никогда не оставались наедине - вполне естественно, но вот такого, почти физического отвращения к Соне, Леля на замечала. Или, может быть, не пыталась заметить.
Нависла неуютная пауза. Каждый считал себя правым, но отстаивать свою правоту считал бесполезным. Первый раз они почувствовали разногласия и из-за отсутствия опыта не знали, как их преодолеть. Бесконфликтная Леля решила первой сделать шаг к примирению, навсегда обозначив стиль их отношений. С этой минуты именно она будет обречена улаживать конфликты, принимая точку зрения Макса в ущерб своему собственному мнению.
11
Ника вытащила Юлю уже из постели. Лапушка недомогала. Московский климат не назовешь оздоравливающим, да тут ещё и ноябрь на носу со студеными дождями, переходящими временами в мокрый слякотный снег. Дни стоят темные, мрачные, небо с утра окрашивается в грязно-серый с землистыми полосами цвет, тучи нависают над городом и давят на людей, выдавливая радость и счастье, а оставляя тоску и апатию. Все проблемы на Руси - от загубленных урожаев до наследственного пьянства - из-за погоды. Как тут не хандрить, когда зима вопреки календарю длится полгода, правда лето хоть и холодное, но малоснежное. Юля, лежа в теплых шерстяных носках с насыпанной под пятки горчицей, уже собиралась вздремнуть, как раздался звонок Ники. Юлин брат-шестиклассник, сидевший под настольной лампой и раскрашивающий карту материков, не шелохнулся, услышав звонок.
- Ты, жир-треск, - крикнула ему Юля из своей комнаты, - не слышишь телефон звОнит?
- Мама сказала, что надо говорить не звОнит, а звонИт, - меланхолично откликнулось дитя века информации.
- Трубку сними, дурак, может это мать с отцом, - не снижая голоса, продолжала Юля, уже вставая с постели. Поскольку брат продолжал сидеть без движений, как восковая фигура мадам Тюссо, Юля, дав ему на ходу подзатыльник, тяжело ступая, пошла к телефону, чтоб ответить на разрывающий тишину звонок.
- Ну? - без приветствия ответила она.
- Баранки гну, - раздался рифмованный ответ.
- Кто это?! - растерявшись произнесла Юля.
- Леха, знаешь такого? - спросил Леха. - Чего делаешь?
- Ничего, - быстро нашлась Юля.
- Юль, тут дело такое. Только тебе можем доверить. Тут Соне малость нехорошо стало. Она дома лежит, болеет, блин. Так надо быстренько к ней на хаус сгонять и подождать, пока участковый терапевт придет, а то у неё там дома только бабка в маразме.
Юля слегка ошарашенная такой просьбой не знала, что и ответить.
- Я, наверное, не могу - у меня горло болит, - неуверенно начала она. Потом она услышала Никин голоса, доносившийся эхом из трубки: "Дай я с ней сама поговорю". Видимо телефон перешел во владение Ники, потому что через мгновение трубка заговорила чеканным голосом:
- Шурупчик, миленький, выручай. Дуй к Соньке, надо врача встретить, а мы с Лехой, как из пробки выберемся, так и приедем.
- Но я не могу! - запаниковала Юля. В ней росло бессмысленное, на всякий случай сопротивление. Она уже поняла, как только услышала ведьминский Никин голос, что сейчас же сбросит носки с горчицей, оденется и поедет, куда скажет Ника.
- Это ещё почему? - не скрывая угрозу, медленно проговорила Ника.
- Я боюсь Соню... - шепотом произнесла Юля.
- Ах, поэтому, - казалось, с облегчением донеслось из трубки. - Так ты не бойся, она не кусается. Она просто лежит себе, и никого не трогает...Все, у меня больше нет времени. Бери тачку и езжай к ней. От тебя до неё десять минут езды. Пиши адрес: улица Каховка, дом....
Юля вышла из дому. Ее бил озноб, может быть, от недомогания, но скорей всего от тошнотворного страха. Она понятия не имела, что надо делать, чтобы помочь наркоману. "Только бы дотянуть, пока Ника приедет", - вертелось у неё в голове. Потом она вспомнила, что должен прийти врач, и страх начал отступать.
Она доехала на такси до Сониного дома. Вошла в сумрачный подъезд, обдавший её привычным ароматом московских парадных - смесь продуктов жизнедеятельности кошек, бомжей и зашедших поцеловаться влюбленных пар. Поднялась в лифте с ободранными пластиковыми панелями на нужный этаж и остановилась перед дверью, которая предположительно имела нужный ей номер - табличка с цифрой отсутствовала. Вдруг от стены напротив отделилась какая-то фигура и сделала шаг на встречу Юле. Сил забытой хулиганами лампочки хватало только на то, чтоб осветить окружность радиусом в прикроватный коврик. Когда отделившаяся фигура попала в этот столп сумрачного света, Юля поняла, что это был врач-нарколог, о котором предупреждала Ника. Юлино сердце умерило свой бешенный ритм, и она уже спокойно обратилась к нему:
- Вы не меня ждете?
- Вас, наверное, если Вы Леля, Юля или Макс. Я понимаю, что Вы не Макс, значит что-то из оставшегося.
- Я - Юля, - представилась Юля.
- А я, по иронии, Макс. Максим Петрович, - поправился врач, - нарколог. Мне Ника сказала дождаться кого-нибудь из вас.
Юля, кивая головой, нажала кнопку звонка. Ответа не было. Она позвонила ещё раз.
- Ника велела быть настойчивыми, там пожилая женщина с больными ногами, бегает уже не так резво. Может пройти время, пока она дойдет до двери, пояснил врач.
- Да, да, - рассеяно проговорила Юля, налегая на кнопку звонка. Прошло минуты три беспрерывной трели, когда из-за двери раздался скрипучий фальцет:
- Кто там?
- Зинаида Ивановна, откройте. Это Юля, подруга Сони, мы вместе с ней в Университете учимся, - пустилась в длинные объяснения Юля. - Я приехала с врачом, меня Ника просила.
За дверью оборвались все звуки. На минуту стало тихо. Нервное томление прервал лязгнувший звук отпираемого замка. Дверь приоткрылась только на щель, равную длине цепочки. Старушечье безобразное лицо показалось в светлой полоске проема. Она цепко окинула Юлю взглядом. Та, в свою очередь, натянула на лицо улыбку, призванную улучшить впечатление. Старуха, видимо, успокоившись увиденным, поскрежетала за дверью ещё немного, и впустила ночных визитеров в квартиру. Врач, не утомляя себя светскими формальностями, без приглашения, не раздеваясь, проследовал в комнату. Юля автоматически отметила про себя, что он хорошо ориентировался в квартире. Посмотрев на Зинаиду Ивановну, она прочла на её лице легкий знак узнаваемости - очевидно врача она тоже когда-то видела.
