Дора Штурман - Городу и миру
Когда Солженицын отрицает "качественное сходство" "между царизмом и советизмом", постулируемое "плюралистами", он говорит о проявлениях гнета, которые принес советизм и которых не было при царизме. Их достаточно много. Но стoит еще раз подчеркнуть главное качественное различие дофевральской и послеоктябрьской (о восьми месяцах между ними - особо) эволюции - их прямо противоположную направленность. И до правления Александра II, но особенно отчетливо при нем и затем - после событий 1905-1907 гг. и до 1914 года (потом события потекли особым образом и могут рассматриваться лишь конкретно, шаг за шагом, как это делается в трагическом "Марте Семнадцатого") жизнь России либерализовалась. Со скрипом, с рецидивами реактивного отката назад в страхе перед нажимом общества (правление Александра III, отдельные акции Николая II, еврейский вопрос, другие национальные проблемы), но в итоге в России развивалась разноаспектная либерализация в классическом общеевропейском значении термина. И ее можно было легально углублять и стабилизировать. Но власть опасалась углублять, а общество не хотело, не давало стабилизировать. С октября 1917 года процесс потек в обратном направлении: период невиданного Россией гнета сменился короткой паллиативной либерализацией НЭПа, затем снова - десятилетия чудовищного террора, после смерти Сталина - флуктуация некоторого облегчения и оживления, за ней последовала эпоха тоталитарной стагнации без ленинско-сталинского - потоками - кровопролития, но с жесточайшими выборочными репрессиями, с общим застоем и разложением. О горбачевской "перестройке" говорить еще рано. До сих пор фундаментальные основания тирании, неизвестные дореволюционной России, остаются нетронутыми. Это, прежде всего, однопартийная диктатура - моноидеократия, огосударствление экономики, полицейское регулирование выбора местожительства, идеологически предопределенная мировая экспансия, физическая и мировоззренческая. На все это Горбачев пока что не посягнул.
Солженицын в "Красном колесе" и говорит о том, как сорвался в тоталитарную бездну российский мир, не сумевший в ходе своей либерализации оптимально сочетать реформирующие и стабилизирующие тенденции. Сорвался не без помощи Запада и уж во всяком случае - под завораживающим натиском западной по своему происхождению утопии. Российское пиршество "свободы" (как видим в "Марте Семнадцатого" - народной неуправляемости и произвола, беззащитности лиц перед правом сильного и правом толпы) с марта по октябрь 1917 года угрожающе перекликается в сознании писателя с издержками, излишествами свободы в западных демократиях современности: он боится их "раскачки" до уровня российского февраля и затем - октября, о чем не устает напоминать. Боится он нового февраля и для современного СССР - чтобы после раскрепощения всех страстей и стадно-разрушительных инстинктов, после резни и разгрома всего и вся не свалиться в яму нового, омоложенного рабства.
Вот что говорит Солженицын о российской демократии 1917 года в "Наших плюралистах":
"И как ни обтрагивают мертвое тело старой России равнодушные пальцы наших исследователей - все вот так, одно омерзение к ней. А потому вперед! к перспективе! к октябрьской революции!
Рвут к Октябрю, объяснить нам скоренько и Октябрь - но я умоляю остановиться: а Февраль?? Разрешите же хронологически: а что с Февралем?
Вот удивительно! Столько отвращения к этой стране, такая решительность в суждениях, в осуждениях порочного народа - а слона-то и не приметили! Самая крупная революция XX века, взорвавшая Россию, а затем и весь мир, и так недалеко ходить по времени, это же не Филофей с "Третьим Римом", и единственная истинная революция в России (ибо 1905 - только неудавшаяся раскачка, а Октябрь - легкий переворот уже сдавшегося режима), - такая революция никем из наших оппонентов не упоминается, не то что уж не исследуется. Да почему же так?
Да откровенно: нечего сказать. Трудно объяснить в благоприятном смысле для либералов, радикалов и интеллигенции. А во-вторых, не менее главное, снижу голос: не знают. Вот так, всё учили, до, и после, и вокруг, и XVI век, а Февраля - не знают. Отчасти потому, что и большевицкие пропагандисты и учащие профессора всегда спешили вперед - к Октябрю и к интернациональному счастью народов, освободившихся из российской тюрьмы. Отчасти - и сами промарщивают эти неприятные 8 месяцев, трудные к оправданию.
А между тем, господа, вот тут-то и был взрыв! Вот тут-то и выхвачен бомбовый черный ров - а вы как легко облетаете его на крылышках.
А я - взялся напомнить. Я годами копил, копил - не цитаты из чьих-то обзоров, а самые первичные факты: в каком городе, на какой улице, в каком доме, в какой день и в котором часу, и несколько сотен важнейших деятелей всех направлений, всех видов общественной жизни, и каждого жизнь осматривается, когда доходит до описания его действий, и повествование без главного героя, ибо не бывает их в истории миллионных передвижений. И начал из тех Узлов публиковать главы, обильные фактами и цитатами из жизни, сгущенный, объективный исторический материал, открытый для суждения всем, дюжина глав, страниц уже до 400, да петита.
И что же? Вот поразительно! Обмолчали! Любую фразу моей публицистики (десятая часть написанного мной) - выворотили, обнюхали, истолковали, испровергли с 10 сторон. А эти главы - как не заметили. Отчего же их перья не клюют вот это? Казалось бы: философу Шрагину с его искренней "тоской по истории" (перепечатывает из книги в книгу, и как верно требует - помнить! вспоминать!) - вот бы и брать историю! разведать, оценить, указать на ошибки, раскритиковать, разнести вдрызг? Нет!.. Во-вторых опять-таки: это не та доступная обзорная либеральная культура, нарастающая сама на себе слоями - вторично, третично, где уже до нас потрудились многие просвещенные умы, а мы только - хвать пример из XV века, хвать из XVIII, - а здесь труда много класть, и здесь потребно собственное вживание в обнаженную историю, стать и ощутить себя в ее трясении беспомощным стебельком. Куда легче порассуждать "вообще". Но и, во-первых, это все - крайне неприятный материал, идущий в противоречие с теориями и желаниями, непривлекательное знание. И - смолчали, обошли, как нет, как не было!
Не все, отдадим справедливость. Один профессор, из самых пламенных плюралистов, окрикнул (это место и другие все заметили): зачем я в думском заседании цитирую крайне правого Маркова 2-го? (А он держал там речь больше полутора часов, ему продляли, как же мне отобрать? я там не председатель. Значит - вычеркнуть, переписать историю по оруэлловскому рецепту?) А главное, окрикнул: "Нет смысла задним числом устраивать суды над Милюковым или, скажем, Парвусом (над Сталиным - нужно, это вопрос иной)." А - почему иной? а как насчет Ленина? - не указал. И еще один историк: "нас не интересует роль Парвуса в русской революции".
Вот так так! Вот это "тоска по истории"! Да ведь и пишут: "что пользы расчесывать язвы, и без того зудящие нестерпимо"?
Ба! Так от демократических плюралистов я слышу то же самое, что слышал от коммунистических верзил с дубинами, когда прорвался "Иван Денисович" (не пускали меня дальше, к "Архипелагу"): не надо вспоминать! зачем ворошить прошлое? - это так больно, это сыпать соль на старые раны!
Так тем опаснее станет для нас Февраль в будущем, если его не вспоминать в прошлом. И тем легче будет забросать Россию в ее новый роковой час - пустословием. Вам - не надо вспоминать? А нам - надо! - ибо мы не хотим повторения в России этого бушующего кабака, за 8 месяцев развалившего страну. Мы предпочитаем ответственность перед ее судьбой, человеческому существованию - не расхлябанную тряску, а устойчивость" (X, стр. 138-140. Курсив и разрядка Солженицына).
Это высказывание порождает серьезнейшие вопросы.
Первый: грозит ли нынешнему СССР при долгожданном для многих крушении (именно крушении, а не медленном снятии и постепенной замене другим способом само регуляции) гнета "этот бушующий кабак"? Осмелюсь согласиться с Солженицыным, что грозит. Горбачевская "оттепель" лишь слегка облегчила гнет, а какие возникли уже антагонизмы? Бесчисленные "неформальные группы" молодежи, в том числе - "люберы" и "афганцы" с агрессивностью, кем-то умело направляемой и поощряемой; раскачка и без того слабых моральных устоев; черносотенные тенденции; движения, тяготеющие к либерализму и углублению гласности; религиозная полифония (от православия до кришнаитов); националистические выступления; нарастающая активизация разнородных претензий к властям; разгоняемые и неразгоняемые демонстрации разного рода и т.д. и т.п... Разом снимите гнетущее присутствие власти - и как бы не полилась кровь. Усильте самозащитную реакцию правящих - и начнется верховный репрессивный погром. Нужна очень сильная, очень мудрая, очень целеустремленная к медленным, но однозначным раскрепостительным преобразованиям власть, чтобы не вернуться снова к мертвящей тоталитарной стагнации и одновременно не породить хаос похлеще февральского, что приведет в итоге к прежнему или еще худшему рабству. Преобразования жизненно необходимы, но и невероятно опасны. Эта власть едва ли окажется достаточно мудрой, сильной и прозорливой для плавного преобразования страны в настоящую демократию. Пока что Горбачев ищет рецептов для снятия своих затруднений у Ленина, что заводит его только глубже в тупик.
