Инна Кинзбурская - Один год в Израиле
Хана ушла чуть свет на свою поденку. Он опять остался один, молодой, неприкаянный, не у дел. Пришел сосед, предложил работенку на своем дворе. Сможешь? Он все сможет, дайте только работу.
Солнце палило, как всегда летом, немилосердно. Абрам косил траву, убирал двор. Соседу в доме тоже было жарко.
-- Зайди, выпьем.
Добро бы воду, нет, похоже, самогон. Выпил, пошел работать.
У соседа опять жажда:
-- Зайди, выпьем.
Вечером спросил:
-- Домой дойдешь?
Как не дойти? Выпрямился, приосанился. Больше ничего не помнит.
Хана пришла поздно, увидела, что Абрам лежит на постели поверх одеяла, испугалась. Присела рядом, все поняла и заплакала. Он проснулся, открыл глаза, тоже все понял, взял ее руку в свою, сказал:
-- Больше такого не будет.
-- И не было? -- спрашиваю.
-- Нет, не было.
Не то, чтобы он совсем трезвенник, он и сейчас, когда садимся за стол в шаббат или в праздник, может выпить стопку-другую. Это нормально.
Жизнь была трудовая, трудная, вся в заботах. Открыли фабрику в городе, повезло -- Абрама приняли на работу. Строили дом. На то, что она зарабатывала, ели, а его деньги уходили на стройку.
Ну, что за чудо -- их дом, как он мне нравится!
...В первые месяцы нашей жизни в Израиле под вечер а иногда в тихий безмашинный шаббат мы любили гулять по нашему городку. Гуляли втроем -- с Алиной. Она водила нас по незнакомым улочкам: мы тут еще не были. Сюда. Сюда. А теперь сюда. У нас сложилась игра: бездомные, мы выбирали себе виллу.
-- Эту?
-- Нет, эта мне что-то не нравится.
-- Может, вон ту?
-- Ну что ты?! Разве не видишь: здесь негде поставить машину.
-- А эта?
-- Надо подумать. Эта вроде ничего.
Потом мы узнали, что эта игра увлекала не только нас, но и других бездомных олимов.
Игра не мешала нам любоваться. Мы отдавали должное строителям -- виллы были красивы. Иногда мы останавливались и замирали. Белые с красным в окружении аккуратно подстриженной зелени, со ступенчатыми балконами, острыми готическими крышами или крышами плоскими, как солярий, одно-, двух- или трехэтажные, иные виллы были поистине творением художника. Одни были богаче, другие скромнее, но что нас поражало -- не было двух одинаковых, похожих.
Выходцы из разных стран, хозяева этих вилл, принесли с собой свое понимание красоты и стиля. Смешанное с израильскими традициями, местными материалами и свободой строить, что хочешь (вспоминаю унылые ряды домов в городах и деревнях страны моего исхода), оно взрастило красоту и своеобразие нашего уходящего в гору городка.
Иногда мы останавливались возле какой-нибудь виллы и начинали другую игру -- гадать, что за хозяин у этого терема. Можем ли мы узнать о хозяине по фасаду дома? Что может рассказать дом и двор о тех, кто здесь живет?
Дом Абрама и Ханы стоит за невысоким, но и не низким зеленым забором -- из кустарника, аккуратно подстриженного, словно подогнанного веточка к веточке, листок к листку. Во двор впускает калитка (иначе и не скажешь -- калитка, как там, на Украине), слева от входа под деревом вкопан стол, скамейки. За домом аккуратный негустой сад, трава. Деревья -- лимоны, мандарины, орехи. Мне ка? жется, здесь должны бы расти вишни, черешни.
Сам дом в один этаж -- словно раскинулся вширь -- белый-белый с цветными наличниками. Дом не очень велик, но весь улыбается, радует глаз. Внутрь ведет крыльцо. Мне все хочется увидеть здесь строганное деревянное крыльцо, но нет, оно из каменной крошки, гладкое и чистое. Как все внутри -- чистоепречистое.
-- Я люблю свой дом, -- говорит Хана. И это чувствуешь сразу. Мне хорошо в их доме. Мне хорошо с ними.
И часто, бывая в их доме, я думаю о том, что неистребима в нас не только принадлежность к нашему гонимому народу, нельзя истребить также дух и культуру тех мест, где мы родились и жили. Как бы ни плавил нас котел аб? сорбции. Что делать? Такая у нас судьба.
...Звонил? -- спрашиваю я у Ханы осторожно, боясь причинить боль, но и надеясь услышать, что да, звонил.
Она тихо, отрицательно качает головой. В глазах тоска.
-- Ничего, -- утешаю я, -- позвонит. У него много работы.
Она согласна, она сама себя спасает этой мыслью, что у него много работы. Это прекрасно, что у него много работы, он и уехал за океан в поисках работы. Здесь инженеру, даже хорошему специалисту по электронике, устроиться не так-то просто, а устроишься -- платят мало. Там, за океаном, тоже не так уж хорошо с работой, за которую прилично платят. Ездил с семьей с места на место, три месяца вообще был не у дел. На что жил? Папа переводил шекели в доллары, доллары с оказией передавал в Америку.
А сейчас все нормально. Много работы. Это хорошо. Но позвонить-то можно. Это же не то, что писать письма.
В прошлый раз она сама не выдержала, позвонила.
-- Ах, мама, -- услышала голос Якова, сына, -- вот хорошо! А я как раз собирался завтра звонить вам.
-- Ну вот, -- пыталась тогда шутить Хана. -- Когда ни позвоню: ах, я собирался звонить завтра. Всегда -- завтра.
Вообще он не такой уж плохой сын, иногда звонит и сам, всегда интересуется здоровьем и делами. Ко дню рождения Абрама прислал подарок. А внук, тот самый подросток с пушком над верхней губою, и вовсе нежен с дедом и бабушкой -- по телефону. Спрашивает у Ханы:
-- Плачешь? -- понимает. И чтоб доставить ей радость, говорит, что хочет к ней, у нее самая вкусная в мире еда.
Внук, и в самом деле, с удовольствием проводит здесь каждое лето -- свежий воздух, забота, бабушкины пироги. Молодые приезжают редко -- всей семьей дорого. А мальчик спокойно позволяет старикам вращаться вокруг его оси. Его ось -- это ось их вселенной. Он понимает, что доставляет им радость уже тем, что он существует да еще приехал. С Абрамом и Ханой он снисходительно нежен, смотрит на них с любовью, но уже чуть-чуть свысока.
-- Ах, дед, ну, что ты понимаешь...
Но разрешает ласково похлопать себя по плечу. Ему и самому это еще приятно.
-- Ездишь к морю? -- как-то спросила я у него. Стояли жаркие, знойные дни.
-- Когда дед свободен.
-- А сам? На велосипеде.
Ответом меня не удостоили, только взглянули.
-- Как можно? -- смеясь объяснил Абрам. -- Только в машине и то не во всякой.
-- Любишь Израиль? -- спрашиваю я у внука.
-- Да, -- отвечает он сразу же, но без эмоций. Любить Израиль -- это само собой разумеется, это его страна, он здесь родился.
-- Ну вот, закончишь школу, приедешь сюда учиться в университете.
На меня опять взглянули -- Боже мой, ну, что за наивность!
-- Кем собираешься стать?
-- Хочу изучать физику.
О! Он уже знает, что хочет. А ведь этот мальчик только на год старше, чем наша Аля.
-- И будет у тебя много денег? И машина не чета дедовой -- мерседес? -- Хотя у Абрама машина хорошая, нормальная машина.
Подросток слегка улыбается:
-- У меня будет и свой самолет.
О! А я предлагаю ему -- на велосипеде.
...Уже третий месяц, как внук уехал, сразу же по приезде домой позвонил, и с тех пор молчат. И жизнь -- сплошное ожидание звонка.
-- Я все время что-то делаю, делаю, я должна все время что-то делать, -говорит Хана. Она всегда в хлопотах, словно на плечах семья, а не их двое, она да Абрам. То сестре что-то сделает, то племянникам, то чужим людям. Он тоже, где может, ищет работу -- и занятие и приработок, пенсия не так уж велика. Он все умеет, может сделать любую работу -- починить водопровод, поставить солнечный бойлер, подстричь траву. Целый день работает -- то по дому, то у людей. У них много друзей, знакомых. Надо помочь -- пожалуйста.
-- На том и держусь, -- говорит Абрам. Узнав о нашей малейшей нужде, Абрам и Хана тут же спешат на выручку. Помогут что-то сделать, подбросят утварь, дадут инструмент кран починить, а то и вовсе отдадут хорошую вещь -- у них, мол, стоит без дела, а нам нужна.
-- Я не дарю, -- улыбаясь, говорит Абрам. -- Даю, пользуйся. Когда разбогатеешь, вернешь.
Он понимает, что я уже никогда не разбогатею, но он подбрасывает мне эту игру, он знает, что так мне легче.
-- И вообще -- мы одна семья, -- добавляет Хана. Мы уже давно считаем, что мой муж и Абрам -- братья, а когда приезжает Ирина, у нее есть дядя и тетя. Это тоже игра, но игра приятная, мне она по сердцу. И мне очень хочется чтонибудь для них сделать, что-нибудь доброе, ласковое. Но что я могу?
Иногда в теплую погоду мы заходим за ними, и мы вместе гуляем.
-- Хорошо, что вы пришли, -- говорит Абрам.
-- Нам было приятно, -- добавляет Хана.
Хоть мы еще мало знаем иврит, но когда мы вместе, стараемся шутить, и они тоже стараются шутить, и мы много смеемся. А смех, говорят, продлевает жизнь.
А сегодня мы заглянули в их домик, и Хана, вся светясь, протянула мне -смотри -- фотографии. Получила от сына письмо, он теперь живет в штате Небраска, а на снимке купленный им в рассрочку дом. На фоне этого небольшого красивого дома их Яков, мужчина высокий, светловолосый, со светлыми усами. А на другом снимке, на лужайке в лучах солнца, стоит центр их вселенной -- гла? застый подросток. Пожалуй, за эти месяцы он повзрослел.
