Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 3)
Самгин вынул из кармана брюк часы, они показывали тридцать две минуты двенадцатого. Приятно было ощущать на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета. На улицу вышел фельдшер Винокуров с железным измятым ведром, со скребком, посыпал лужу крови золою, соскреб ее снова в ведро. Сделал он это так же быстро и просто, как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и страшное на этом куске улицы.
Вздрогнув, Самгин прошел во двор. На крыльце кухни сидел тощий солдатик, с желтым, старческим лицом, с темненькими глазками из одних зрачков; покачивая маленькой головой, он криво усмехался тонкими губами и негромко, насмешливым тенорком говорил Калитину и водопроводчику:
- Что я - лезервного батальону, это разницы не составляет, все одно: в солдата стрелять нельзя...
- А тебе в меня - можно? - глухо спросил угрюмый водопроводчик.
Яков сидел рядом с крыльцом на поленьях дров и, глядя в сторону, к воротам, молча курил.
- Мне тебя - можно, я солдат, присягу принял против внутренних врагов...
Водопроводчик перекинул винтовку в левую руку, ладонью правой толкнул пленника в лоб:
- А если я тоже - солдат?
- Ну - это врешь.
- Вру?
- Оставь, Тимофеев, не тронь, - сказал Калитин, рассматривая пленника.
Но Тимофеев отскочил и начал делать ружейные приемы, свирепо спрашивая после каждого:
- Видал? Видал, сволочь? Видал? И, сделав выпад штыком против солдата, закричал в лицо ему:
- Тенгинского полка, четвертой роты, Захар... Яков быстро встал и оттолкнул его плечом, говоря:
- И адрес дайте ему свой. - Он обратился к солдату: - На таких вот дураках, как ты, все зло держится...
Отрицательно покачивая головою и вздохнув, тот сказал:
- Солдат дураком не бывает. А вы - царю-отечеству изменники, и доля вам...
Водопроводчик замахнулся на него левой рукой, но Яков подбил руку под локоть, отвел удар:
- Однако, товарищ, нужна дисциплина. Солдат поднял из-под козырька фуражки темные глаза на Якова и уже проще, без задора, даже снисходительно сказал:
- Ружейный прием и штацки ловко делают. Вон этот, - он показал рукою за плечо свое, - которого в дом завели, так он - как хочешь!
- Штатский? - спросил Капитан, сдвигая папаху на лоб.
- Ну да.
- Охотник? - спокойно спросил Яков.
- Приказчик, грибами торгует.
- Я спрашиваю: в отряде - охотник?
- Мы все - охотники, - понял солдат и, снова вздохнув, прибавил: - По вызову - кто желает.
Трое одновременно придвинулись ближе к солдату.
"Убьют", - решил Самгин и, в два приема перешагнув через пять ступенек крыльца, вошел в кухню.
Там у стола сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светлосерых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой - за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала на деревянном стуле.
- Вот, барин, ногу испортили мне, - плачевно сказал он Самгину.
- Плачет и плачет! - удивленно, весело воскликнул Николай, строгая ножом длинную палку. - Баба даже не способна столько плакать!
- Я вас прошу, барин, заступитесь! - рыдающим голосом взывал парень. Вы, адвокат...
- Он копчену рыбу носил нам, - вмешался Николай и торопливо начал говорить еще что-то, но Самгин не слушал его.
"Знает меня! Когда все кончится, а он уцелеет..."
Не требуя больше слов, догадка вызвала очень тягостное чувство.
Из комнаты Анфимьевны вышли студент Панфилов с бинтом в руках и горничная Настя с тазом воды; студент встал на колени, развязывая ногу парня, а тот, крепко зажмурив глаза, начал выть.
- У-у-х! Господин адвокат, будьте свидетелем...
Я в суд подам...
- Вот болван! - вскричал студент и засмеялся. - И чего орет? Кость не тронута. Перестань, дубина! Через неделю плясать будешь...
Но парень неутомимо выл, визжал, кухня наполнилась окриками студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин стоял, крепко прислонясь к стене, и смотрел на винтовку; она лежала на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, - с конца штыка падали светлые капли.
- Дайте палку, - сказал студент Николаю, а парню скомандовал: Вставай! Ну, держись за меня, бери палку! Стоишь? Ну, вот! А - орал! орал!
Парень стоял, искривив рот, и бормотал:
- Ах ты, господи...
Открылась дверь со двора, один за другим вошли Яков, солдат, водопроводчик; солдат осмотрел кухню и
сказал:
- Винтовку отдайте мне, - вот она! Яков подошел к парню и, указав на солдата, спросил очень мягко:
- Он командовал отрядом вашим?
- Он, - сказал парень, щупая ногу.
- Один?
- Старшой был, тот - убежал.
- Вы, господа, никак не судьи мне, - серьезно сказал солдат. - Вы со мной ничего не можете исделать, как я сполнял приказ...
- Нуте-с, товарищ, - обратился Яков к водопроводчику.
Самгин ушел в столовую.
"Я должен сказать Якову, что этот идиот знает меня, потому что..."
Но основания для сообщения Якову он не находил.
"Как все это... глупо! - решил он, присаживаясь у окна. - Безнадежно, неисправимо глупо".
Лаврушка внес самовар, с разбегу грохнул его на стол и, растянув рот до ушей, уставился на Самгина, чего-то ожидая. Самгин исподлобья, через очки, наблюдал за ним. Не дождавшись ничего, Лаврушка тихо сказал:
- Обязательно застрелят солдата, ей-богу!
- Одного? - вполне равнодушно спросил Самгин.
- Я бы - обоих! Какого чорта? Их - много, а нас горсточка...
- Да, - неопределенно откликнулся Самгин. Лаврушка побежал к двери, но обернулся и с восторгом сообщил:
- Одна пуля отщепила доску, а доска ка-ак бабахнет Якова-товарища по ноге, он так и завертелся! А я башкой хватил по сундуку, когда Васю убило. Это я со страха. Косарев-то как стонал, когда ранило его, студент...
Он исчез. Самгин, заваривая чай и глядя, как льется из крана струя кипятка, чувствовал, что под кожей его струится холод.
"Мальчик - прав, борьба должна быть беспощадной..."
Из кухни доносился странно внятный голос Якова.
Самгин нерешительно встал, вышел в полутемную комнату пред кухней, достал из кармана пальто револьвер и выглянул в кухню, - там Яков говорил Насте:
- Так что мучается рабочий народ тоже и по своей глупости...
- Не хотите ли чаю? - предложил Самгин.
- Спасибо, некогда.
Тогда Самгин показал ему револьвер.
- А не научите меня, как надо чистить?
Яков взял браунинг, сунул его в карман пальто.
- Тут у нас есть мастер по этой части, он сделает. Самгин хотел притворить дверь, но Яков, подставив ногу, спросил его:
- Сказали мне - раненый знает вашу личность.
- Да, представьте...
Завязывая концы башлыка на груди, Яков сказал вдумчиво:
- Могут быть неприятности для вас...
- Возможно. Если, конечно, восстание будет неудачно, - сказал Самгин и подумал, что, кажется, он придал этим словам смысл и тон вопроса. Яков взглянул на него, усмехнулся и, двигаясь к двери на двор, четко выговорил:
- Не в этот раз, так - в другой... Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну, В красноватом небе летала стая галок. На улице - пусто. Пробежал студент с винтовкой в руке. Кошка вылезла из подворотни. Белая с черным. Самгин сел к столу, налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами - не хотелось.
"Солдат этот, конечно, - глуп, но - верный слуга. Как повар. Анфимьевна. Таня Куликова. И - Любаша тоже. В сущности, общество держится именно такими. Бескорыстно отдают всю жизнь, все силы. Никакая организация невозможна без таких людей. Николай - другого типа... И тот, раненый, торговец копченой рыбой..."
Именно об этом человеке не хотелось думать, потому что думать о нем унизительно. Опухоль заболела, вызывая ощущение, похожее на позыв к тошноте. Клим Самгин, облокотясь на стол, сжал виски руками.
"Как бессмысленна жизнь..."
Вошла Анфимьевна и, не выпуская из руки ручки двери, опустилась на стул.
- Егор пропал, - сказала она придушенно, не своим голосом и, приподняв синеватые веки, уставила на Клима тусклые, стеклянные зрачки в сетке кровавых жилок. - Пропал, - повторила она.
"Страшные глаза!" - отметил Самгин и тихонько спросил: - Как же решили с этими... солдатами?
Анфимьевна тяжело поднялась, подошла к буфету и там, гремя посудой, тоже спросила:
- А как быть? - И, подходя к столу с чашкой в руке, она пробормотала: - Ночью отведут куда подальше да и застрелят.
Самгин выпрямился на стуле, ожидая, что еще скажет она, а старуха, тяжело дыша, посапывая носом, долго наливала чай в чашку, - руки ее дрожали, пальцы не сразу могли схватить кусок сахара.
- Всякому - себя жалко, - сказала она, садясь к столу. - Тем живем.
Самгин устал ждать и решительно, даже строго, спросил:
- И того и другого?