Василий Шукшин - Калина красная
-- Знаю Сосновку.
-- Там живет старушка по кличке Куделиха. Она живет с дочерью, но дочь лежит в больнице.
-- Где это ты узнал-то все?
-- Ну, узнал... я был сегодня в Сосновке. Дело не в этом. Меня один товарищ просил попроведать эту старуху, про детей ее расспросить -- где они, живы ли?
-- А зачем ему -- товарищу-то?
-- Ну... Родня она ему какая-то, тетка, что ли. Но мы сде-лаем так: подъедем, ты зайдешь... Нет, зайдем вместе, но рас-спрашивать будешь ты.
-- Почему?
-- Ты дай объяснить-то, потом уж спрашивай! -- повысил голос Егор. Нет, он, конечно, нервничал.
-- Ну-ну! Ты только на меня не кричи, Егор, ладно? Больше не спрашиваю. Ну?
-- Потому что, если она увидит, что расспрашивает му-жик, то она догадается, что, значит, он сидел с ее сы... это, с племянником. Ну, и сама кинется выспрашивать. А товарищ мне наказал, чтоб я не говорил, что он в тюрьме... Фу-у! До-шел. Язык сломать можно. Поняла хоть?
-- Поняла. А под каким предлогом я ее расспрашивать-то возьмусь?
-- Надо что-то выдумать. Например, ты из сельсовета... Нет, не из сельсовета, а из рай... этого, как его, пенсии-то на-меряют?
-- Райсобес?
-- Райсобес, да. Из райсобеса, мол, проверяют условия жизни престарелых людей. Расспроси, где дети, пишут ли? Поняла?
-- Поняла. Все сделаю, как надо.
-- Не говори "гоп"...
-- Вот увидишь.
Дальше Егор замолчал. Был он непривычно серьезен и сосредоточен. Через силу улыбнулся и сказал:
-- Не обижайся, Люба, я помолчу. Ладно?
Люба тронула ладонью его руку.
-- Молчи, молчи. Делай как знаешь, не спрашиваю.
-- А что закричал... прости, -- еще сказал Егор. -- Я сам не люблю, когда кричат.
Егор добро разогнал самосвал. Дорога шла обочиной ле-са, под колеса попадали оголенные коренья, кочки, самосвал прыгал. Люба, когда ее подкидывало, хваталась за ручку дверцы. Егор смотрел вперед -- рот плотно сжат, глаза чуть прищурены.
Просторная изба. Русская печь, лавки, сосновый пол, мытый, скобленый и снова мытый. Простой стол с крашеной столешницей. В красном углу -Николай-угодник.
Старушка Куделиха долго подслеповато присматривалась к Любе, к Егору... Егор был в темных очках.
-- Чего же, сынок, глаза-то прикрыл? -- спросила она. -- Рази через их видать?
Егор на это неопределенно пожал плечами. Ничего не сказал.
-- Вот мне велели, бабушка, разузнать все, -- сказала Люба.
Куделиха села на лавочку, сложила сухие коричневые руки на переднике.
-- Дак а чего узнавать-то? Мне плотют двадцать руб-лей... -- Она снизу, просто посмотрела на Любу. -- Чего же еще?
-- А дети где ваши? У вас сколько было?
-- Шестеро, милая, шестеро. Одна вот теперь со мной живет, Нюра, а трое в городах... Коля в Новосибирске на па-ровозе работает, Миша тоже там же, он дома строит, а Вера на Дальнем Востоке, замуж там вышла, военный муж-то. Фо-токарточку недавно прислали -- всей семьей, внучатки уж большенькие, двое: мальчик и девочка.
Старуха замолчала, отерла рот краешком передника, по-кивала маленькой птичьей головой, вздохнула. Она тоже умела уходить в мыслях далеко -- и ушла, перестала замечать гостей. Потом очнулась, посмотрела на Любу, сказала -- так, чтоб не молчать, а то неловко молчать, о ней же и заботятся:
-- Вот... Живут. -- И опять замолчала.
Егор сидел на стуле у порога. Он как-то окаменел на этом стуле, ни разу не шевельнулся, пока старуха говорила, смот-рел на нее.
-- А еще двое? -- спросила Люба.
-- А вот их-то... я и не знаю: живые они, сердешные ду-шеньки, или нету их давно.
Старушка опять закивала сухой головой, хотела, видно, скрепиться и не заплакать, но слезы закапали ей на руки, и она поспешно вытерла глаза фартуком.
-- Не знаю. В голод разошлись по миру... Теперь не знаю. Два сына ишо, два братца... Про этих не знаю.
Зависла в избе тяжелая тишина... Люба не могла приду-мать, что еще спрашивать, -- ей было жалко бабушку. Она глянула на Егора... Тот сидел изваянием и все смотрел на Куделиху. И лицо его под очками тоже как-то вполне окамене-ло. Любе и вовсе не по себе стало.
-- Ладно, бабушка... -- Она вдруг забылась, что она из "райсобеса", подошла к старушке, села рядом, умело как-то -- естественно, просто -обняла ее и приголубила. -- По-годи-ка, милая, погоди -- не плачь, не надо: глядишь, еще и найдутся. Надо же и поискать!
Старушка послушно вытерла слезы, еще покивала голо-вой.
-- Может, найдутся... Спасибо тебе. Сама-то не из крес-тьян? Простецкая-то.
-- Из крестьян, откуда же. Поискать надо сынов-то...
Егор встал и вышел из избы.
Медленно прошел по сеням. Остановился около уличной двери, погладил косяк -- гладкий, холодный. И прислонился лбом к этому косяку, и замер. Долго стоял так, сжимая рукой косяк, так что рука побелела. Господи, хоть бы еще уметь плакать в этой жизни -- все немного легче было бы. Но ни слезинки же ни разу не выкатилось из его глаз, только каме-нели скулы и пальцы до отека сжимали что-нибудь, что ока-зывалось под рукой. И ничего больше, что помогло бы в тяж-кую минуту: ни табак, ни водка -- ничто, все противно. От-кровенно болела душа, мучительно ныла, точно жгли ее там медленным огнем. И еще только твердил в уме, как молитву: "Ну, будет уж! Будет!"
Егор заслышал в избе шаги Любы, откачнулся от косяка, спустился с низкого крылечка. Скорым шагом пошел по ог-раде, оглядываясь на избу. Был он опять сосредоточен, за-думчив. Походил вокруг машины, попинал баллоны... Снял очки, стал смотреть на избу.
Вышла Люба.
-- Господи, до чего же жалко ее стало! -- сказала она. -- Прямо сердце заломило.
-- Поехали, -- велел Егор.
Развернулись... Егор последний раз глянул на избу и по-гнал машину.
Молчали. Люба думала о старухе, тоже взгрустнула.
Выехали за деревню.
Егор остановил машину, лег головой на руль и крепко за-жмурил глаза.
-- Чего, Егор? -- испугалась Люба.
-- Погоди... постоим... -- осевшим голосом сказал Егор. -- Тоже, знаешь... сердце заломило. Мать это, Люба. Моя мать.
Люба тихо ахнула:
-- Да что же ты, Егор? Как же ты?..
-- Не время, -- почти зло сказал Егор. -- Дай время... Скоро уж. Скоро.
-- Да какое время, ты что! Развернемся!
-- Рано! -- крикнул Егор. -- Дай хоть волосы отрастут... Хоть на человека похожим стану. -- Егор включил ско-рость. -- Я перевел ей деньги, -- еще сказал он, -- но боюсь, как бы она с ними в сельсовет не поперлась -от кого, спро-сит. Еще не возьмет. Прошу тебя, съезди завтра к ней опять и... скажи что-нибудь. Придумай что-нибудь. Мне пока... Не могу пока -сердце лопнет. Не могу. Понимаешь?
-- Останови-ка, -- велела Люба.
-- Зачем?
-- Останови.
Егор остановил.
Люба обняла его, как обняла давеча старуху, -- ласково, умело, -прижала к груди его голову.
-- Господи!.. Да почему вы такие есть-то? Чего вы такие дорогие-то?.. -- Она заплакала. -- Что мне с вами делать-то?
Егор освободился из ее объятий, крякнул несколько раз, чтобы прошел комок в горле, включил скорость и с веселым остервенением сказал:
-- Ничего, Любаша!.. Все будет в порядке! Голову свою покладу, но вы у меня будете жить хорошо. Я зря не говорю.
Дома их в ограде встретил Петро.
-- Волнуется, видно. За машину-то, -- догадалась Люба.
-- Да ну, что я? Я же сказал...
Люба с Егором вылезли из кабины, и Петро подошел к ним.
-- Там этот пришел... твой, -- сказал он по своей привы-чке как бы нехотя, через усилие.
-- Колька? -- неприятно удивилась Люба. -- Вот гад-то! Что ему надо-то? Замучил, замучил, слюнтяй!..
-- Ну, я пойду познакомлюсь, -- сказал Егор. И глянул на Петра. Петро чуть заметно кивнул головой.
-- Егор!.. -- всполошилась Люба. -- Он же пьяный не-бось -- драться кинется. Не ходи, Егор! -- И Люба сделала было движение за Егором, но Петро придержал ее.
-- Не бойся, -- сказал он. -- Егор...
Егор обернулся.
-- Там еще трое дожидаются -- за плетнем. Знай.
Егор кивнул и пошел в дом.
Люба теперь уже силой хотела вырваться, но брат держал крепко.
-- Да они же изобьют его! -- чуть не плакала Люба. -- Ты что? Ну, Петро!..
-- Кого изобьют? -- спокойно басил Петро. -- Жоржика? Его избить трудно. Пускай поговорят... И больше твой Коля не будет ходить сюда. Пусть поймет раз и навсегда.
-- А-а, -- сказал Коля, растянув в насильственной улыб-ке рот. -- Новый хозяин пришел. -- Он встал с лавки. -- А я -- старый. -- Он пошел на Егора. -- Надо бы потолко-вать... -- Он остановился перед Егором. -- Мм?
Коля был не столько пьян, сколько с перепоя. Высокий парень, довольно приятной наружности, с голубыми умными глазами.
Старики со страхом смотрели на "хозяев" -- старого и но-вого.
Егор решил не тянуть, сразу лапнул Колю за шкирку и поволок из избы...
Вывел с трудом на крыльцо и подтолкнул вниз.
Коля упал. Он не ждал, что они так сразу и начнут.
-- Если ты, падали кусок, будешь еще... Ты был здесь последний раз, -сказал Егор сверху. И стал спускаться.
Коля вскочил с земли... И засуетился.
-- Пойдем отсюда! Иди за мной... Идем, идем. Ну, соба-ка!.. Иди, иди-и!..
Они шли уже из ограды. Егор шел впереди, а Коля сзади. Коля очень суетился, разок даже подтолкнул Егора в спину. Егор оглянулся и укоризненно качнул головой.
