Анатолий Шихов - Вечернее утро
Должно быть, на запах, из бамбука выбежала точно такая же крыса, а, может быть, та же самая. Принюхиваясь, она стала бочком приближаться метр за метром: человек явно заинтересовал ее, но она, кажется, боялась дыма. Время от времени крыса, запугивая, показывала свои ужасные зубы, и Лев Александрович заподозрил, что она может решиться броситься на человека.
- Еще как! - предостерег Внутренний Голос.
Он выхватил из костра подходящую головешку и двинулся на крысу. Та в нерешительности замерла, уставившись на дымящийся кончик. Он стал обходить ее, отрезая от леса и прижимая к заливу: ему показалось, что крыса боится воды. Отскочив к озеру, она прижалась к земле, как это делают кошки, стараясь увильнуть от удара. Он сделал еще шаг - крыса отступила. И тут произошло невероятное: на берег выбросилось блестящее бревно, захлопнуло пасть и в тот же миг никого не стало - ни крысы, ни этого самого бревна. Он, оторопев, рассматривал лужу и чувствовал себя совершенным дураком.
- Кто же это мог быть? Крокодил? Акула? Подводная лодка? Как же мы с тобой не угодили в пасть этому чудовищу?
- Не радуйся: тебе еще предстоит объясниться с любимой тещей.
Он вернулся к костру, чтобы погасить его; воды Лев Александрович начал побаиваться и потому сначала распинал головешки, затем растоптал угли. Приплясывая, он все еще наблюдал за островком. Так и есть - лодка!
- Эге-ге! - крикнул он. Лодка зашевелилась.
- Дядя! Подбрось меня!
Его услыхали: лодка тронулась с места. Он, как мог, причесался пятерней, поправил галстук и стал ждать. Когда лодка ткнулась носом в берег, Лев Александрович увидел, что она скроена из полупрозрачной пленки, может быть, из толстого полиэтилена. В ней стоял парень с космами хиппи.
- Ну вот, мамзель, мы и спасены.
- Лева, как не стыдно? Какой я тебе мамзель?
- Быстро ты перековался, - ехидно сказал Лев Александрович. - А то заладил: "Я тебя люблю, я из твоего ребра!" Я уже начинал всерьез щупать себя: может быть, у меня и в самом деле ребра не хватает.
- Прости, Лева, бес попутал.
- Парень, подбрось! - попросил Лев Александрович.
- А киен абло? - спросил парень вообще-то по-испански, но почему-то с сильным рязанским акцентом.
- По дороге объясню, кто я такой, - пообещал Лев Александрович по-русски.
- А вохин тебе? - совершенно серьезно спросил лодочник.
Лев Александрович хмыкнул: зачем в типичную славянскую конструкцию вводить немецкие слова?
- Мне туда, - Лев Александрович махнул в ту сторону, где по его понятиям должен закругляться залив.
- Нах дебаркадер? - догадавшись, уточнил лодочник по-немецко-французски. Одет он был в средневековый костюм из грубого трикотажа, похожего на рогожу,
- На пристань, - согласился Лев Александрович, влезая на утлое суденышко.
Пленка под ногами прогибалась, словно он ходил по барабану. Он сел на корму, начал было разуваться, чтобы затем свесить ноги, но заметил, что лодочник рассматривает его с явным беспокойством.
- Рыбу ловишь? - весело спросил Лев Александрович, чтобы наладить контакт.
- Ви битте? - спросил парень по-немецки.
- Зи фанген фишен? - Лев Александрович перевел свой вопрос на немецкий, хотя можно было и не спрашивать: чем же заниматься в лодке на озере, если не ловить рыбу?
- Но, - лодочник отрицательно мотнул головой. - Не фишен. Стекло искал.
- Где? - спросил Лев Александрович, слегка опешив: искать в озере стекло?!
- Нах хаузен, - парень показал большим пальцем за ухо в сторону этажерок, торчавших из воды. Значит, это действительно были остовы домов.
Лодочник говорил на самодельном эсперанто, словно это был его родной язык.
Лев Александрович, перестав разуваться, принялся рассматривать торчавшие из воды остовы домов, но лишь затем, чтобы краем глаза присмотреться к лодочнику. Тот начал было грести, но выяснилось, что они сидели слишком близко к корме, отчего нос лодки сильно задрался, и он предложил:
- Сэр, ты бы перезитцал вперед.
Лев Александрович крякнул, давя смех: "зитцен" по-немецки - сидеть. Стало быть, лодочник просил "сэра" пересесть.
- Ладно, - сказал Лев Александрович, так и не сумев сдержать смешка. Давай перезитцаем.
Поднявшись, он взял парня за плечи для устойчивости и вдруг увидел морщинистую шею, но без всяких признаков растительности на розовом личике. Сколько же ему лет?
- Девятнадцать, - сказал Внутренний Голос.
- Не ври: пятьдесят!
- Кстати, о возрасте: не хочешь ли ты вернуться за куклой? Да, Лев Александрович забыл куклу на берегу. Продолжая держать лодочника за плечи, он ввязался в дискуссию с Внутренним Голосом, который полагал, что кукла теперь ни к чему. Но Льву Александровичу не хотелось бросать ее.
- Зачем тебе дизез? - в упор разглядывая Льва Александровича, спросил лодочник.
- Что - "дизез"?
- Вот дизез! - враждебно спросил лодочник и вдруг дернул за бороду. Думаешь, тре бьен?
От неожиданности Лев Александрович отпрянул и упал в воду. Падая, он перевел "тре бьен" с французского - очень хорошо. Он сразу задохнулся брызгами. Вода оказалась пресной, значит, это действительно озеро. От толчка лодка подпрыгнула, парень тоже не удержался, плюхнулся в воду и дико заверещал. Лев Александрович, сообразив, что бедняга не умеет плавать, схватил его за волосы и с изумлением обнаружил в своей руке парик, а лодочник, все еще вереща, старался перевалиться через борт лодки, которая наклонялась так, что едва не зачерпывала воду. Совершенно голая плешь лодочника мокро блестела. Возле лодки было всего по колено; Лев Александрович наблюдал с большим недоумением: чего это он так суетится? Парень, перекинув свое тело о в лодку, схватил весло и вдруг ни с того ни с чего хорошенько огрел Льва Александровича по плечу, стараясь ребром. От боли он упал и, сидя в воде по самое горло, огорченно сказал:
- Парень, ты не прав.
Лодочник, матерясь по-русски, оттолкнулся веслом раз, другой и уже издали погрозил кулаком. Морщась от боли, Лев Александрович побрел к берегу; интуитивно почувствовав опасность, в два прыжка выпрыгнул на сушу и вовремя: вода вспенилась, совсем рядом колыхнулось упругое тело, щелкнула пасть и исчез парик, который только что болтался на воде.
- Так вот почему он заверещал! - догадался Внутренний Голос.
- Да, он боялся быть сожранным.
На берегу Лев Александрович отошел подальше и только сейчас испугался по-настоящему: ведь тоже мог угодить в пасть, но остался жив лишь потому, что хищника не оказалось поблизости.
Поведения лодочника он вообще-то не понял; его эсперанто было ужасным, и это больше всего возмутило полиглота Льва Александровича. Гадать, что тут к чему, давно уже не хотелось: голова шла кругом от несуразностей, которые громоздились друг на друга, словно льдины в ледоход. Он устал. Ему хотелось отлежаться, чтобы не спеша обдумать ситуацию, нащупать хотя бы подобие логики в этих невероятных приключениях, но события никак не давали сосредоточиться.
Он хорошенько выжал штаны, рубашку и пиджак. Б транзистор, конечно, попала вода, придется нести в мастерскую.
Чувствовалось приближение вечера, и Лев Александрович, подобрав злополучную коробку с куклой, направился в светлую бамбуковую рощу, за которой надеялся увидеть пристань. Голые стволы были теплыми, словно телеграфные столбы. Он постучал кулаком - впечатление пустотелости. От ствола на разной высоте отрастали длинные пружинистые листья, они ложились на землю, образуя переплетениями сложный узор. В одном месте ему показалось, что складка ковра пошевелилась. Лев Александрович слегка поддел лист ботинком и обмер: из-под ковра стремительно выскочил красный, мокрый удав. Отпрянув от человека на безопасное расстояние, он замер, ожидая. Лев Александрович, рассматривая его, не верил собственным глазам: это был дождевой червяк, толстый, как пожарная кишка, и черт его знает, что у него на уме. Впрочем головы, кажется, не было - ни глаз, ни ушей. Лев Александрович осторожно попятился. Почувствовав удаляющееся движение, червяк тоже отполз. Неужели эта поганая тварь способна еще и принимать решения? Червяк продолжал уползать, но и человек все равно пятился от этого ужасного места; вдруг споткнулся пяткой, что-то щелкнуло, и он едва не закричал от боли. Его сбило и, наверное, переломило бы ноги, если бы столб, который его защемил, не повернулся. Он пытался выдернуть ноги из щели невозможно: ступни даже не шевелились. Боль была ужасной; он осмотрелся, стараясь понять, что, собственно, произошло. Рядом валялась кость; ногами он попал в расщепленное бревно, лежащее на земле; бамбук расщепили только до половины длины и в щель в качестве распорки вставили кость. Пятясь, Лев Александрович пяткой выбил ее, и щипцы сомкнулись. Бревно было пустотелым; острые стенки этой трубы впились в ноги, словно кусачки. Вокруг не было ничего, похожего на ломик. Он с трудом дотянулся до кости, наверное, она когда-то была чьим-то бедром, сунул в щель бревна, пытаясь разжать, однако не разжал, а лишь сумел пошевелить ступнями, устроив в капкане поудобнее, Боль наполовину утихла. Он огляделся в поисках реальной опасности и содрогнулся, увидев этого самого червяка. На этот раз червяк полз прямо на человека и крался осторожно, будто принюхиваясь. И чем ближе он приближался, тем с большим омерзением Лев Александрович различал его голову и круглую беззубую пасть, в которой что-то шевелилось, словно червяк пытался проглотить кишку. Он не дополз до человека метров двух и замер, приняв воинственную позу.
