Михаил Елизаров - Сифилис
Обзор книги Михаил Елизаров - Сифилис
Елизаров Михаил
Сифилис
Тихого нрава и покладистого характера, секретарша Лариса Васильевна рассчитывала прожить долгую жизнь. Для этого она избегала всего короткого: носила только длинные платья, отпускала волосы и ногти, делала при ходьбе широкие шаги, читала многотомные эпопеи, а встречающиеся в речи маленькие слова увеличивала ласкательными суффиксами.
Однажды Лариса Васильевна поела постного борща и вспотела запахом фасоли. Она приняла душ, и у нее заболело горло. В зеркальце она увидела, что гланды облеплены коричневыми корками, полость рта воспалена, а основания дёсен тронуты язвочками, похожими на творожные крошки.
Лариса Васильевна растолкла в стакане таблетку фурацилина и приготовилась залить её кипятком, но от полоскания отвлёк телефон.
— У тебя «Маяк» ловится?! — спрашивала подруга. — Включай немедленно!
Лариса Васильевна повертела колесико регулятора радиочастот. Из мембраны отошли влажные, обильные хрипы, и бодрый диктор сказал:
— …обязаны помнить! Какая бы ни сложилась ситуация горе, радость, обида — вы не должны брать в рот. Ничто не сможет заставить вас изменить своему решению. Мы проводим наши беседы, чтобы навсегда избавить вас от этой пагубно-губной привычки. От вашей воли зависит благополучие в семье и на службе. Итак, настроение у вас отличное, брать в рот вам противно! Слушайте и исполняйте: сверните газету в трубочку, поднесите ко рту… Вас стошнило! Вы здоровы!
— Ты слышала?! — перезвонила подруга. — Чудовищная пошлость!
— Они готовы залезть к нам в постель, — полусмеясь отвечала Лариса Васильевна…
*Две недели назад начальник Мнухин вызвал её в кабинет.
— Сядьте, Лариса Васильевна, — он оттянул пальцем щеку и прегадко щёлкнул, — нам нужно поговорить… Не секрет, Лариса Васильевна, что моя семейная жизнь не сложилась. Я буду откровенен. Жену я выбирал с учётом внешних данных — чтоб не зарились.
Мнухин, карманный толстяк со сдобной харей, нервно хохотнул, а Лариса Васильевна сжалась в предчувствии нехорошего.
— Во время родов у жены произошёл разрыв промежности, после чего она страдает недержанием… Это выше моих сил, я не могу её бросить, но спать с ней я тоже не могу, поэтому…
Лариса Васильевна тупо рассматривала узоры на линолеуме…
— Я увольняю вас! — У Мнухина содрогались губы. — Вы презираете меня как мужчину…
— Я очень уважаю в вас мужчину и руководителя, — мёртвым ртом сказала Лариса Васильевна.
— Тогда становитесь на колени! — приказал он.
Лицо Ларисы Васильевны оказалось на одном уровне с поясной пряжкой Мнухина. Она расстегнула ему ширинку. В ноздри ударил тяжёлый аромат мнухинского лосьона, а сам Мнухин изнемогающе застонал…
*Утром горло не болело, но значительно увеличились лимфатические узлы, сделавшиеся подвижными и болезненными. Крылья носа слегка отекли и покрылись колониями пузырьков, каждый не больше макового зерна. В ванной ждал ещё один сюрприз — белесоватые, будто бы пенящиеся, выделения из влагалища.
«Все-таки простудилась», — решила Лариса Васильевна и приняла таблетку.
*— Что с лицом? — нагловатым тоном спросила баба из отдела снабжения.
— А что? — смутилась Лариса Васильевна. Она пол-утра гримировала свои кожные дефекты, и, как оказалось, напрасно.
— Вроде герпеса… — Баба брезгливо принюхалась. — Вечно у вас тут вонища! — и выбежала прочь.
Оставшись одна, Лариса Васильевна полезла в сумочку за косметичкой. Действительно, ещё недавно свежие пузырьки возле носа ссохлись в струпики. На лбу же появились небольшие, красноватой окраски, сидящие близко друг к другу, уплощённые узелки. Их расположение напоминало своеобразную диадему. Лариса Васильевна густо напудрилась и вернулась к бумагам.
*Дома она около часа по сантиметру инспектировала своё тело. На ногах проступили сосудистые пятна, на боках, груди и животе возникла сливная сыпь с гнойничками. При сдавливании гнойничок разрешался кровянистым и мутным содержимым. В местах тесного соприкосновения тела с бельём остались крупные, возвышающиеся над уровнем здоровой кожи, бляшки, как после ожога крапивой. Вокруг шеи пигментация сделалась несколько темнее и приобрела сероватый оттенок. На его фоне расположились более светлые островки, создающие впечатление плохо вымытого тела. На ягодицах, изощрившись, Лариса Васильевна увидела неприятные красновато-синюшные припухлости.
«Наверное, пятна и сыпь из-за синтетики», — мужественно успокоила себя Лариса Васильевна. Она сделала марганцевые примочки, кое-где обтёрлась детским кремом, зудящие воспаления смазала йодом.
*Пробуждение ознаменовалось дополнительной резью в глазах. Эрозии правильных округлых очертаний стягивали кожу обоих век. В паху отчётливо прощупывался лимфатический узел размером с каштан.
«Тянуть некуда», — сникла Лариса Васильевна и, отпросившись с работы, поехала в кожно-венерологический диспансер.
*— Дайте ваш паспорт, — морщась, сказала из окошка регистраторша, — и заполните талон. Образец на стенде…
— Вам куда: к дерматологу или к венерологу? — Регистраторша приняла талон и вклеила в карточку.
— Мне справку… для бассейна, — робко схитрила Лариса Васильевна.
— Поднимитесь по центральной лестнице, потом прямо по коридору, кабинет номер девять, врач Прущ Николай Георгиевич.
Лариса Васильевна взяла карточку и отправилась на поиски девятого кабинета.
Она заблудилась. Вместо того чтобы идти по указанному маршруту, она, обогнув центральную лестницу, пыльными ступенями спустилась вниз, в подвальный коридор, облицованный простенькой плиткой, одинаковой на полу и на стенах.
Коридор все петлял и петлял, сложенные шалашиком носилки сменялись стойками для капельниц, в разобранном виде лежали лампы из операционных. Озабоченная своими несчастьями, Лариса Васильевна не задумывалась над тем, что, скорее всего, попала в подсобное помещение. Она цокала по коридору минут десять, но не встретила ни пациентов, ни санитарок. Слегка настораживало отсутствие привычного для больницы запаха хлорки. Лариса Васильевна по-хозяйски определила, что уборку здесь производили давненько. Вдоль стен уже не было больничного инвентаря, только древние эмалированные ведра с красными надписями «Обед» и «Йод» да битый кирпич.
«Возвращаться бессмысленно, — вздохнула Лариса Васильевна. — Если коридор не закончится тупиком, я выйду к лестнице, ведущей наверх…»
Коридор неожиданно оборвался. Она стояла перед дверью. Лариса Васильевна попыталась было её отворить, но та не поддавалась, так как придерживалась двумя загнутыми гвоздями, исполняющими функции задвижек. Лариса Васильевна отогнула гвозди и открыла дверь.
Коридор продолжался дощатым полом и стенами, уже без плитки, но чисто выбеленными. Под потолком на шнуре раскачивалась старотипная лампа, с нитью накаливания толщиной в палец, мерцающая тусклым оранжевым светом.
Послышались голоса, Лариса Васильевна прибавила ходу и через поворот вышла в больничные покои. Она подивилась своей интуиции. Над дверью кабинета, у которого образовалось что-то, напоминающее очередь, красовалась большая цифра «9», а чуть ниже крепилась табличка с надписью «Доктор Борзов».
*— Кто крайний? — Лариса Васильевна вопросительно оглядела присутствующих. Парень с крестьянским лицом, расстелив портянки, студил на сквозняке босые ноги. Старуха питалась из узелка чем-то отвратительным. Молодая женщина в шляпке с вуалью барабанила пальцами по сумочке с самым безучастным видом.
К Ларисе Васильевне приблизилась извивающаяся, как вьюн, цыганка. На руках её спящий ребёнок шумно сопел слипшимися от гноя ноздрями.
— Проживёшь, милая, девяносто три года, будет у тебя пятеро детей, через два года твой муж помрёт, ещё раз выйдешь замуж, родишь шесть детей, второй муж тоже помрёт, выйдешь за третьего, — нараспев пробормотала цыганка.
— Не слушайте глупую бабу, дамочка — отозвался из угла пожилой одноногий солдат и занялся набиванием трубки.
— Значит, никого в девятый? — переспросила сбитая с толку Лариса Васильевна и, с молчаливого согласия очереди, зашла в кабинет.
*За массивным столом с конторками сидел старый доктор Борзов в белом халате и шапочке с выразительным красным крестом, точно кто-то неграмотный расписался на ней кровью. Между седенькими ухоженными усами и айболитовской бородкой таилась улыбочка. Нос Борзова венчало профессорское пенсне.
— Проходите, голубушка, присаживайтесь, — дробным говорком сказал Борзов, а после приглашения забормотал в сторону непонятного волосяного клубка, висящего над столом: — Вошла стройная, интересная брюнетка лет тридцати. Умелая косметика, губы ярко накрашены, одета модно и со вкусом. Тёмные круги под глазами, сероватый цвет лица говорили о неумеренном курении, чрезмерном употреблении алкоголя и половой распущенности…
