Патрик Модиано - Из самых глубин забвения
Выйдя в Римский двор, я обшарил карманы: сколько у меня осталось денег? Десять франков. На такси хватит. Будет куда быстрее, чем на метро: на метро придется пересаживаться на "Опере" и нести чемодан по длинному переходу.
Таксист собрался было засунуть чемодан в багажник, но я предпочел с ним не расставаться. Мы спустились по авеню Оперы и поехали вдоль набережной. В ту ночь Париж был пуст, словно город, который я покидал навечно. На набережной Турнель я испугался, что потерял ключ от номера. Нет, вот он, в кармане моего плаща.
Я прошел перед конторкой и спросил у портье, сидевшего за ней до полуночи, не звонил ли кто-нибудь постояльцам номера три. Он ответил, что нет; но было всего-лишь без десяти десять.
Я поднялся по лестнице. Он так ни о чем меня и не спросил. Может быть, он не различал меня и Ван Бевера. Или не хотел думать, кто ходит по отелю, который должен был неизбежно вот-вот закрыться.
Я оставил дверь номера приоткрытой, чтобы услышать, когда он позовет меня к телефону. Положил чемодан плашмя на пол и улегся на койку Жаклин. Запах эфира неумолимо держался на подушке. Опять она его нюхала? А позже, не будет ли этот запах навечно ассоциироваться для меня с Жаклин?
В десять я начал тревожиться: она не позвонит и я ее больше не увижу. Я часто был готов к тому, что люди, с которыми я познакомился, исчезнут с минуты на минуту и больше никогда не подадут признаков жизни. Мне тоже случалось назначать встречи, на которые я не ходил. Случалось даже воспользоваться тем, что кто-то, с кем я иду по улице, отвлекся, и убежать. Ворота сбоку на площади Сен-Мишель часто оказывали мне бесценную помощь. Я вбегал в них и через проходной двор оказывался на улочке Ирондель. В моей записной книжке был целый список домов с проходными дворами.
Я услышал голос администратора на лестнице: "Номер три, к телефону." Было уже четверть одиннадцатого, и я уже не верил, что она позвонит. Она отделалась от Карто, убежала. Сейчас находится в семнадцатом округе. Спросила, привез ли я чемодан. Я должен засунуть в сумку ее вещи, потом сходить за своими в отель "Лима", а потом ждать ее в кафе Данте. Но мне нужно как можно скорее уйти с набережной Турнель, потому что это первое место, куда кинется Карто. Говорила она очень спокойно, словно все давно заранее приготовила в уме. Я вынул из шкафа старый саквояж и запихнул в него две пары брюк, кожаную куртку, бюстгальтеры, красные холщовые туфли, свитер под горло и несколько туалетных принадлежностей, стоявших на полке над умывальником, в том числе и флакончик с эфиром. Остались только вещи Ван Бевера. Свет я не потушил, чтобы администратор думал, что кто-то остался в номере. Закрыл дверь. В котором часу вернется Ван Бевер? Он прекрасно может найти нас в кафе Данте. Звонила ли она в Форж или в Дьеп? Сказала ли ему то же, что мне?
Я спустился по лестнице, не зажигая света. Боялся, что портье заметит саквояж и чемодан. Он склонился над газетой: наверное, решал кроссворды. Я не смог удержаться и взглянул на него: он даже не поднял голову. На набережной Турнель я испугался, что сейчас у меня за спиной раздастся крик: месье, месье... вернитесь, пожалуйста, немедленно... Казалось, что сейчас передо мной остановится автомобиль Карто. Но оказавшись на улице Бернардинцев, я вновь обрел спокойствие. Быстро поднялся в свой номер и уложил в саквояж Жаклин всю свою нехитрую одежонку и две оставшихся книги.
Потом спустился и потребовал счет. Ночной портье не задал мне ни единого вопроса. На улице, на бульваре Сен-Жермен, я испытал обычное опьянение, которое охватывало меня всякий раз, когда я пускался в бегство.
***
Я сел за столик в глубине кафе и положил чемодан на банкетку. В кафе не было ни души. Только один посетитель облокотился на стойку. За стойкой на стене, над выложенными рядами пачками сигарет, стрелки часов показывали половину одиннадцатого. Электрический биллиард рядом со мной впервые молчал. Теперь я был твердо уверен, что она придет на свидание.
Она вошла, но не сразу стала искать меня взглядом. Сначала купила сигареты у стойки. Потом села на банкетку. Заметила чемодан. Положила локти на столик и протяжно вздохнула.
- Мне удалось от него оторваться, - произнесла она.
Они ужинали в ресторане возле площади Перейр: она, Карто и еще парочка. Хотела убежать в конце ужина, но они могли увидеть с террасы ресторана, как она направляется к стоянке такси или к метро.
Вышли из ресторана, и ей пришлось сесть с ними в автомобиль. Они потащили ее выпить по рюмочке неподалеку в баре одной гостиницы, "Каштаны". В "Каштанах"-то ей и удалось от них оторваться. Она тут же мне позвонила из одного кафе на бульваре Курсель.
Зажгла сигарету и закашлялась. Положила ладонь на мою руку, как часто делала с Ван Бевером на улице Кюжас. Она продолжала кашлять взахлеб.
Я вытащил сигарету у нее изо рта и раздавил ее в пепельнице. Она сказала:
- Мы должны уехать из Парижа... Вдвоем... Вы согласны? Разумеется, я был согласен.
- Куда вам хочется уехать? - спросил я.
- Куда угодно.
Лионский вокзал был совсем рядом. Достаточно дойти по набережной до Ботанического сада и перейти Сену. Оба мы оказались на дне, и настал момент оттолкнуться от ила и подняться на поверхность. Там, в "Каштанах", Карто, наверное, уже беспокоится об отсутствии Жаклин. А Ван Бевер, может быть, еще в Дьепе или в Форж.
- А Жерара ждать не будем? - спросил я.
Она отрицательно мотнула головой, и ее лицо сморщилось. Сейчас расплачется. Я понял, что она хочет, чтобы мы уехали вдвоем, для того, чтобы порвать с определенным периодом своей жизни. Я тоже оставлял за собой серые и неопределенные годы, прожитые мной до тех пор.
Мне хотелось еще раз повторить: может, подождем Жерара. Но я промолчал. Фигура в саржевом пальто навеки застынет в той зиме. В памяти будут мелькать слова: пятерка без цвета. А еще в нее будет возвращаться брюнет в сером костюме, с которым я был едва знаком и не знал, дантист он или нет.
А еще - все более расплывчатые лица моих родителей.
Я вытащил из кармана плаща ключ от квартиры на бульваре Осман, который она мне дала, и положил на стол.
- Что с ним делать?
- Сохраним на память.
Теперь у стойки не было никого. В наступившей вокруг нас тишине слышалось потрескивание неоновых ламп. Их свет резко контрастировал с черными окнами террасы. Слишком яркий свет, словно предвестие будущих весен, будущего лета, будущих лет.
- Лучше всего поехать на юг...
Я испытал удовольствие, произнося слово "юг". В тот вечер, в пустынном кафе, в неоновом свете, жизнь еще была лишена малейшей тяжести, и так легко было пуститься в бегство. Пробило полночь. Хозяин кафе направился к нашему столику, чтобы сказать, что кафе Данте закрывается.
***
В чемодане мы обнаружили две тоненьких пачки банкнот, пару перчаток, книги по зубной хирургии и машинку для скрепок. Жаклин была разочарована тем, что пачки такие тонкие.
Прежде, чем добраться до юга и до Майорки, мы решили проехать через Лондон. Чемодан мы оставили в камере хранения на Северном вокзале.
Нам пришлось ждать поезда в буфете больше часа. Я купил конверт с маркой и послал квитанцию камеры хранения Карто, по адресу бульвар Осман, дом 160. В записке я написал, что обещаю возвратить ему деньги в очень скором будущем.
***
Тогда, той весной, в Лондоне надо было быть совершеннолетним и состоять в браке, чтобы поселиться в гостинице. В конце концов мы оказались в каком-то семейном пансионе в Блумсбери. Хозяйка сделала вид, что приняла нас за брата и сестру. Она предложила нам комнату, служившую курительной или читальней: там стояли три дивана и книжный шкаф. Только на пять дней, и плата вперед.
Потом нам удалось получить два номера в "Кемберленде", массивный фасад которого выходил на Марбл Эрч. К администратору мы обратились по очереди, словно друг с другом не знакомы. Но и оттуда пришлось съехать через три дня, когда они поняли обман.
Мы совсем не знали, где нам ночевать. От Мэрбл Эрч мы пошли прямо вдоль Гайд-Парка и вышли на авеню Сассекс Гарденс, ведшую к Паддингтонскому вокзалу. По левой стороне было полно маленьких гостиниц. Мы выбрали первую попавшуюся. На сей раз у нас даже не попросили документов.
***
Сомнение настигало нас в один и тот же час, ночью, по дороге в гостиницу, в перспективе очутиться в номере, где мы жили словно беглецы, до тех пор, пока позволит хозяин.
Прежде, чем войти в гостиницу, мы ходили взад и вперед по авеню Сассекс Гарденс. Ни один из нас не испытывал ни малейшего желания вернуться в Париж. Отныне нам невозможно было появиться на набережной Турнель или в Латинском квартале: запретная зона. Конечно, Париж большой, и мы прекрасно могли бы сменить квартал, без риска натолкнуться на Жерара Ван Бевера или на Карто. Но лучше было не возвращаться в прошлое.
Сколько прошло времени до тех пор, пока мы не познакомились с Линдой, Петером Рахманом и Микаэлем Савундрой? Недели две, наверное. Две бесконечных недели, на протяжении которых лил дождь. Чтобы убежать от нашего номера с покрытыми пятнами плесени обоями, мы ходили в кино. А потом гуляли, непременно по Оксфорд Стрит. Доходили до Блумсбери, до улицы, где находился семейный пансион, в котором мы провели нашу первую ночь в Лондоне. А потом снова шли по Оксфорд Стрит в обратном направлении.
