Глен Мид - Кровь фюрера
— А улики какие-нибудь были?
Затянувшись сигарой, Штайнер покачал головой.
— Ничего. Ни отпечатков пальцев, ни других улик. Кто бы это ни сделал, он был очень осторожным. Наверное, матерый преступник. Или профессиональный убийца. Мы проверили все обычные версии. Семья, друзья, знакомые. Но нам не удалось выявить ничего подозрительного.
Взглянув на часы, Фолькманн сказал:
— Спасибо за помощь, герр Штайнер. Я уверен, что вы очень занятой человек, так что не буду отнимать у вас драгоценное время.
— Не стоит, Фолькманн. Пришлете мне копию статьи?
— Непременно.
Они гуляли по набережной. Снег уже перестал идти, и с озера дул прохладный свежий ветер. Девушка держала Фолькманна под руку. Они прошлись до одной из лавочек, стоявших у воды, и она сказала:
— Нет никаких очевидных причин, по которым люди Винтера хотели бы убить эту женщину. У нее не было ни связей с террористами, ни криминального прошлого.
— Должна быть какая-то связь между Раушером, Геддой Пол и Массовым, Эрика. Мы просто не можем ее уловить.
— И что теперь?
Фолькманн покачал головой.
— Хотел бы я знать.
Он увидел, что девушка поджала губы, словно собиралась что-то сказать, но передумала. Она вздрогнула, и Фолькманн удивленно взглянул на нее.
— Что случилось?
— Ничего. — Она покачала головой.
— Точно?
В голубых глазах мелькнула улыбка.
— Я просто замерзла. Пойдем к машине, Джо.
Встав, Фолькманн посмотрел на серое озеро Констанс, поверхность которого была покрыта рябью. Вдалеке на волнах качалась маленькая лодочка с синим парусом, пытаясь обогнуть береговой выступ. Весь пейзаж в целом вызывал у Фолькманна приятные ощущения. Ему вдруг показалось, что он попал в затерянный мир, и в этот самый момент он решил поговорить с Вернером Баргелем из Берлинского федерального ведомства. Это ведомство, Ландесамт, было немецким эквивалентом МИ-5, в его задачи входило расследование дел террористических и экстремистских организаций всех видов. Фолькманн знал, что это его единственная надежда получить больше информации о Кессере и Винтере. Если в прошлом эти мужчины совершали какие-то значительные правонарушения, то в архивах Ландесамта это должно быть отражено. Конечно, существовала вероятность того, что Баргель станет рассматривать его запрос как официальный, но Фолькманн уже слишком далеко зашел и пребывал в такой растерянности, что решил пойти на этот шаг. Ведь для него это был единственно возможный вариант.
Глядя на озеро, Фолькманн думал о том, не раскопал ли чего Санчес. Скорее всего, нет. Он бы в этом случае связался с ним, в этом Фолькманн был уверен. Повернувшись, он подал Эрике руку, а она крепко его обняла, и они так, в обнимку, пошли к машине.
МЕХИКО. 01:02Крюгер стоял у бассейна с переливающейся бирюзовой водой и курил в темноте сигарету, думая о телефонном звонке из Асунсьона. Проведя рукой по волосам, он вздохнул.
Неприятности. Это большие неприятности.
Так близко.
А теперь еще и это.
Придется ждать, пока приедет Либер, чтобы услышать всю историю от начала до конца, но и услышанного хватило, чтобы вызвать у него беспокойство. У всех вызвать беспокойство. Гальдер сказал, что Брандт уехал, но вернется на встречу с Либером. Все остальные пошли спать, и Крюгер остался один.
Погасив сигарету в пепельнице на столике возле бассейна, он прошел через виллу, направляясь в сад.
Пройдя пять комнат и кухню, он вышел на лужайку. Взглянув на часы, он засек время и быстрым шагом двинулся по залитой лунным светом траве.
Благоухание. Пение сверчков. Запах эвкалиптов. Но сейчас Крюгер думал о другом. О непредвиденных обстоятельствах. Когда Либер прилетел в Мехико, он тщательно проверил его на наличие хвостов, прежде чем привезти сюда. Следует всегда соблюдать осторожность.
Крюгер дошел до деревьев на краю лужайки и в лунном свете снова взглянул на часы, поднеся их к лицу.
Ровно две минуты.
Он уже засекал, сколько времени требуется, чтобы пересечь огромную лужайку и дойти до старого гаража за деревьями, но Крюгер хотел еще раз проверить. Он прошел мимо одного из часовых, и тот ему кивнул.
Дойдя до старого здания, он открыл дверь и вошел в гараж. Внутри было темно. Тут пахло смазкой и машинным маслом. Большие деревянные створки двери крепились на болтах.
В темноте он дошел до двери в противоположной стене, пройдя мимо темных очертаний машины, и, потянув за болт, распахнул дверь. Заросшая дорожка за гаражом едва виднелась в лунном свете.
Гальдер рассказал ему о старом гараже и тайном выходе еще в первый день их пребывания на вилле. Вряд ли им понадобится запасной путь, но старик Гальдер понимал необходимость подобных мер предосторожности. Гараж стоял в ста метрах от виллы, спрятанный за эвкалиптовыми деревьями, а самым главным было то, что узкая дорожка, на которую можно было из него попасть, переходила в другую дорожку, ведущую к лабиринту Чапультепек. Мало кто знал о нем. Об узких дорожках, заросших дерном и лианами. Но на машине там можно было проехать. Идеальный запасной путь.
Обычный задний выход на другой стороне сада легко перекрыть, если кто-то захочет это сделать, но эта узкая дорога была почти не заметна снаружи.
Это был идеальный путь бегства, но Крюгер сомневался в том, что он им понадобится. И все же подобные предосторожности входили в перечень его обязанностей. Вместе со Шмидтом он уже десяток раз ездил в укромное место, используя две различные дороги. Теперь они оба были знакомы с планом побега — на случай необходимости.
Он вернулся в гараж, закрыл дверь и, подойдя к противоположной стене, щелкнул выключателем. Помещение залил яркий свет, и Крюгер увидел ничем не примечательный «форд» темного цвета, стоявший в центре гаража.
Полный бензобак топлива и новый аккумулятор. Он приказал Шмидту каждый день проверять машину. Все это было частью его плана действий на случай непредвиденных обстоятельств.
В последний раз осмотрев гараж, Крюгер выключил свет, закрыл дверь и пошел по лужайке к вилле, считая шаги.
Глава 33
Старший инспектор Эдуардо Гонсалес был худым энергичным мужчиной пятидесяти лет. У него было грубое нагловатое лицо, совсем не соответствующее его острому уму.
Несмотря на бандитскую внешность, особым здоровьем Эдуардо Гонсалес не отличался, и не мудрено: последние тридцать лет он выкуривал по три пачки сигарет в день. В результате голос у него окончательно охрип, каждая произнесенная фраза сопровождалась сильным кашлем, а пальцы потемнели от никотина. Однако светло-серая форма с красными эполетами была тщательно отутюжена, а складки отглажены на славу — единственный внешний признак его щепетильности.
Окна его кабинета выходили на Плаца де Сан Фернандо — открывался роскошный вид на Мехико, огромную бурлящую метрополию, за которую и он тоже нес ответственность. В его кабинете все было аккуратно расставлено по своим местам, и впечатление портили только переполненные пепельницы, стратегически размещенные по всей комнате в соответствии с привычками Гонсалеса: одна у окна с панорамным видом, вторая — на металлическом шкафу возле двери. Еще две пепельницы стояли на столе, одна была изготовлена из простого стекла, а вторая — из дерева с великолепной резьбой, в форме половинки кокоса. Такие пепельницы делали индейцы из Чако в Парагвае, ее дно было покрыто тонким слоем кварца. Подарок его друга, капитана Веллареса Санчеса.
Темное дерево имело острый запах, который чувствовался до сих пор, несмотря на то что в течение многих лет в пепельнице гасили сигареты. Это было настоящее произведение искусства. На темном твердом дереве были вырезаны уродливые задумчивые лица мулатов с опущенными веками, а над лицами нависла тщательно вырезанная рука. Рука настолько контрастировала с уродливыми лицами, что на первый взгляд напоминала гедонистскую чашу, а деревянные лица были похожи на сморщенные головы индейцев Амазонки, выставленные в музее. Но вид у пепельницы не был устрашающим. Скорее она напоминала о том, что добро должно быть над злом и сильная рука способна сдерживать порок. Красоте и порядку подчиняются зло и уродство.
По крайней мере, так считали индейцы.
Об этом ему рассказал Санчес, когда дарил пепельницу в Каракасе много лет назад. Но улыбка на его лице тогда говорила о том, что эта история вполне могла быть выдумкой.
Гонсалес, обладающий чувством юмора, принял это объяснение, несмотря на то что его жизненный опыт свидетельствовал: такое положение вещей не всегда соответствует реальности. В этом безумном, почти лишенном кислорода городе с двадцатью миллионами жителей царили анархия и хаос. Как бы то ни было, подарок Веллареса Санчеса занял почетное место на его столе, и когда кто-нибудь обращал на него внимание, Гонсалес с улыбкой пересказывал эту историю.