Глен Мид - Кровь фюрера
— Давно не виделись, Джо. Как поживаешь, дружище?
— Хорошо, а ты?
— Мне полгода до пенсии. Я уже жду не дождусь. Чем могу помочь, Джо?
— Сообщение мое получил?
— Да, сегодня утром.
— Хочу попросить тебя кое о чем, Якоб.
Фолькманн изложил ему суть вопроса, сказал, что интересуется Гербертом Раушером, и Фишер спросил:
— Это официальный запрос, Джо?
Фолькманн ответил, что это лишь его просьба и что пока он не хочет афишировать свое расследование.
— Скажи мне, чего именно ты хочешь? — спросил Фишер.
— Я хочу узнать, что есть у ваших по убийству Раушера. И вообще, какая на него имеется информация?
— Ты же сказал, что Раушер жил в Восточном Берлине. Это не в нашей компетенции, Джо. Конечно, сейчас наши работают и в восточной части города, криминальная полиция занимается всем городом. Но ребята из отдела убийств могут что-то заподозрить, если я попрошу их проверить досье. Ты не знаешь, этот Раушер никакой преступной деятельностью не занимался?
— Не знаю, Якоб.
— Ладно. Я все равно попытаюсь посмотреть, что в его досье. Большая часть информации у нас сейчас на компьютере, и я могу получить к ней доступ.
— Было бы просто здорово, Якоб.
— Тогда ты мне расскажи все, что знаешь об этом, чтобы мне легче было искать.
Фолькманн рассказал Фишеру все, что знал о Раушере из газетных вырезок, и детектив спросил:
— Где ты остановился?
— В гостинице «Швайцерхоф» на Будапештерштрассе.
— Ладно, я тебе через час позвоню.
— Спасибо, Якоб.
Якоб Фишер позвонил через два часа.
— Видишь ли, у меня все же ограниченный доступ к компьютерной базе данных, Джо. Информации я накопал немного, так что решил позвонить тому, кто расследовал это дело, но он в отпуске. Я поговорил с одним из детективов из того же отдела, и он рассказал мне все, что мог. Этого, конечно, не достаточно, но вдруг тебе пригодится.
— Расскажешь мне это по телефону?
— Нет, я думаю, нам лучше встретиться, Джо.
— Скажи только где.
— Давай в твоей гостинице. Попьем пива, и я введу тебя в курс дела.
— Когда?
— Через час в баре. Мне тут еще кое-что нужно проверить.
— Хорошо, давай через час.
— Ну, до встречи.
Бар в «Швайцерхофе» был пуст, если не считать двоих мужчин в деловых костюмах, разговаривающих у барной стойки. Спустившись в бар через час, Фолькманн сел у двери, а вскоре пришел Якоб Фишер. Детектив сильно постарел с тех пор, как они не виделись, и, как показалось Фолькманну, немного прихрамывал, но вид у него был по-прежнему боевой. В голубых глазах затаилась усталость, а в пышной копне волос, которой он всегда гордился, проглядывала седина. Пожав руку Фолькманну, он сел в большое кресло напротив.
Фолькманн спросил детектива, успел ли тот пообедать, но Фишер заказал только сэндвич и бокал пшеничного пива. Минут пять они поговорили о старых добрых временах. Доев сэндвич, Фишер вытер рот салфеткой и сказал:
— А в чем суть расследуемого тобой дела, Джо, ты не мог бы мне рассказать?
Фолькманн рассказал ему все, что знал, и Фишер удивился:
— Да уж, это похоже на серьезное дельце! А почему этим занимаются ваши, а не наши?
Фолькманн объяснил ему ситуацию, и Фишер кивнул.
— Ладно, тогда слушай, что я выяснил.
— Рассказывай.
— Сначала кое-что о Раушере, это весьма любопытно. Герберт Раушер родился в Лейпциге. Умер насильственной смертью в возрасте сорока девяти лет. В Берлин переехал двадцать восемь лет назад. Холост, женат никогда не был. До падения Стены работал в крошечном издательстве менеджером. Потом потерял работу. Зарегистрировался как безработный, а через три месяца открыл свое дело. У Штази было на него досье, но что в нем — я не знаю. Многие документы исчезли или были уничтожены после падения Стены. Исчезло и дело Раушера. После убийства нашим удалось выяснить Кое-что у бывших сотрудников Штази. Очевидно, Раушер не был добропорядочным гражданином ГДР, каким казался.
— В смысле?
— Он печатал левые материалы. Порнографию. Глянцевый журнальчик с девчонками, достаточно заводной. Этим же бизнесом он занялся, когда потерял работу. После объединения страны и отмены цензуры его бизнес стал быстро набирать обороты. Кроме того, после падения Стены Раушер приторговывал наркотиками, но не по-крупному. Он купил себе подержанный «мерседес» и переехал в квартиру получше, но все равно в Восточном Берлине. А через полгода его убили. Это произошло вечером, около одиннадцати. Два выстрела в голову. Детектив, с которым я говорил, сказал, что на черепе были ожоги и следы пороха, так что стреляли с близкого расстояния.
— А что эксперты говорят о пулях и оружии?
— Они считают, что использовалась «беретта» с глушителем. Но у меня нет информации по пуле, кроме калибра: 9 мм.
— Где его убили?
— В его квартире. Это неподалеку от музея Пергамон. Его девушка пришла домой и обнаружила труп. Девушку тоже проверили, но ее невиновность была доказана.
— А вы не знаете, где сейчас девушка?
— Я пытаюсь это выяснить, Джо, так как решил, что ты захочешь с ней поговорить. Но пока мне не повезло. Ее зовут Моника Ворх. Это все, что я знаю. — Фишер улыбнулся. — Да еще то, что она позировала для журнальчика Раушера.
— А твои люди ничего нового не накопали насчет смерти Раушера?
Детектив покачал головой.
— Ничего, Джо. Они проверяли обычные версии. Людей из того же бизнеса. Но, по словам детектива, с которым я говорил, ничего не обнаружили. Но Раушер наверняка знал убийцу, так как следов взлома в квартире не было, убили Раушера в гостиной. Один из охранников, дежуривший в тот день, сказал, что ничего не видел. То же говорят и соседи. Детектив подозревает, что Раушер кому-то перешел дорогу. Попытался слишком быстро расширить свой бизнес и кого-то потеснил. После падения Стены уровень преступности в Восточной Германии повысился. Все пытаются заниматься бизнесом, хотят добиться успеха и подзаработать деньжат. Так что, может быть, Раушер кого-то обидел, влез на чужую территорию. Это единственная разумная версия. А вообще-то наши люди зашли в тупик.
— Раушер имел отношение к политике?
Нахмурившись, Фишер покачал головой.
— Насколько известно нашим людям, нет. Судя по тому, каким типчиком был этот Раушер, ответ скорее отрицательный. Он больше интересовался денежками, а не политикой. А что, ты думаешь, Раушера убили за политические убеждения?
Фолькманн помедлил.
— Я не знаю, Якоб.
Он посмотрел в окно. По вечерней улице двигались машины, мимо окна прошли несколько человек с поднятыми из-за холода воротниками. Фолькманн повернулся к детективу.
— А что насчет девушки Раушера?
— В смысле?
— Ты можешь ее для меня найти?
Якоб Фишер пожал плечами.
— Конечно, если она все еще в Берлине. Но это может занять некоторое время. Я думаю, она не оставила этот бизнес. В общем, я поспрашиваю.
— Квартира Раушера по-прежнему свободна? — спросил Фолькманн.
— Думаю, да.
— Можно мне на нее взглянуть?
Фишер улыбнулся.
— Я так и знал, что ты захочешь это сделать. Моя машина стоит перед гостиницей. Допивай пиво, и я тебя подвезу. Надеюсь, благодаря моему полицейскому удостоверению мы сможем проникнуть внутрь.
Около девяти они подъехали к многоэтажке, расположенной недалеко от музея Пергамон.
Это было одно из роскошных зданий, построенных СССР тридцать лет назад для своих высокопоставленных чиновников, проживающих в Восточном Берлине. Дом хорошо сохранился, перед входом был разбит аккуратный садик. Дом был девятиэтажным, а квартира Раушера находилась на последнем этаже.
Перед подъездом горел фонарь, освещавший двойную стеклянную входную дверь. Проигнорировав домофон, Фишер, как настоящий полицейский, начал молотить кулаками в дверь. Через пару минут к ним вышел сутулый мужчина средних лет в потертом синем костюме.
Это был ночной консьерж. После того как Фишер помахал у него перед носом своим удостоверением и сказал, что хочет посмотреть квартиру Герберта Раушера, консьерж, испугавшись наглых ноток в голосе Фишера и его значка, поспешно впустил их и пошел за ключами.
Через пять минут он вернулся, и Фишер сказал, что они сами поднимутся на лифте. Консьерж отдал им ключи, Фолькманн и Фишер поехали на скрипучем лифте на верхний этаж.
На входной двери был прикреплен знак отдела убийств берлинской полиции, запрещающий посторонним входить в квартиру. К тому же в дверь вставили дополнительный замок. Фишеру пришлось спуститься на лифте к машине, после чего он почти полчаса вскрывал дополнительный замок, орудуя отмычками, имевшимися у него в большом количестве на металлическом кольце. Когда они вошли внутрь, Фолькманна поразила роскошь квартиры. Из окон открывался панорамный вид: на первом плане — гранитный фасад Пергамона, а вдалеке виднелись подсвеченная верхушка Бранденбургских ворот и узкие мощеные улочки старого восточного квартала, освещенные желтыми фонарями.
