Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…
Неожиданный приход клоуна Марчевского и Бориса Бреева.
Марчевский предлагает мне писать стихи для его спектакля.
Бреев выступает, как посредник, ведь мы давно с ним знакомы, он уже приходил ко мне с похожими просьбами: написать стихи для очередного клоунского номера, который он делал со своими студентами в Цирковом училище. И я ездила к нему в училище, смотрела номер, и, если он мне нравился, если мне это было близко, то писала. Вальке Гнеушеву тоже написала стихи для его выпускного номера – дипломной работы. В их номере участвовало три человека: Белый клоун (Валька). Рыжий клоун (его партнёр, с которым он приходил ко мне, но имени его не помню). Был в их номере и третий – он-то и читал мои стихи. «А кто это?» – спросила я Вальку. «Да ты его не знаешь. Это Фима Шифрин. Но он хорошо прочёл, не волнуйся».
Марчевский сразу стал говорить о деньгах: «Вы знаете, это такие деньги! такие деньги!… Вам очень хорошо заплатят!»
Но для того, чтобы что-то для него написать, я должна посмотреть, что он делает в манеже. Поехали с Антошей в цирк, на спектакль…
* * *
Ой, как нам это всё не понравилось!… Ну, Антону вообще цирк не нравится, потому что там шумно. А мне не понравился сам клоун. Хотя он уже и лауреат каких-то там конкурсов, и заслуженный артист, и так далее. Но у него нет ничего своего – оригинального, самобытного. Он просто копирует Енгибарова. Нет, даже не копирует! Это – пародия на Енгибарова. Плохая пародия. В основном, трюки. Мыслей, идей никаких не было. Не было и эмоционального наполнения. Только – словно приклеенная к лицу – не живая, а какая-то бутафорская улыбка.
Но самое ужасное – то, что он сказал мне после спектакля. Когда я обмолвилась о Енгибарове… о том, что многие трюки, собственно, енгибаровские, а не его. И что же мне ответил этот самоуверенный молодой человек? Да, это его слова: «Если бы Енгибаров был жив, он бы никому уже не был нужен!» Нехорошо сказал.
И – всё. Этот человек перестал для меня существовать.
А он в это время продолжал меня уговаривать:
– Это же большие деньги! – говорил он. – Вы с сыном ни в чём не будете нуждаться!
– Нет, я не смогу с вами работать.
* * *
Но я должна всё же поблагодарить этого человека. Этого странного клоуна. Он так разозлил меня, так завёл меня этим диким утверждением! О том, что Енгибаров был бы уже никому не нужен… Я ходила сама не своя. Я чувствовала, что я должна как-то ответить на это заявление. Я чувствовала, что это не просто жестокие слова самонадеянного человека. Это – вызов!
…Мы были с Антошей на берегу нашей бухты. Он строил очередной замок. А я смотрела на разгорающийся закат… и пересыпала песчинки с ладони на ладонь… восемь… восемь лет… тысячи, миллионы песчинок-минут-часов… И никогда за эти годы я не жила без него – без Моего Клоуна. Он помогал мне взрослеть, перемогать боли и потери. Когда у меня что-то случалось, очередной удар судьбы, я думала: «А зато у меня есть Мой Клоун!» С годами он мне стал ещё ближе, ещё необходимее, чем даже был при жизни. Постоянный внутренний собеседник. Опора и поддержка. Неубывающие радость и удивление, что это в моей жизни БЫЛО! Наша с ним ВСТРЕЧА. Была и продолжает быть, длиться, развиваться…
Господи, всего лишь восемь лет прошло, а уже кто-то произносит эти безумные слова, что Мой Клоун не нужен! Эти несправедливые, злые слова легли на чашу весов… Что же я могу положить на другую чашу весов, чтобы перевесить это утверждение?… И вдруг, в какой-то миг, я почувствовала, что приняла этот вызов! Вызов, брошенный мне человеком с бутафорской улыбкой, похожей на оскал.
В ту минуту я отчётливо поняла, что я должна делать. Книга!… Я должна написать книгу о Енгибарове! Должна положить на другую чашу весов другие слова. Слова правды. Вот я и решилась на то, на что, полагала, не решусь никогда. Я думала: это только моё, со мной и умрёт. Но в ту минуту поняла: нет, это не только моё. Да, я решилась. Но от этой мысли у меня всё захолонуло внутри… Смогу ли? получится ли?… Но я решилась. С Антошиной помощью. Да, именно в тот вечер мой сын сказал мне золотые слова. Почувствовав моё смятённое состояние, он спросил:
– Ты о чём задумалась, мамася?
– Книгу, сынок, решила написать о Енгибарове. Но боюсь, что у меня не получится…
И мой сын, мой маленький большой друг сказал мне:
– У тебя всё получится!
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты – моя мама!
И теперь я знаю, что я обязательно её напишу – свою книгу о Леониде Енгибарове. Вот и настал тот самый момент…
Так что всё в жизни со смыслом и не случайно.
* * *
Мой последний приезд в Новую Деревню. Хотя, когда ехала туда, не думала, что он будет последним…
В то утро исповедовал не отец Александр, а какой-то новый молодой священник. Старенький настоятель отец Григорий умер, и вот, в Новую Деревню прислали нового священнослужителя. Мне было непривычно исповедоваться не отцу Александру, который понимал меня и мои проблемы с полуслова. Но я всё же исповедалась, потому что долго готовилась к этому, и причастилась.
А после службы направилась в прицерковный домик, где отец Александр всегда беседовал с прихожанами после службы. Мне очень-очень нужно было с ним пообщаться!
Но на моём пути неожиданно встала женщина с хищными ноздрями и злым ртом. Она встала прямо на лесенке, ведущей в домик, и перегородила мне путь:
– Вы, Маша, куда это направляетесь? – спросила она ядовито.
– К отцу Александру.
– А вы не подумали о том, что он устал от вас?!
– Я не задержу его надолго. И потом – я очень давно не была…
– Но это же эгоизм! вы думаете только о себе!!
Она стояла, уперев руки в боки, как торговка на рынке. И всем своим видом олицетворяла воплощённую ненависть. Что мне оставалось делать? Драться с ней?…
Я повернулась и пошла с церковного двора. Не сказав ей в ответ ни слова… Слёзы и злость на эту тётку душили меня… Сама, небось, накрасит сейчас свой хищный рот сиреневой помадой (её девиз: «Женщина всегда должна оставаться женщиной!»). И попрётся к нему, и будет целый час трепаться, а он, такой терпеливый, будет её терпеть, мягко урезонивать – но ведь не выгонит же! не может же он выгнать свою прихожанку! Даже такую, мягко говоря, странную. Такую несносную. Такую – всем докучающую.
Я ехала в электричке, вспоминая, как она обвинила меня, когда я вернулась из Одессы, похоронив отца, и как она бросила мне в лицо с сатанинским ликованием: «Маша, а вы не думаете, что ваш отец умер за ваши грехи?!» Да, так и сказала: «Маша, а вы не думаете, что ваш отец умер за ваши грехи?» Ни отец Александр, ни отец Сергий мне такого не сказали. Напротив! Они сказали: «Какая ты молодец, что успела увидеть отца, что была с ним до последнего дня». А эта тётка считала, что имеет право судить, имеет право бросать человеку в лицо такие обвинения! Она считала, что имеет право быть строже духовного отца, строже самого Бога!
Как же она меня искушала!… Искушала каждый раз, когда возникала на моём пути. Как же я ненавидела эту тётку!… Прости, Господи. Ты говоришь, что надо любить врагов своих. Но как мне этому научиться?! Не знаю… Я знаю только одно, что каждый раз эта женщина с хищными ноздрями и со своим, источающим яд, ртом будет возникать на моей дороге, когда я буду направляться к своему духовному отцу… Каждый раз она будет доводить меня до приступа бессильного раздражения и злости. Вот как сегодня… После исповеди и причастия испытать эти опустошающие душу чувства было горестно и больно. Господи, как мне быть? Научи. Подскажи. Её не обойти. Через неё не переступить. Как в страшном сне: женщина с сиреневым ртом гоняется за мной, чтобы побольнее укусить меня и напиться моего страдания…
И в той летней, залитой солнцем электричке я приняла одно из самых горьких решений в жизни: я больше не приеду сюда… Нет, я не считаю себя побеждённой. Я просто вычёркиваю из жизни эту тётку. Я не собираюсь биться об неё, как о каменный утёс, тёмный и склизкий от водорослей и тины. Я буду жить свою жизнь, не растрачивая себя на унизительные стычки, на ярость и обиды. Я буду жить свою жизнь, общаясь с моим любимым батюшкой мысленно, в сердце своём… Ведь общаемся же мы с Богом, не прикасаясь к нему рукой. А только сердцем…
* * *
Как обычно, по вечерам звоню маме.
– Тебе звонила Ядвига, – говорит мама. – Это жена Енгибарова, да? Она теперь живёт в Москве, на Большой Грузинской. К сожалению, у неё, как и у тебя, нет телефона. Она ждёт тебя завтра, в четыре часа. Сможешь приехать? Записывай адрес…
Ядвига! Мы не виделись семь лет. Девочка, которая умеет летать… Воздушная гимнастка. Падучая звезда… В последний раз я её видела, когда она лежала на больничной койке после неудачного падения, вся переломанная… загипсованная… Это был семьдесят третий год. А потом я уехала надолго из Москвы. Потом она уехала, и мы потеряли друг друга.
